- Одолжи мне на время твой новый широкий белый бант!
- Конечно, бери, мне не жалко… Только зачем тебе? Праздников, вроде, никаких не ожидается…
- Понимаешь, меня пригласили… В общем, выезжает комиссия прослуши-вать тех, кто хорошо поёт. Если отберут, возьмут в музыкальное училище на вокальное отделение. Я решила пойти в чёрной юбке, блузку шёлковую взяла у сестры, и мне ещё хочется твой бант. Конечно, там главное голос, ну внешний вид ведь тоже важен, правда?
Голос у Аньки был исключительный. Учителя говорили: голосина! Он был такой сильный и глубокий, никто в школе не мог с ней сравниться в пении. Когда на уроке мы запевали хором и она вдруг начинала петь в полную силу, одна перекрывала весь класс, все к ней поворачивались чуть не с открытыми ртами, а она виновато разводила руками, мол, извините – не сдержалась. Она охотно солировала на всех школьных концертах, срывала овации, и все зрители восхищались: вот это голос!
Бант я ей, конечно, дала, пожелала удачи и она, уходя, радостно сказала:
- Для меня это такой шанс!
Действительно, это был шанс: она не училась в музыкальной школе, слух и голос у неё были от природы, а тут мечта стать певицей вдруг могла стать реальностью!
… Через два часа она пришла ко мне с опухшим от слёз лицом, молча положила на стол свёрнутый бант и направилась к двери. Я спросила с изумлением:
- Аня, тебя что, не взяли?!
Она остановилась, отрешённо посмотрела куда-то в сторону и произ-несла совершенно чужим голосом:
- Меня не просто не взяли – меня убили.
Она порывалась уйти, я загораживала дорогу, а в лице её было столько решимости, что мне стало страшно: как бы не наделала чего с собой. Я крикнула ей что было силы:
- Ты думаешь, ты уйдёшь, и одной тебе будет легче? Одиночество в горе не помощник!
Потом я спокойно взяла пузырёк с валерьянкой и спросила:
- Накапать?
Она отрицательно покачала головой. У кого слёзы не капают, а льются рекой, валерьянку капать бесполезно.
Она села за стол, собралась с мыслями и начала рассказывать теперь уже спокойно.
- Нас собрали со всего города человек двадцать. В комиссии было трое, все незнакомые. В центре сидела дородная тётка, как мне показалось, резкая и злая. Петь выходили на сцену по очереди. Она каждой, там были, в основном, одни девчата, говорила: "Вам надо поработать" или "Будем с вами работать". Дошла до меня очередь. Я пела песню о России: "Посмотри, как всё красиво, посмотри, простор какой, точно мать, склонилась ива над уснувшею рекой…". Когда я закончила петь, эта женщина встала и громко сказала:
- Вам я сразу говорю "нет"!
Я взяла да и ляпнула со сцены:
- Я буду работать! Я буду очень стараться и трудиться…
- Девочка, вы не поняли меня? Вы разве не знаете, что у вас шепелявый го-лос? Вам никто об этом не говорил? Вы сами себя вообще слышите? Вы песню выбрали, где сплошные звуки с-ш, и ни одного вы не произнесли правильно! Это режет профессиональный слух! Природа сыграла с вами злую шутку: она дала вам прекрасное дыхание, сильный голос с красивым тембром, но… Речевой аппарат у вас неправильно сформирован. Если бы родители в раннем детстве обратили на это внимание… Пусть я буду жёсткой, лучше вам услышать это сейчас: вы никогда не будете певицей. Ни-ког-да!
Я разрыдалась прямо на сцене. Женщина, видимо, спохватилась, что нельзя так, да ещё при людях, и сказала уже мягче:
- Вы не расстраивайтесь, не все с хорошими голосами становятся певцами. Найдёте себя в чём-нибудь другом, а петь будете для себя, для друзей…
Я не дослушала, убежала из дома культуры. Понимаешь, я всё время жила этой мечтой, а сейчас её просто раздавили и растоптали…
… Я выслушала Анну молча и была потрясена её рассказом. Она шепелявила? Да, было чуть-чуть, но ведь совсем не заметно. Или мы привыкли уже? Да у нас и не профессиональный слух… Но даже если это и так, разве можно безжалостно рушить чужую мечту?
