Виктор Черепанов родился в 1923 году в простой деревенской семье Никифора Петровича да Агафьи Егоровны "в глухую ночь под Рождество".

У родителей из 12 деток только трое выжили. Виктор со дня рождения не таким, как все, рос: задумчивым, молчаливым, любопытным да мечтательным: "В каки-то дали мысли улетали, да избытком чувств душа воспламенялась..." А грамотой еще до школы овладел, и сразу стихи полились из него.

Никифору с Агафьей не нравилось увлечение сына, не понимали, баловством да дурью считали занятие это. Парня работой деревенской загружали, да и сами на ферме дневали. Чуть подрос - с собой брали, и дома хозяйство всё на нем было, да еще и водился с братиком Федей да сестренкой Анисьей. А в свободную минуту писал:

Лишь стоит нам освободиться

Из пут текучки и забот,

Как сердце к песне застремится,

Душа рванется в небосвод.

Даже соседи удивлялись: "Откуда у парня мышление такое, не по годам рассудительным растет". Даже в разговоре не всегда понимали, где он находится и что, да о чем говорит. А Виктор думал, в голове рой мыслей шумел, слова в стихах наружу просились. Красотой обычной любовался и с восторгом писал.

Какие колки - рощи процветали!

Как полыхал над рощами закат!

Какие в рощах враны рокотали!

Какой был сад для крохотных зайчат!

В школе, когда учительница знакомила с временами года, он свои стихи читал. И класс, одноклассники слушали и не верили, что это Витька сам написал.

ОСЕННИЙ СТИШОК

Встанешь утром - что за диво!

Все курчавится кругом.

Молодой морозец живо

Кроет лужицы ледком.

У туманного востока

Тучи скопищем сошлись:

- Поднимайся, лежебока,

Соня - солнышко, проснись.

И оно встает, зевая,

Сонно, нехотя встает,

И капризно тучек стаи

Опахалом алым бьет.

А вокруг на всю природу -

На ромашки, васильки,

Накидала осень сходу

Сероблеклые мазки.

Виктор очень много читал, буквально "глотал" книги, которые ему в школе давали. Сам размышлял уже и о жизни, о вечности, о своем предназначении. Школу вначале черепановскую, затем солодовскую экстерном окончил. Учителя его любознательности удивлялись и порой не на все вопросы ответить могли, уж больно заумными они были. Но жизнь оказалась не такой романтичной, как ему казалось. Мать болела, и в 14 лет Виктор осиротел, брату шел 9 годик, а сестренке всего 3 годика исполнилось. Отец другую жену привел - красавицу Павлу, Павлину. Надеялся, что она сироткам матушку родную заменит. У нее деток своих не было. На людях Павла приветлива, заботлива, даже мила с ними была, а уж дома словно личину другу одевала: в злую да недобрую мачеху превращалась. Виктора да и Федора с Аниськой невзлюбила сразу. Как только седьмой класс окончил, она его в Воткинск в ремесленное училище отправила, с глаз долой: так вот и пошел он в люди с пустой сумой.

Вспоминая годы учебы в ремесленном, о голодном желудке, нужде, писал:

...Хлебом опильным питался, ей богу.

Потом... А потом... О никто не поймет,

Какие мученья терпел мой живот!...

Детство кончилось, но терзали душу стихи, воспоминания.

...В избе - холодина, в печи - ни полена,

Угнали отца заготавливать лес,

А мама больная - у тетки Елены,

У тетки, в вотяцком селе Балянес.

Один я в дому, без тепла и вниманья,

И страх мое тело когтями когтит.

От мрака и холода рать тараканья

Запряталась в щели и в щелях молчит...

Когда наступали каникулы, он не шел, а словно на крыльях в свою родную деревню Черепаны летел.

...Я в прошлое еду с утра,

Я мчусь в свое детство - ура!

Все также как в старые дни,

Березы и ели, и пни.

Вхожу я в покинутый дом,

Волненье и трепет уняв.

Кот Мур с вертикальным хвостом

Как встарь, не встречает меня.

В столе не лежат калачи

И бабушки нет на печи.

И мамы с отцом не видать:

Уехали в гости, видать...

