Сегодня у меня, пожалуй, самая трудная тема, над которой пришлось не только крепко поломать голову, но и потерзать душу. Как правило, героями моих очерков становились люди с разными судьбами, жизненными передрягами и нелёгкими испытаниями. Но практически у каждого из них была правильная биография, без тёмных пятен, которые пришлось бы маскировать художественным вымыслом. А этот, нынешний…
Отец-одиночка, воспитывающий двух несовершеннолетних детей, с сомнительным прошлым, с вытекающим из него настоящим, схожим с той рыбой, что бьётся об лёд. Возрастной "самопапа", разгребающий завалы своей неудавшейся жизни. Признающий это…
Осознающий единственное: остаток отпущенных Боженькой лет он положит на воспитание детей…
Это вам не Новосельцев…
Когда речь заходит об отцах-одиночках, сама по себе всплывает фраза из фильма "Служебный роман", которая стала крылатой благодаря главному герою - невзрачному скромняге-очкарику Анатолию Ефремовичу Новосельцеву: "У меня дети. Их двое: мальчик и… тоже мальчик"...
У героя моей публикации, в первый раз испытавшего радость отцовства, когда его жизнь разменяла шестой десяток, тоже двое: дочь подросткового возраста Иринка и шестилетний сынишка Васька. В отличие от "киношного" технаря Новосельцева, у реального пенсионера Седакова никогда не было и нет ни достойного образования, ни рабочего места в солидной конторе. Из сельской школы его исключили за неуспеваемость и плохое поведение ещё в пятом классе, поэтому свою трудовую биографию он укладывает в ёмкое понятие: "Всю жизнь шоферил"…
Укатали сивку крутые горки
"Шоферить" Алексей Седаков пошёл не сразу: был на подхвате у отца - крепкого семьянина, знатного водителя большегрузов, которого в округе все поголовно именовали Григорьичем. Затем вкалывал на стройке плотником-бетонщиком, а пришло время - отслужил в рядах Советской Армии.
Малой родиной Алексей называет Новоенисейку, где родился и крестился. Крутым поворотом судьбы, на котором кувырком покатилась его жизнь, он считает посёлок Шушенское, откуда "в двадцать лет с копейками загремел в места не столь отдалённые" за участие в массовой драке с потерпевшим, получившим инвалидность. Всего таких "хОдок" на казённые нары и харчи у Алексея насчитывается на общую сумму, равную семи годам, проведённым за колючей проволокой.
Прийти в себя помог Саяногорск, куда его занесло в далёком 85-ом: водитель автобуса в строительных организациях, активный участник спортивных соревнований по волейболу, обладатель собственного угла в рабочей общаге…
Семейной жизни у Алексея так и не случилось. Было что-то сродни привязанности к хорошей женщине, которой помог поднять на ноги двух её сыновей. А потом встретил ту, что вывернула его душу и жизнь наизнанку…
Его кровей - седаковских!..
- Чёрт меня дёрнул заступиться за девчонку, к которой привязались после танцев трое парней! - запоздало кается Алексей. - Так и познакомился со своей Зойкой, которая была моложе меня на 33 года. Потом смотался несколько раз на автобусе, на котором работал, до соседней деревни, где она проживала. Как-то раз встречаемся, а от неё предъява: так и так, кажись, мы замутили дитёнка…
Стали жить вместе по съёмным хатам, родилась доча Иринка, - засветились тихим счастьем глаза Алексея. - У меня крышу сорвало: ну, ни чо себе - первое дитя у 53-летнего папаши!.. Плакал от радости, полюбил дочечку как ненормальный. День - на работе, ночь - возле кроватки, потому что мамку пушкой было не поднять к ребёнку. Бывало и такое, когда перед работой засыпал над тазиком с постирушками...
А Зойка, по словам Алексея, "сильно закладывала". Случалось, бросала малышку дома одну или на соседок, "а то и вовсе таскала за собой по пьянкам-гулянкам".
Алексей шибко сомневается, что его Зойка что-то помнила из того, когда Иришка впервые поднялась на ножки, когда у малышки выскочил первый зубик. А папка знает, потому что часто вспоминает, как "он звякнул по чайной ложечке, когда я кормил её кашей"...
- Начинаю с женой разборки, она тут же хватает дочу в охапку и прётся с нею в деревню, - жалуется мой собеседник. - Еду следом, зажимаю нервы в кулак, чтобы не прибить на месте, и клянчу: Зой, возвращайся. Пять лет она меня так промурыжила: бросит-уедет-пропьётся-появится. Всё, что было к ней в душе - всё выжгла. Ненавидел, а держался за неё зубами: жить без дочки не мог…
А ещё через год Зойка осчастливила своего супруга, которому к тому времени стукнуло шестьдесят, рождением сына.
- Васька получился моей точной копией: скуластенький, темноглазый, шебутной, - гордится, что именно так и случилось, счастливый отец. - Наших кровей - седаковских!..
Такой любви нечаянный конец
А далее было почти так же, как в вышеупомянутом фильме. Помните, что говорили о супруге Новосельцева?
- Как она смогла оставить детей? Она же мать!..
- Ха! Мать… Мать у них был Новосельцев…
После рождения второго ребёнка Зойка так и не захотела начать семейную жизнь с чистого листа.
