- А вам, девушка, повезло, - говорит, обращаясь ко мне, начальник пионерлагеря, - на вашем отряде воспитателем будет работать художница.

Девчонки бросают на меня завистливые взгляды. Кто-то не преминул вставить цитату (они у филологов на любой случай готовы):

- Ну вот, "а тут не знай ни зим, ни лет, сиди, рисуй плакаты"…

Но улыбка на лице начальника исчезла, и он произносит озадаченно:

- Правда, она с ребёнком. С маленьким.

Тут уж я опускаю глаза: начнут сейчас кидать сочувственные взгляды. Да, тяжеловато придётся: в отряде почти пятьдесят человек, а работать, можно сказать, одной. Ну что теперь? Не грудной же он у неё…

Нас, вожатых, отправляют принимать корпуса, воспитателей на заво-дском автобусе привезут после обеда. Заезд детей завтра.

После обеда мы пошли встречать автобус. Я свою сразу узнала: как не узнать, она одна была с ребёнком. Мальчишечка был такой хорошенький! На вид года четыре – пять, пухленький, черноглазый, лицом очень похож на маму. А мама – красавица!

У неё были густые каштановые с золотистым отливом волосы до пояса, брови в разлёт, красивая статная фигура, и на ней было зелёное платье. Я сразу окрестила её "Хозяйка Медной горы". Хотя, в отличие от сказочной Хозяйки, в руках у неё было по большой дорожной сумке с вещами, а за спиной мольберт. Я, честно, немного оробела и подошла сначала к малышу:

- Здравствуй! Как тебя зовут?

Он ответил, но я не разобрала. Обратилась к ней:

- Вы художница?

Она ответила, как мне показалось, высокомерно и сухо:

- Да, я художница от слова "худо", мальчика зовут Илья, я назвала его в честь моего любимого художника Ильи Ефимовича Репина.

Я приуныла и не стала навязываться на общение. Показала наш корпус, их с сыном маленькую комнатку, а я, вожатая, буду спать в палате девочек.

***

Когда началась обычная лагерная круговерть, Галина Михайловна, так звали воспитательницу, заметно повеселела и между прочим сказала мне, чтобы я обращалась к ней на ты и называла просто Галиной. У нас оказался общий интерес: мы любили живопись, только я как дилетант, а она как профессионал. Как-то я спросила между делом, будет ли к ним в выходной приезжать папа, она помолчала, а потом сказала задумчиво:

- Ты помнишь картину Максимова "Всё в прошлом"? Я её обожаю. Наводит на размышления. Недаром художник сделал около сорока копий этой картины: все хотели её приобрести, значит, многих задевала. Так вот, что связано с папой ребёнка – всё в прошлом.

Ясно. Значит, тема закрыта.

Тем временем в лагере началась подготовка к какому-то большому празднику, и каждый отряд должен был представлять союзную республику. Нам досталась Молдавия. Что сделала Галина с нашим корпусом! Она работала вдохновенно, упоённо, ребята крутились около неё и смотрели с восхищением. Вскоре весь корпус превратился в большую красочную панораму: на стёклах веранды были нарисованы кисти винограда, где каждая ягодка была пронизана солнцем и выглядела точно настоящая. На стенах, обшитых картоном, появились деревья с крупными наливными яблоками, спелыми абрикосами. А вот мальчик и девочка в молдавских национальных костюмах. Скоро весь лагерь стал прибегать к нам полюбоваться этой красотой, а я не выдержала и спросила:

- Галина, почему ты сказала тогда, что ты художник от слова "худо"? Ты же непревзойдённый мастер!

- Вот именно: мастер! А мечтала стать художником! В училище не доучи-лась, диплом не получила, устроилась работать на завод художником - оформителем. Рисую рекламные щиты, вывески, объявления, плакаты, портреты передовых производственников… А ведь мечтала писать картины!

- Ничего, это временные трудности: малыш подрастёт, закончишь учёбу… У тебя же талант! А твоя мама тебе не помогает?

- Мама помогла, чем могла. Семью мою разбила. Мы были студентами, он приезжий, жить стали у нас – площадь позволяла. Но с самого начала у мамы к моему мужу возникли вопросы, которые она непременно передавала через меня:

- Он что у тебя немой, спасибо говорить не научили его?

- Он что, не знает, что надо убирать за собой постель (посуду, одежду)?

- А брюки гладить тоже не его работа? Его где вообще воспитывали?

Когда родился Илюшка, вопросов стало ещё больше:

- Он в курсе, что муж должен помогать стирать пелёнки?

- Он что, так ни разу за ночь и не встал к ребёнку?

Перед самым дипломом он не выдержал и ушёл, сказал, что временно поживёт у друга. Пока временно жил у друга, нашёл себе новую подругу. Потом защитил диплом и уехал с ней по распределению. Сейчас у него новая семья и новый сын, и про нас он даже не вспоминает.

- А как же мама?

- А мама вышла замуж и уехала в Москву. Ладно хоть квартиру нам с Илюшкой оставила, не приходится скитаться по чужим углам. Хотя теперь я думаю: надо было тогда снять жильё и жить в бедности, но в согласии, пережили бы все трудности. Я маме возразить боялась, мы ведь жили у неё…

Я смотрела на красивое лицо Галины и думала: неужели таких бросают? Она как будто прочитала мои мысли и, усмехнувшись, сказала:

- Знаешь пословицу: не родись хорош – пригож, а родись счастлив?

