Мы с радостью откликнулись на просьбу и приехали к ней в гости в Гусевский микрорайон, где она проживает.

Родилась Роза Сергеевна в 1934-м году далеко на Урале в г. Березники. Родители уехали туда из Сергача в начале 30-х на химическое производство. Отец, Сергей Васильевич, устроился на завод, а мама, Анна Матвеевна, хозяйничала по дому. (Кстати, до сей поры объединенная химическая компания "Уралхим" – одна из крупнейших на рынке минеральных удобрений в России).

– Жили мы неплохо, в достатке, – вспоминает Роза Сергеевна, – купили тогда родители швейную машину, два велосипеда: мужской и женский… Однако, вышло так, что через несколько лет отцу пришлось уйти с завода по состоянию здоровья, тогда-то и решила семья переехать в Горький.

Папу брали на работу на пристань, осталось только перевезти вещи. Шел 1941-ый год… Багаж в товарном контейнере по железной дороге прибыл с Урала сначала в Сергач. Мы его уже ждали здесь, жили у родных. Помню, как сейчас, 22 июня утром идем с папой по улице к его другу-шоферу, чтобы попросить перевезти нас со всем имуществом в Горький. И вдруг, не дойдя немного до нужного дома, слышим громкие крики, плач, идут рыдающие женщины, одну ведут под руки, я напугалась, папа стал меня успокаивать, и мы прошли за калитку. "Война, Сергей!" – первое, что услышали мы от папиного друга…

Началась жизнь в условиях военного времени. Планы о переезде пришлось оставить, стали обживаться в Сергаче на улице Красной неподалеку от станции. Отца взяли слесарем в машинно-тракторную мастерскую (под мобилизацию он не подходил), дома появлялся редко, ночевал на работе в полях. Я как старшая (брат Толя намного младше) ходила в контору МТМ справляться о нем, когда приедет домой. Эти ежедневные походы были для меня спасительными: здесь работники варили круглую картошку в мундире, одну выделяли мне. И была она такая вкусная, что я могла бы съесть ее сразу, но растягивала и откусывала совсем по чуть-чуть, очищая тончайший слой кожуры, чтобы картошина осталась как можно целее… Иногда один деревенский рабочий угощал меня пирожком, обязательно приговаривая: "Возьми, это тебе моя бабушка прислала…". Вскоре отцу как работнику МТМ стали выписывать картофель и немного муки.

Осенью начался учебный год, и я пошла в 1-ый класс железнодорожной школы. Нашими тетрадями были серые листочки, прошитые и разлинованные родителями. В них мы аккуратно писали буквы: занимались чистописанием. Однажды, помню, пришел учитель, а на тарелке, что он держал в руках, были разложены маленькие кусочки черного хлеба, как говорится "на один укус". Он стал раздавать нам. Стесняясь, мы протягивали руки, и вскоре по всему классу раздалось чмоканье – мы рассасывали эти корочки, чтобы продлить удовольствие… Голодные все были. А на новогодний праздник у елки первоклассники даже получили подарки: бумажные пакетики, в которых прощупывался какой-то твердый предмет. С нетерпением, заглянув, мы увидели пряник…

А как-то раз нам поручили выступить с концертом перед ранеными в госпитале. Я выучила стихотворение Ольги Берггольц, а после меня мальчик должен был спеть песню. Нас привели в большую светлую палату, разволновавшись, мой одноклассник запел, опередив меня… Раненые слушали, и вдруг один из них закричал, заплакал, стал биться на кровати… Нас вывели напуганных, а стихотворение свое я так и не успела тогда прочитать…

Вокзал был для нас местом обмена новостями. По дороге из школы домой мы с другом всегда заходили сюда. Здесь, рядом с перроном, стояло здание, на котором большими буквами было написано "Кипяток". Военные с поездов бежали сюда с котелками и чайниками, а мы стояли и слушали разговоры взрослых. Помню, пришел состав из столицы. "Как Москва?" – коротко спросил кто-то у солдата, вышедшего из вагона. "Москва стоит" – был ответ...

Еще вспоминается такой эпизод: "Воды! – крикнула мне мама, я выскочила с ковшиком в руках. Смотрю, лежит на дороге женщина, почти без сознания, красивая очень, а мама, склонившись над ней, пытается напоить.

– Что ты делаешь, – кричат ей соседские женщины, – она заразная, ведь у тебя дети!

Но мама, не слушая, все пыталась помочь… Больная перестала дышать, а вскоре на улице появилась машина, подбиравшая трупы…

Жили голодно, продавали вещи… Запомнился мне отец: стоит в комнате в красивом пальто с каракулевым воротником и такой же шапке, в светлых войлочных сапогах – бурках.

– Одену в последний раз… – сказал он и ушел. Вернулся с базара папа с тряпичным узелком, в котором была мука.

– Вот, мать, на салму хватит? – спросил он, и пояснил, – мельнику продал свою одежду…

Салма – это такая похлебка. Мука замешивалась с водой, получалось тесто, которое тонко раскатывалось. Затем его резали на небольшие полоски и варили в подсоленной воде…

На трудные времена пришлось детство Розы Сергеевны, важные уроки довелось извлечь не только за школьной партой.

– Что было главным в то время? – спросили мы у нее, пережившей такие страшные годы.

– Конечно, выжить, – ответила она, – и остаться человеком, честным, добрым и искренним…

После войны Роза Сергеевна стала педагогом, работала в школе-интернате в с. Кочки-Пожарки, создала свою семью. Сын, дочь, четыре внука скрашивают сегодня ее одиночество, а еще благодарные ученики, которые помнят и звонят своему учителю.

Прощаясь, напоследок она показала нам маленькую корочку хлеба: – Вот такой кусочек нам учитель в школе-то дал…

Мы обратили внимание, что вынула ее Роза Сергеевна из мешочка с сухарями. Не выбрасывает она оставшиеся от обеда корочки, бережет… Как и память о пережитом.