Я всё ещё молчала, и в горле у меня застрял ком, но я понимала, что должна сейчас что-то сказать. А потом слова как будто снизошли на меня свыше, и я вдруг представила, что я взрослая, а она обиженный ребёнок, и сказала то, что Бог на душу положил:
- Аня, представь, что ты стоишь перед дверью, куда тебе очень – очень надо войти. А там закрыто. И стучать бесполезно, потому что тебе не хотят открыть. Или попросту за дверью никого нет. Эта дверь не откроется для тебя никогда. Ну и что теперь, сидеть перед этой дверью до старости? Аня! Ведь есть же другие двери, стучи в них! Я где-то читала: стучите, и вам откроется! Помнишь, в прошлом году на уроке физкультуры нас повели на реку в купальню, и учитель показывал нам, как правильно нырять? Погружаешься в воду в одном месте, а выныриваешь в другом. Ведь есть же другие варианты!
Она покачала головой:
- Я так мечтала связать свою жизнь с песней… Вот пою про Россию: "Без тебя мне не петь, без тебя мне не жить". А сама думаю: для меня не петь всё равно что не жить… Куда мне теперь пойти, на кого учиться? Да и в техникум я вряд ли поступлю, во всех городах конкурсы большие…
- Восьмой класс заканчивается не завтра, есть ещё время подумать, подтя-нуть оценки.
Уходила она от меня немного успокоенная и серьёзно озадаченная. Потом мы с ней мало общались: я углубилась в учёбу, свято веря, что знание – сила, а она, получив свидетельство об окончании восьмилетки, исчезла из вида и не особо кто её вспоминал.
Вдруг в конце сентября я получаю по почте толстенный конверт с письмом от Анны, а обратный адрес – рабочий посёлок Кадом Рязанской области.
Поразмыслив, что в крупном городе в техникум она не поступит, наша Анечка нашла по справочнику учебное заведение, где конкурс был очень маленький, а может и не было вовсе, и подала заявление поступать на бухгалтера. Легко туда поступила, а при заполнении анкеты о своих увлечениях написала: "Люблю петь". На другой день её вызвали к директору и в присутствии преподавателей сказали "спой". Она не смутилась, потому что не была "горда, ломлива", а вышла на середину и во весь голос затянула русскую народную: "Вни-и-из по ма-а-ту-уш-ке-е-е по Во… по Во-о-о-олге…"
Преподаватели сказали: "Мы потрясены.." Через неделю её пригласили выступить по кадомскому радио. А ещё через несколько дней она выступала на концерте на центральной площади, жители её стали узнавать на улице, полюбили, оценили и её лёгкую шепелявость никто во внимание не принял. Даже пытались подкармливать! А потом к ней как-то подошёл художественный руководитель ДК и сказал:
- Вы только не обижайтесь… Вы согласитесь со мной поехать в Рязань на консультацию к логопеду?
- А это кто? – испугалась Анька. Слова "логопед" тогда ещё не было в широком обиходе.
Логопед посмотрел, порекомендовал упражнения, сказал, что поздновато, но если упорно работать, кое-что исправить можно. Анна была на седьмом небе от счастья, а письмо мне написала, чтобы сказать, как я была права, что надо стучаться в другие двери.
…Мы встретились с Анной лет через 10-12, когда приехали одновре-менно с маленькими дочками навестить своих матерей. Если бы не голос, я бы её ни за что не узнала: высокая, статная, уверенная, одетая с иголочки – ну и дама!
После окончания техникума её направили по распределению в город Томск, предложили от предприятия поступить в вечерний институт, окончила она его и стала главным экономистом. Познакомилась с хорошим скромным парнем, а когда он признался ей в любви, удивлённо спросила:
- А шепелявых разве любят?
- Ещё как! – ответил он и тут же позвал замуж.
Свекровь её приняла, как родную. А как же песня? Анна засмеялась:
- Нашу песню не задушишь, не убьёшь!
Она стала выступать в местном дворце культуры вместе с хором. Когда запевала песню "Ах ты, степь широкая" и хор подхватывал, зал аплодировал стоя. Ей предложили оставить предприятие и заняться только пением, но она отказалась.
- Песня из моей души и так никогда не уходила, а экономика – это тоже очень интересно, я свою работу люблю и менять не собираюсь.
Моя мама спросила, когда мы вышли гулять с детьми:
- Анечка, далеко ведь ехать из Томска, часто ли ты навещаешь мать?
- Мама старенькая, и ездить мне осталось недолго, - грустно сказала она.
Но моей мамы вскоре не стало, а её жила ещё очень долго. Жизнь не-предсказуема, и только эти, последние двери, открываются без стука.