Самое интересное то, что Илюшка ей не доставлял никаких особых хлопот. Девчонки из нашего отряда, которым было по двенадцать - трина-дцать лет, охотно нянчились с ним, а вообще он был вполне самостоятель-ный, за мамой не бегал. Только однажды, зайдя перед сном в их комнату, я увидела, как Галина сидела на кровати, распустив свои шикарные волосы, а Илюшка гладил её по голове и лепетал:

- Мамочка, ты у меня самая любимая!

В комнате стоял мольберт, и когда наступало затишье, то есть отряд спокойно занимался своими делами, она подходила ко мне и как будто от-прашивалась:

- Я поработаю?

Я обожала эти моменты: она вся уходила в себя и как будто не жила, а парила, и видно было, что талант её изо всех сил рвётся наружу. В эту минуту она была достойна восхищения.

***

Родительский день начальник лагеря сравнивал с нашествием. Лагерь огромный, пятнадцать отрядов, и если к каждому ребёнку приедет хотя бы один родитель, будет столпотворение. Поэтому в самом начале смены он объявил, что нашествие мы можем выдержать только раз, во второе воскресенье смены. Но профком завода нашёл хитрое решение: в первое воскресенье родители собирали детям пакеты с гостинцами, и заводская машина привозила их в лагерь. Меня с самого начала возмутили здесь две вещи: во-первых, эти гостинцы, или передачки, здесь почему-то называли подарками. Так и говорили: привезли подарки. Во-вторых, их почему-то вручали перед строем, выкрикивая имена ребят, написанные на пакетах. Но, как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не ходят, видимо, в этом лагере была такая многолетняя традиция.

Итак, все ждали подарков. Обсуждали, кому и что пришлют, наверное, с родителями уговор был ещё до начала смены. Илюшка подошёл ко мне накануне и серьёзно спросил:

- Как ты думаешь, мне подарок будет?

Я подумала, что ни к чему обнадёживать ребёнка и сказала:

- Я думаю, не будет. Понимаешь, ты здесь с мамой, а у ребят мамы в городе, они скучают по своим детям и передают им гостинцы. А твоя мама не может собрать тебе подарок, потому что она с тобой, а магазина здесь нет.

Толково вроде всё объяснила, но только я слышала разговор Илюшки с Галиной, который они вели у себя в комнате довольно громко:

- Мама, а мне подарок будет?

Галина сначала говорила спокойно, а потом вышла из себя:

- Кто пришлёт тебе подарок, ну подумай: кто? Я – здесь! Бабушка – в Москве! Мы закрыли квартиру, и там нет ни-ко-го!

Мальчик вздохнул и тихонько вышел из комнаты.

На другой день после обеда подъехала машина, и вожатым вручили коробки, упакованные ещё в городе. Подарки были подписаны и разложены по отрядам, детям велели построиться.

Вот теперь я поняла, почему подарки вручали перед строем. Каждый ребёнок, получив пакет, поворачивался лицом к товарищам и улыбался, и весь его вид говорил: за мной стоит семья, родные любит меня, думают обо мне, ждут меня, вот гостинцев прислали… Сколько радости было в детских глазах!

Когда я вошла в палату, у меня на кровати лежала целая гора всяких сладостей: печенье и вафли в маленьких пачках, шоколадные конфеты, мандарины, ириски – это девчонки, с которыми мы жили в большой дружбе, поделились со мной своими гостинцами. Я подозвала их, поблагодарила и спросила:

- Девочки, вы не обидитесь, если я сделаю подарок для Илюшки?

- Мы его и так целый день конфетами кормили!

- Но ведь подарок-то ему не прислали…

Перед вечерней линейкой Галина подошла ко мне и тихонько попросила:

- Я поработаю? Проведёшь линейку одна?

Я даже рада была. Сбегала, сделала всё, что задумала, и только выстроила отряд на линейку, по лагерному радио зазвучало объявление:

- Вожатая шестого отряда, срочно зайдите к начальнику лагеря!

- Ребята, - говорю с удивлением, - вы ничего не натворили? Нет? Тогда стойте здесь, я узнаю, в чём дело.

И вот я возвращаюсь с пакетом и говорю:

- Ребята, сегодня всем из города привезли подарки, но один подарок никуда не передали, потому что он не был подписан. И только сейчас увидели на пакете надпись мелкими буквами: Комарову Илье, шестой отряд. Получи, Илюша, свой подарок!

Лицо у Илюшки просияло. Я смотрела на него внимательно и поняла, что он нисколько не удивился. Он ждал и верил, он знал, что если очень-очень чего-то захотеть, то оно обязательно сбудется... Ребята захлопали, а он взял свой пакет и прижал его к груди двумя руками, как будто он был живой и в любую минуту мог выскользнуть из рук. Он так и вошёл в свою комнату, прижимая к груди этот подарок, и с порога сказал:

- Мама, я знаю, кто мне прислал. Это папа обо мне вспомнил.

Даже не заглянув в пакет, он лёг головой на подушку, не выпуская из рук подарка, улыбнулся и закрыл глаза. Галина заплакала.

Нина Никонова