Темень на улице стояла непроглядная, про такую тьму говорят "хоть выколи глаза". Резкий ветер не давал идти, то и дело принимался дождь, и две женщины, устало передвигающие ноги, совсем выбились из сил. Дорога была знакомая, не в первый раз топтали её, когда ходили "с менком" в Дзержинск за солью, но погода понарушила их планы, и добраться до деревни, где останавливались на ночлег, они не успели. Решили переночевать в посёлке, авось, пустят на ночь добрые люди. Вот завидели, как в избе еле теплится слабый огонёк, постучали в ворота.
"Так нам чего унывать-то?"
Вышла хозяйка, оглядела двух бедолаг, у которых зуб на зуб не попадал, сжалилась, впустила во двор, при этом примолвила:
- Спать-то уж если только на печи…
Как они обрадовались! Сейчас войдут в избу, снимут намокшую одежду, залезут на печь да прислонят спины к горячим кирпичам…
В избе была стужа и пахло сыростью. Потрогали печь – а она холодная!
- Как же ты, хозяюшка, мыкаешься? Дети у тебя?
- И дети, и муж воюет, и топить нечем. Обед детям на керосинке готовлю, ладно хоть керосин купить можно. А спим мы в горнице, у нас там перина, все вместе укутаемся , так и уснём.
Забрались наши путники на холодную печь, обнялись покрепче, а Мария успокаивает подругу:
- Вот видишь, ещё похуже нашего люди живут: палки дров нету. Это у нас в каждом овраге хворосту наберёшь. Ничего, ночь прокоротаем, зато здесь ветер не дует и дождик не льёт. Так нам чего унывать-то?
" А чего унывать-то?" - такая у Марии поговорка была.
Добрые слова от сердца идут
А в другой раз остановились ночевать в одной деревне. К дому подходили – мукнула корова, приободрило это подруг. Зашли в избу, отогрелись немного, видит Мария: девушка над рукодельем склонилась. И завела она с ней разговор:
- Вижу, милая, печаль лежит у тебя на сердце, и дело не делается, и дума не думается. Дай погадаю?
И тут она неожиданно достаёт из складок своей юбки колоду карт, раскладывает перед собой, смотрит сосредоточенно, а потом с улыбкой убеждённо говорит:
- Счастлива будешь. Не за красоту и не за богатство, а за доброе сердечко полюбит тебя суженый, и проживёшь ты с ним в любви и согласии…
Долго она ещё говорила, щёки девушки зарделись румянцем, она с благодарностью подняла глаза на "гадалку", а та говорит ей тихонько:
- Принеси-ка нам с товаркой по кружечке молока…
Вышли из дома – подруга с расспросами, что да как, где гадать научилась, а та ей в ответ:
- Какая я гадалка? Карты врут, а добрые слова от сердца идут. От хороших слов тебя не убудет, а человеку радость какая…
Вот такая она была, простая деревенская женщина Мария, а точнее Мария Егоровна Крупнова, которая родилась в начале прошлого века в Стечкине, большую часть жизни прожила в Крутых, а закончила земной путь в городе Ленинграде в 1990 году. Нет у неё креста на местном кладбище, нет её дома, и место это сровняли с землёй, не осталось у неё здесь ни ближней, ни дальней родни. Но кому из местных старожилов ни назовёшь её имя, каждый улыбнётся и вспомнит, каким она была лёгким и неунывающим человеком.
Замуж Мария вышла за своего ровесника Григория Крупнова. Все, кто его помнил, говорили, что тоже он был весёлым и неунывающим. Он и на фотографиях всё время с улыбкой. Только жизнь ему не улыбнулась, а подкосила его в 35 лет. Финская война была короткой, а жизней унесла с советской стороны 130 тысяч солдат. Началась война 30 ноября 1939 года. Григория забирали на фронт осенью. В тот день в артели было много работы, дисциплина была строгая, и провожать никого не отпустили, до Сосновского пошла одна Марья. Вышли рабочие, посмотрели им вслед – у Марьи только юбка развевалась на ветру.
На дороженьке пырей –
Последний раз иду по ней.
Скоро, Марья, не увидишь
Ты походочки моей…
Так оно и вышло. Получила Марья извещение, что её муж Григорий Михайлович Крупнов погиб в бою 10 февраля 1940 года и похоронен в братской могиле в районе селения Вейхманен. До окончания войны оставался месяц. Так закончилась жизнь нашего земляка, он был солдатом 733 стрелкового полка 136 стрелковой дивизии.
Когда началась Великая Отечественная война, Мария была уже вдова, и надеяться пришлось ей в жизни только на себя.
Работала Мария в артели на точильном круге. Мужская работа: тяжёлая, грязная и вредная. Точильная пыль летит, забивается в одежду, в нос и в горло. Зато уж дома у Марии была идеальная чистота. Она никогда не красила пол, а натирала его песком до такой немыслимой белизны, что жалко на него было ступать. Кто бывал у неё дома, а она была очень приветливой и любила принимать гостей, говорили, что у неё в доме были ослепительно белые накрахмаленные простыни, строчёные наволочки, вышитые подзоры и во всём доме ни пылинки – ни соринки.
