Так произошло и с Петром Петровичем Петровым, мастером резьбы по дереву, или "скульптором живого мрамора", как его часто называют знакомые.

Долгое время он и не подозревал, что обладает столь уникальным даром. Строгал-мастерил по дому, увлекался искусством – в одних только Эрмитаже и Третьяковке побывал несчетное количество раз, но все как-то в роли наблюдателя, любителя. И как-то однажды в компании друзей с их легкой руки взял в руки резец. Да и требовалось-то всего ничего: вырезать надпись на какой-то безделушке. И здесь словно пришло озарение. Будто по чьей-то невиданной воле лезвие стало буквально рисовать по дереву, и здесь уже подпись забылась. Замысловатые узоры, завитки, фигуры, появившиеся на безделице, в считанные минуты сделали из нее произведение искусства, а автора в глаза окружающих возвысили до уровня мастера.

Ощущение от произошедшего было необычным – как всеохватывающая влюбленность, как первый полет на самолете или неожиданно выигранный приз. Останавливаться не хотелось. Изучил нужную литературу, обзавелся инструментами и стал осваивать ремесло. Поначалу преобразились все деревянные изделия в доме, затем та же участь коснулась домашнего обихода друзей-знакомых. Вместе с этим пришло понимание, что в творчестве необходима своя ниша, которая позволит раскрыться в полной мере, достичь высоты. И такая ниша нашлась – как и в первом случае, неожиданно, по воле обстоятельств. Будучи человеком верующим, Петр Петрович нередко бывал в храмах, неважно, праздник ли, нет остановиться, поразмыслить, подумать о главном. Всегда с восторгом рассматривал предметы церковного культа, выполненные из дерева - оформление ризниц, киоты, аналои, распятия, воодушевлялся уменьем их создателей. В один из таких визитов зашел разговор с настоятелем, обратившим внимание на воцерковленного прихожанина. В беседе и рассказал о своем увлечении, получив то необходимое наставление, что определило его дальнейший путь: "Если талант от Бога, то и Богу за него воздать нужно".

С тех пор творческая стезя Петра Петровича прочно утвердилась в этом направлении. Многому чему пришлось еще учиться, много где побывать, проникнуться теми чувствами, которые непременно должны сопровождать труды такого рода – теплотой, сопричастностью с вечным. Но все получилось, срослось. Сегодня работы мастера признаны и по достоинству оценены как профессионалами, так и представителями высшего духовенства. Многие из них находятся в Санкт-Петербургском музее религии и атеизма, подворье Свято-Успенского Пюхтицкого монастыря в Москве, Свято-Иоанновском монастыре Петербурга и многих других знаковых и святых местах.

Каждая работа Петра Петровича – это недели, месяцы долгого, всепоглощающего уединения, в котором каждое движение резца – это определенная мысль, отдельный элемент – образ, а законченное произведение – уже целая философия с заданной системой символов и смыслов.

У мастера нет похожих работ, ни одной. Здесь не действует ни автоматика, ни выверенные программы и технологии. Только одно – созвучие искусности и веления души. Ведь как и у дерева не бывает одинаковых листьев, так и в этом случае – ни одна работа никогда не повторит другую. Это и есть обыкновенное и необыкновенное чудо, достойное восхищения и почитания.

Сам же Петр Петрович к своему творчеству, равно как и к его результатам, относится весьма сдержанно. По его признанию, он еще не создал то единственное и неповторимое, за что сам поставил бы себе высокую оценку. Оно и понятно. Для настоящего художника нет пределов совершенства: достигая идеала, он вновь стремится к нему.