Пропущенных самолётов — нет…
С моей бабушкой Пер-мяковой Зинаидой Ми-хайловной мы разошлись во времени. Она умерла в 59 лет, пережив на сутки 37–й год Победы, то есть в 1982 году. А спустя два месяца на свет появилась я.
Мой отец (сын бабушки) Пермяков Дмитрий Иванович рассказывал, как она ждала меня, шила ночами пеленки-распашонки, мечтала любить свою светловолосую внученьку… Поэтому все, что я знаю о своей бабушке, знаю, от своих родных. Документы и фотографии же её, по общему сговору, хранятся у моей тети Е.И. Данилюк. И, от которой я, на сегодняшний день, знаю о бабушке так много. А когда подрастут мои дети, я обязательно расскажу им – какая была их прабабушка. И чем она была славна в свое время.
Моя бабушка Зинаида родилась 19-тым и единственным выжившим, ребенком, в семье бедняков из деревни Притужалы — Михаила Степановича и Дарьи Савельевны Пермяковых. Неграмотные родители очень хотели, чтобы дочь выучилась "на учительшу". Но еще больше этого хотела она сама. В 1939 году Зина поступила в Очёрское педагогическое училище. А весной 1942 года вместе с однокурсницами добровольцем ушла на фронт. До заветного учительского диплома оставалось несколько месяцев. Провожая своих студенток, директор сказал: "Аттестаты (дипломы) получите после войны. Возвращайтесь живыми". Бабушка рассказывала, что ни с одной из своих однополчанок после войны она больше так и не увиделась. Большинство дипломов осталось невостребованными…
У тети сохранилась бабушкина КРАСНОАРМЕЙСКАЯ КНИЖКА, в которой отмечен весь фронтовой путь санинструктора, наблюдателя 12 полка 4 роты ВНОС, ефрейтора Зинаиды Пермяковой. Сама же бабушка о своем пребывании на фронте говорила, что охраняла безопасность неба Москвы. Но подробностей рассказывала мало и неохотно. Если только отдельными эпизодами. Как стояла одна в чистом поле с винтовкой в руках и одним патроном в кармане. На шее – бинокль. И всё! Как фашистские летчики охотились за одиночными живыми целями. Как бомбардировщики, буквально перепахивали снарядами ложные аэродромы, на которых её землячки веревками таскали фанерные самолеты. Ни одна из девушек с тех разбомбленных аэродромов не вернулась в землянку живой. О том, как жилось в сырой, холодной землянке, вырытой в болотистых местах под Москвой, где постиранное нижнее белье не сохло несколько дней. Девушки одевали его воглым. О своем позывном "Тайга". Как ухнуло сердце, когда командир подал ей в руки бумажный треугольник письма со словами: "Мужайтесь, красноармеец Пермякова, умерла ваша мама…"
Её же задача, как вносовца, была определить еще на дальних подступах – какие летят самолеты врага (или не врага?), пустые или с боеприпасом, определить по рокоту мотора марку, направление полета, высоту летящего транспорта и оперативно передать по связи на командный пункт. Дальше самолеты противника принимали зенитчики. "Красноармеец Пермякова Зинаида опознала 77 вражеских самолетов. Не опознанных и пропущенных нет" - так писал командир роты о ней, готовя к награждению медалями "За оборону Москвы" и "За победу над Германией".
Уже после войны вышла книга "Огневой щит Москвы" (автор бывший командир Московского фронта противовоздушной обороны генерал-полковник артиллерии Д.А. Журавлёв), где рассказывается о том, как мужественно защищали небо Москвы девушки зенитчицы, прожектористы, вносовцы, аэростатчики, летчики, санинструкторы. За годы войны немецкая авиация только тяжёлыми бомбами 134(!) раза пыталась нанести удары по столице нашей Родины. Но безрезультатно. Лишь отдельным самолетам противника удавалось проникнуть в воздушное пространство Москвы. Большой упор автор делает как раз на действия 1 и 12 полков ВНОС. В одном из сохранившихся писем бабушка писала старшей внучке: "Пусть твоя мама возьмет эту книгу в библиотеке и прочитает тебе. Подвигов я не совершала, но на войне каждый день службы – ПОДВИГ. Про меня тут (в книге "Огневой щит Москвы"), конечно лично не рисовали, но доля моего труда и пота есть. Но и не думай, что я там была одна. Тогда, в 42-м году в одном эшелоне, поехало сразу 3000 девушек и женщин".