Но дома никто его не ждал. Мачеха с порога, как ножом по сердцу, от ворот поворот ему давала. В соседях заночует, кто приютит, братика с сестренкой по головке погладит и уходит, куда глаза глядят...

Романтизм, восторженность детских да юношеских лет разбились о реалии жизни. Он уже работает, но повсюду видит оборотную сторону жизни.

С несправедливостью, безнадежностью, нищетой, горем, обманом властей столкнулся Виктор в городе и в своей родной деревне. Он видел, как разоряли его родную деревню, обкладывая продналогами, штрафами за любую провинность, раскулачивали хозяев, что богаче и трудолюбивее остальных; в ссылку ссылали в Сибирь и Алтай за подобранную гнилую картошку и оставшийся колосок с уже убранного колхозного поля.

Евдокия на шее с мешком

На жнивье колоски собирала.

Затупелым корявым ножом

Их из мерзлой земли вырезала.

В своих стихах он обличает, горит гневом, пишет в серых печальных тонах.

Жизнь сурова к нему и уже не так радостна, как когда–то казалось...

Жизнь - не песня в поле у ручья,

Жизнь казенна, кодексна, сурова,

Жизнь горька, как конская шлея.

Подо мною плещется бездна,

Бездна плещется черной волной.

Мир бетонный, холодный, железный

Наступил на планете родной...

Печатался он в районных газетах, где жить приходилось, но не всегда мог на кусок хлеба заработать. Беды да невзгоды, испытания, словно по пятам за Виктором шли. Нельзя было в то время против власти идти да такие стихи крамольные писать про политику и власть.

...Многая лета вождям не глаголил,

Славу партии басом не пел...

За стихи и непримиримую жизненную позицию сослали Виктора, как политически неблагонадежного человека сроком на 10 лет по 58 статье УК РСФСР за контрреволюционную деятельность против государственного строя. В тюрьмах разных: Колыма, Магадан, Тюмень, Коми прошел он через горнило и ужасы каторжного труда. Да и закалку, как поэт получил, общаясь с такими же неблагонадежными "политическими". В одном бараке с Осипом Мандельштамом баланду хлебал. Но и там он продолжил писать, не мог молчать.

В годы железного шатанья

Летели брызги, кровь текла

Всей массой сталинского зданья

Искривлена страна была.

Катушку ниток девушка украла,

На вахте обнаружил контролер.

За двести метров пошматериала

Отвесил ей червонец прокурор.

В 1941 году началась война. В штрафбате служил пулемётчиком, прошел всю войну. Воевал за землю, за Отечество да и за Сталина.

ЭХО

Приказ из глубинного штаба

Меня под снаряды погнал,

Войны смертоносное лихо

Вплотную в лицо увидал.

Но не любил говорить и писать про это время. Дошел до Берлина, а там снова ГУЛАГ. Не один раз Виктор сбегал из лагерей, но его ловили и по этапу в другое место отправляли: тюрем тогда много для политических понастроено было, всем места хватало. Задумывался он о значении поэзии, поэтах.

...Слова - проявленья могучей природы,

Слова, как магический яркий кристалл.

Как тихие воды, как бурные воды,

Как острые пули, что бьют наповал.

Освободившись, не имея своего угла, побродил, поездил по Союзу: Челябинск, Добрянка, Воткинск, Москва, Ленинград, Пермь. Одно за другим и стихи появлялись о перемене мест.

Мне ветры новые нужны,

Другие улицы, пространства,

Другие стены, лица, сны.

И пусть при смене декораций

Израню дух и тело вновь...

Он не вернулся в родную деревню, а в 1973 году ее уже не стало. Сложную, трудную жизнь прожил наш земляк Виктор Никифорович Черепанов, но никогда не унывал, не обозлился, не зачерствел душой.

Не унывайте!

Виктор свято верил в будущее, в чудеса, в светлое и счастливое завтра.

МОЛИТВА

О, небесный отец Всеблагой,

Я твой раб и сочувственник твой,

Я не верил в тебя, но теперь

Я стучусь в твою светлую дверь.

И когда я умру, Всеблагой,

Светлым раем меня удостой.

Но поэзия, стихи его живут...

Виктора Никифоровича Черепанова не стало в 2001 году.

...Поэт рождается поэтом

Тогда, когда его схоронят...