Война тяжёлым бременем легла на женские плечи. Молодые женщины и девчата возили товар зимой на санках в Павлово, а оттуда везли железо. Двадцать километров в один конец да по морозу, по заснеженной дороге. Марья шутница была, всё подбадривала девчат. Когда начинался спуск и тяжёлые санки безудержно устремлялись вниз, она представлялась лошадью из басни Крылова и увещевала товарок:
Добро бы в гору
Или в ночную пору,
А то и под гору, и днём…
Когда приходили из артели домой, договаривались с женщинами и с теми же санками ехали в лес за дровами: надо было избу протопить, обогреть детей и чем-то ещё накормить. Так же ходили женщины и с менком: в Дзержинск за солью, часть соли меняли на муку, дома пекли лепёшки, часть оставляли своим детям, а часть несли назад в Дзержинск, чтобы обменять на соль. Летом огороды, лес выручал, хотя приходилось ещё помогать колхозу.
О том, как женщины работали в войну, написано много. У тех, кто проводил мужей и дожидался их с фронта, была надежда: закончится война - настанет момент радостной встречи. Мария никого не ждала. Знала: сама себе теперь опора. Никакого труда не чуралась, брала на себя самую тяжёлую работу.
Как-то в войну случилось зайти на кладбище в Крутых нездешнему человеку. Он и заметил:
- Что-то могилки у вас низковаты, неглубоко роете что ли?
- Так это Марья могилы рыла, мужиков-то нет.
Сколько всего детей было у Марии, никто уже не помнит. Те, кто об-щался с ней, говорят, что до конца дней жалела она девочку, которая не пережила войну, её звали Валентина. Одного сыночка помог ей сохранить Господь, о нём молилась Николаю Чудотворцу, звали его Николаем. Был он с 1935 года рождения, на конец войны ему было десять лет. Послевоенные годы тоже были голодными, все силы отдавала Мария, чтобы поддержать дитя. И рассказала она мне одну правдивую историю.
Поздним вечером вошла к ней в избу знакомая женщина и положила на стол большую белую лепёшку. Пышная, румяная, она сразу наполнила комнату душистым хлебным ароматом. На немой вопрос Марии женщина, озираясь по сторонам, быстро зашептала:
- Сходи, милая, сама знаешь куда и к кому. Скажи, чтобы пришёл…
Ах, как хотелось Марии схватить эту лепёшку и засунуть бесстыднице назад за пазуху. Крикнуть ей в лицо: "Я тоже без мужа, но мне чужого не надо!" Но наткнулась взглядом на голодные детские глазёнки, опустила голову и сказала:
- Ладно.
А та, уходя, ещё предупредила:
- Только ночью надо идти, чтобы ни одна живая душа…
Шесть километров - это не рядышком, а что делать? Все ведь по-разному живут.
Впрочем, рассказывала Мария про себя и весёлые истории. Подорванное здоровье, голод и простуды давали о себе знать, и как-то попала она в больницу. Лечили – лечили, ей всё хуже и хуже, вот уже и сердце остановилось, и дыхания нет. Всё, конец ей – отправили в морг. А она, ночку отлежавшись в холодном помещении, пришла в себя к утру да и встала. Марья в лицах изображала, какой в морге начался переполох, как тут перемешались и страх, и радость. С тех пор она в больницу не попадала, а прожила до 85 лет.
Марья была деловая и расторопная, помогала знакомым на свадьбах и на поминках. Когда вышла на пенсию, долго ещё работала в лесничестве, если приглашали на посадку. А вообще она певунья и плясунья была как в молодости, так и в возрасте преклонном. Шутить любила, наряжалась в клубе для праздничных представлений.
Сыну её Николаю довелось служить в Ленинграде. Там он женился и остался жить. Приезжал с женой Еленой Константиновной навестить мать. А в последнее её лето, в 1990 году, сломал домик её в центре села, разровнял площадку – как ничего и не было – и увёз мать с собой. Зиму она там не пережила. Не осталось у неё в селе ни дома, ни памятника. Но дольше любых памятников живёт человеческая память.
Мария Егоровна разделила судьбу своего поколения и осталась в памяти земляков как очень правильный и боевой человек. Сейчас бы сказали "позитивный", но мне захотелось отметить её именно этим словом. Ведь недаром любили она частушку:
Говорят, я боевая,
Боевая я и есть:
Боевая я и дома,
Боевая я и здесь.
Человек не должен кануть в безвестность. Не осталось у Марии ни детей, ни внуков, она не была на высоких должностях, и не было у неё ни титулов, ни званий. Она была ПРОСТО МАРИЯ, не мексиканская из сериала, а наша простая русская женщина, и на плечах таких простых тружениц в самые тяжёлые годы держалась страна