В июле 45-го, бабушка проходила месячную медицинскую реабилитацию в Подольском госпитале. Ей официально предложили, как учительнице, жить и работать в Подмосковье (Ногинский район). Но накануне она получила письмо от соседей отца, написанное под его диктовку: "Зинка, домой езжай. Помру и не свидимся мы. Состарился твой тятя…" (В 1945 году Михаилу Степановичу было почти 80 лет. Всего он прожил 102 года). Тогда бабушка выбрала своего тятю (отца)…
Зинаида Пермякова демобилизовалась летом 1945 года, привезя с фронта один комплект немудреного казенного обмун-дирования, медицинскую справ-ку, в которой говорилось, что приобретенный за военные годы ревматизм, не связан с пребыванием на службе(?!). И общую фотографию с личной надписью командования дивизии полковника Артамонова и подполковника Черникова:
"В память о службе в Красной армии в Отечественной войне 1942-1945 годов". И заверенную круглой печатью "Войсковая часть… Полевая почта…". Многоточие, это не желание скрыть номер. Это просто течение времени – стираются старые черно- белые фотографии, меркнут на них лица наших бабушек. Поэтому 9 мая я всегда встаю в ряды "Бессмертного полка" с фотографией своей бабушки – фронтовички Пермяковой Зинаиды. И это будет уже МОЯ ПАМЯТЬ.
Вера Нежданоа (Пермякова)
* * *
Эту статью написала моя взрослая племянница (дочь ныне покойного родного брата Дмитрия) накануне очередного празднования Дня Победы. Почему она появилась именно такая? С эмоциями что ли… Да потому, что в нашей семье был, не побоюсь этой фразы, культ ветеранов. Культ солдата пришедшего с войны. Мы, ребятишки (нас у родителей было четверо), не только почитали фронтовиков, мы с замиранием слушали их рассказы о войне, ассоциировали с собой — вот я-то бы уж точно разведчиком стал! Каждый из нас знал сатирические частушки типа "Внимание-внимание, говорит Германия! Сегодня ночью под мостом поймали Гитлера с хвостом. Гитлер не сдается и хвостом дерется-с вилами, лопатами, с гнилыми автоматами" или "С неба звездочка упала прямо Гитлеру на нос, вся Германия узнала, что у Гитлера понос".
Считая себя победителями, мы пели азартно, весело, с каким-то восторгом. Но при этом очень серьезно рассказывали о ветера-нах своим детям. Рассказывали много, подробно, с уважением к их ратному подвигу.
Мама, как-то в вечернем разговоре о Великой Отечественной войне заметила нам: "МЫ сохранили ВАМ страну. Берегите её. Грудью стойте за неё. Жизнь отдайте!
И пусть у ВАС будет такой же мудрый правитель", кивнув на портрет мужчины на полочке, где по всем канонам должны стоять иконы, строго посмотрела на своих домочадцев. (У нас в доме, сколько я себя помню, на этом месте стоял портрет Сталина. Его, как Верховного Главнокомандующего, мама боготворила до конца своей жизни).
А еще я не могу здесь не сказать о человеке, которого ни моя мама, ни я сама никогда не знали, не встречали, не слышали о нем ни по радио, ни, как говорится, в песнях о Зуфаре Хабибрахманове. И все-таки… Их судьбы настолько схожи, как судьбы многих людей того времени. Они ровесники, один год — весна 1942-й год-призыва на войну, оба из противовоздушной обороны. У обоих длительный послевоенный стресс и душевная неустроенность. У обоих — инвалидность. И ещё — его сын Данис вот уже тринадцать лет является моим мужем. То есть, я уже столько времени на равных со своими родными фронтовиками, чествую и его отца. И, независимо от обстоятельств, мы оба всегда стоим в торжественном строю на митинге, посвященном ДНЮ ПОБЕДЫ.