- Чо ей, дуре, надо было? - пожимает плечами озадаченный глава семейства. - Со временем купили комнату в бывшей общаге на детский капитал. Свой угол, детки подрастают. Так нет же, та же канитель: поживёт с нами - пропадёт куда-то. Ладно, Васька - он мужик, а девчонке мамка нужна. Начну заплетать ей косички, а волосёнки в трещинах на пальцах застревают. Хватает меня за руки, крутит головёнкой: папка, больно!.. Посмотришь, соседки своим ребятам пирожки пекут, а моим тоже хочется. Сгребаю их - и в кулинарию за стряпушками. Есть деньги, нет денег - на последнее всего накуплю, чтобы на чужие двери не поглядывали, откуда вкусно пахнет…
Но чуть более года назад случилась у Зойки любовь неземная. Подала на развод и на алименты, забрала Иринку и Ваську и укатила в родную деревню. Дети то и дело приезжали к отцу подлечиться, когда болели, пожаловаться, когда им влетало от мамки и её нового мужа, купить одёжку, когда деревенские сверстники обзывали их нищебродами. Папка-пенсионер и алиментщик влезал в долги и кредиты, покупал им баулами одежду и обувь, подрабатывал везде, куда брали.
А в августе прошлого года приключилась беда: Зойка в пьяном угаре лишила жизни своего сожителя, за что получила восемь лет тюремного заключения.
- Когда встал вопрос, как быть с детьми, я сразу сказал: заберёте в детдом - я себя порешу! - вновь переживает те страшные для него дни, часы, минуты выбитый из колеи отец. - Нет мне без них жизни. Из кожи выпрыгну, а детей доращу. Меня тогда сильно поддержали специалисты ПДН, опеки и попечительства, социальной поддержки населения. Детей оставили при мне, помогли с оформлением детских пособий, устроили на временное проживание в кризисный центр для людей, попавших в сложную жизненную ситуацию. Они спасли мою семью…
Она же ж мать…
А вот и семья: отец, приодевшийся в белую рубашку по случаю беседы с корреспондентом городской газеты. Пытается говорить складно, что выходит коряво, хотя он очень старается. Когда речь заходит о детях, закрывает лицо ладонями, потому что под ними мокнут от слёз бороздки на щеках. Возраст выдают морщины, седина и отпечаток злодейки-судьбы на внешности, подпорченной житейской бытовухой. А в целом - орёл: высокий, подтянутый, кареглазый…
На колени к папке то и дело мостится Васька, в очередной раз сбежавший из моих объятий. Посидит минуту-другую, прижавшись к отцу, и вновь потихоньку жмётся к моему боку, подставляя головёнку под ладонь: погладишь?..
С улицы в комнату забегает Иришка - бойкая, говорливая, нарочито серьёзная.
- Ты почту смотрел? - допрашивает она братишку.
- Раз десять! Пусто… - клянётся Васька. - Наверно, у мамы закончилась бумага или конверты. А давайте заново почитаем давнишнее письмо…
Васька мчится к прикроватной тумбочке, достаёт и расправляет ладошками на моих коленях исписанный мелким почерком тетрадный листок:
- Это лично мне, от мамки… - гордится парнишка. - Видишь, тут написано: любимому сынульке от меня. А внизу нарисована машина с кабиной и кузовом, на которой мама вернётся домой, когда её выпустят. Как думаешь, скоро?..
Кто бы знал, что на это ответить шестилетнему Ваське, заглядывающему мне в глаза: скажи, что завтра… Тебе что, жалко так сказать?..
Сказать не жалко. Жалко видеть, как резко отвернулась к окошку Васькина сестрёнка: заплакала. Жалко смотреть пацанёнку в глаза, поэтому надо бы соврать, что мамку отпустят. Скоро…
- Дети мои, а хотите жареной картошечки, такой, как вы любите? - спасает ситуацию догадливый отец.
- С поджарочкой? - живо интересуется Васька.
- А то… - отзывается папка и разводит руками: что тут поделаешь?
- Мать есть мать для детишков, какой бы она ни была, - тихо шепчет мне отец-одиночка…
И только я закивала головой в знак согласия, как краем глаза ухватила строчку из письма, адресованного матерью любимому сынульке: "Передай папке, чтобы отправил мне посылку, а то у меня кончились сигареты и чёрный чай". Приписка сделана под колёсами машины, на которой мамка собралась возвращаться домой...
Без комментариев…
Жизнь… Он знает, что это такое
Понимаю, что и папка не подарок, потому что профукал большую часть своей жизни почём зря. Конечно, утаивает, что поколачивал свою Зойку, тоже заглядывал в рюмку и трижды побывал там, куда теперь обязан посылать сигареты и чай…
Но ведь, как может, барахтается мужик, цепляясь за любую возможность добыть копейку для Иришки и Васьки. Хвалится, что берёт его саяногорский предприниматель водителем на автобус, а поэтому будет им счастье. Гадает, что попросят у него дети с первой зарплаты. Планирует трудиться, "пока ноги носят", потому что он один, как перст, у своих ребятишек.
И чай с сигаретами глава семьи отправит своей Зойке, потому что дети напомнят ему о приписке, которую давят колёса нарисованной для сына машины. Однако, несмотря ни на что, не оглядываясь в "ранешную" жизнь, зная, о чём мечтает его скуластенький Васька, отец-одиночка не кривит душой: мать есть мать, какой бы она ни была…
(Герои публикации - реальные, имена - вымышленные)