Нашу землю не топтали немцы, но самолеты над селом летали, бомбы рвались поблизости. Чтобы враг не заметил свет в избах, окна завешивали половиками. Папа, Иван Степанович Крюков, ушел на фронт, был лейтенантом, погиб в 1942 году, мама растила троих детей одна.
Самое трудное началось после войны, это было очень голодное время, надо было выжить, выстоять. Жители выращивали овощи, держали скотину: коров, овец, кур, поросят. На все наложили огромный налог продуктами, надо было сдавать молоко, мясо, яйца, картошку, чтобы кормить город, восстанавливать разрушения, нанесенные войной. Село перешло на подножный корм. Ели все: липовые листья, щавель, козловки, рукавчики. Спасала нас картошка: утром в мундире, в обед пареная, вечером мятуха.
После войны к нам в село привезли пленных (а может, ссыльных) татар. Расселили в каждый дом по два-три человека, работали они на повале в лесу. Из Селитьбы для них привозили продукты: хлеб, макароны, перловку. Хорошо помню конфеты, разноцветный ландрин, который давали рабочим. Как нам хотелось его попробовать! Мама готовила для них и нам выкраивала кусочек хлебца. Мы его ели не сразу, сначала смотрели на него, потом нюхали, а потом по крошечке отламывали и клали в рот.
Трудная у нас была жизнь, ни одеть, ни обуть нечего, тут нас выручали лапти. Намотаем на ноги старые материны юбки, кофты, завяжем веревками и на работу.
И все же молодость есть молодость. По зимам мы снимали дом, где проходили поседки. Придешь, пузырь в лампе начистишь, керосину нальешь, пол намоешь. Собиралось нас человек десять, кто кружева вяжет, кто вышивает. На каждой поседке был гармонист, песни и пляски, петь мы любили. Особенно весело было в Святки. Молодежь рядилась рядихами и ходила по поседкам. Помню, один мужик нарядился петухом, собрал десяток детей, принес ведро углей, вывалил их на пол и говорит: "Клюйте, дети, семечки", а дети и давай топтать угли. Пол от черноты отчищали целых две недели, отмыли только хозяйственным мылом.
Ряженые ходили по селу с колядками, ждали, кто чего даст: кто кусочек хлеба, кто картошки или блин, а кто мог и выпить налить.
Позже в селе появился клуб, сначала в старом доме, затем в бывшей церкви. Музыки и в помине не было, только гармонь, танцевали старинные танцы – польку, краковяк, ноченьку.
Работы для людей было много: в колхозе, лесхозе, химлесхозе. От Селитьбы в Бочихе работал завод, где делали топоры. Помню, в заводской конторе как-то выступал кукольный театр из Павлова. Народ в Бочихе был мастеровой, многие изготовляли кадки и другую деревянную утварь.
По молодости завербовались мы, человек десять, на Павловский кирпичный завод. Жили в бараке, спали на топчанах, из еды была булка с маргарином. Все этапы работы – от добывания глины в карьере до обжига кирпича – выполняли вручную. Отработала я там три сезона.
В летнее время бочихинцы любили отдыхать на прекрасном озере Киркидеево. На Троицу все дома украшали кленовыми ветками, красота неописуемая. На озере в этот день проходило массовое гулянье, люди загорали, купались, плавали на лодках.
Милое, дорогое моему сердцу Киркидеево, славная родная деревня Бочиха! Как хорошо, что ты есть у нас, что мы можем приехать в свой родной уголок, увидеть зелень знакомого леса, навестить родных на кладбище. Прошу, не умирай, Бочиха!
Д.И. Карлинова, Селитьба