И плакал солдат
Башкирия. Бирский район, хутор Янги-Тау. Большая (семеро детей) семья Хабибрахмановых. Малограмотные родители, с трудом говорившие на русском языке, стремились вывести в люди хотя бы своих ребятишек. Семь классов школы обязательно!
Семилетку закончил и один из сыновей — Зуфар. Дальше, единственный год обучения в Бирском педучилище. Обучение было платным и юноше пришлось покинуть заведение. Отец не смог внести за 16-лет-него студента необходимую сумму… Курсы бухгалтеров и учетчик в местном колхозе. Своего совершеннолетия, июля 1941 года, он ждал с нетерпением. Сводки по радио шли все тревожнее. Половина деревенских парней и мужчин уже отправились на фронт (к тому времени семья переехала в д. Шестыково). Старенькие родители, наоборот, со страхом ждали вызов сына в военкомат. Повестка пришла через несколько месяцев, весной 1942 года.
Смоленск, 1463-й гвардейский особый полк противовоздушной обороны. Зуфар становится разведчиком-дальномерщиком. Вот такую докладную после одного из жестоких боев писал вышестоящему начальству командир батареи:
"Находясь на охране моста в городе Козельске, расчет зенитчиков, в котором был и Хабибрахманов Зуфар Хабибрахманович, подбил сразу четыре вражеских самолёта. А это было очень нелегко. Расчет получил благодарность командира".
1943 год. Санитарно-эвакуационный поезд неделю тащил вагоны с тяжелоранеными бойцами в безопасный Узбекистан. Там, в Ташкентском военном госпитале, 20-летний юноша лишился ноги. Комиссовали подчистую…
Высокий, с выразительными карими глазами, на него заглядывались многие местные девушки. А сватов Зуфар заслал в соседнюю деревню. Родня прознала про, тоже высокую (оказалась даже выше его), красавицу Мухсину. Молодые люди совсем не были знакомы друг с другом. Во время сватовства ей шепнули, мол, жених-то с изъяном, без ноги. Невеста на полминуты замерла. И тут же ответила согласием. Ей 23, по деревенским меркам "перестарок". Да и где они женихи то, все на войне остались… Впрочем, она ни разу не пожалела о том скоропалительном решении. Они родили, вырастили, выучили троих детей. Большую домашнюю работу Мухсина несла на себе. Муж, в силу инвалидности, работал бухгалтером, возил на лошади почту из соседнего села. И почти 20 лет простоял за прилавком местного магазина. По работе почитался — его портрет не один раз был помещен на Доску Почета. Жена много вязала ему шерстяных чулок. Он одевал их на культю в три слоя. И все равно вечером, снимая с ноги протез, тревожно разглядывал кровоточащую багровую культю. А когда глава семейства выпивал горькую, то долго и надрывно плакал. Жалел оставленную в жарком Ташкенте ногу. Свою, как он тогда кричал, "загубленную гадами-фашистами жизнь". Притихшая ребятня разбегались по углам, а жена молча гладила мужа по плечу… Но при этом дети, (по крайней мере со слов моего мужа), никогда не слышали от отца даже слова о минувшей войне, о том, как воевал. Считал, что мужчине мусульманину негоже жаловаться или слишком гордиться своими заслугами. "Я просто солдат", — говорил он.
Сказать, что государство совсем не заботилось о ветеранах, вроде не скажешь. Пенсия, пусть маленькая, но была. Безногим ампутантам давали транспорт. Наш герой сначала ездил на закрытой мотоколяске с ручным управлением. Затем "Запорожец". "Брежнев нас на "Таврию пересадил", шутил он соседям. И уже тише добавлял: "Да не надо мне никаких машин, мне бы обеими ногами по траве пошагать…"
Зуфар Хабибрахманович прожил 82 года. Отдать последнюю дань уважения ветерану пришли почти все жители его деревни Шестыково….
А мы, спустя двадцать лет с его смерти, повесили на окно его портрет. И портрет моей мамы Зинаиды Михайловны Пермяковой. В память о своих родных. В память о верных защитниках своей Родины.
Екатерина ДАНИЛЮК,
фото из личного архива автора