Кудряшки вокруг Верочкиного лица вились каштановыми колечками и вечно выбивались из-под платка, как она их ни старалась приглаживать. Дома её ласково называли и Кудряшкой, и Барашкой, а окружающие называли просто Верочкой и ценили её не только за миленькое личико, но и за лёгкий нрав и быстрые умелые руки. В пятидесятые годы, когда страна осваивала новые пространства, молодёжь часто снималась с места и ехала "за туманом и за запахом тайги", поддавшись на очередной клич партии и комсомола. Вот и Верочка, отработав после семилетки на заводе пару лет, откликнулась на призыв и решила с группой таких же энтузиастов помочь стране в строительстве Московского метрополитена. Мать не возражал, думала, пусть девка поездит, посмотрит мир, вернётся с новыми впечатлениями домой, где ей, последышу и поскрёбышу, всегда несказанно рады.

С подругами они договорились, что будут устраиваться на работу укладчицами шпал. Тяжеловато, конечно, но работа несложная: бери себе и укладывай, гляди только, чтобы ровно было. Встретили их в Москве хорошо, предоставили по койке в общежитии, девчат оформили укладчицами, как они и просили, а Верочке сказали, что мест больше нет. Она чуть не расплакалась: не назад же возвращаться? Начальник улыбнулся:

- Погоди, появятся ещё места. А пока… Пирожками торговать пойдёшь? А то в бригаду все хотят, а на эту непрестижную должность никак не найдём желающих.

Верочка согласилась при условии, что это временно и ненадалго. Оформили, надели на неё белый фартук и колпак и вручили тележку наподобие той, из которых продавали мороженое, она была оборудована как термос: холодное долго оставалось холодным, а горячее горячим.

Тележка была тяжёлая, пирожки уходили, что называется, влёт, и таких тележек Верочка за смену продавала три – четыре. Работать стоя, нагибаться низко, особенно когда приходилось доставать почти со дна – порой Верочке казалось, что шпалы укладывать и то легче. Зато рабочие подходили и не скупились на похвалу, будто эти пирожки пекла она сама. Успевала, доставала, заворачивала, подавала, рассчитывала: один пирожок с повидлом стоил сорок пять копеек ещё на старые, дореформенные деньги., а с мясом восемьдесят. Поначалу она привозила тележку на платформу и громко возглашала: "Горячие пирожки!". А потом и кричать не надо было, рабочие бежали навстречу, говорили, что заждались уже. Пирожки действительно были очень вкусные, Верочка потом их ещё долго вспоминала. А может, это поколение молодых людей, познавших военный голод, так радовалось возможности поесть досыта пухлых и румяных пирожков из белой муки, хотя, как она узнавала, в тесте, кроме муки, были только вода, соль, сахар и дрожжи.

Работала Верочка быстро, считала в уме безошибочно, покупателей обслуживала вежливо и с улыбкой, успевала только сдувать кудряшки с лица, которые так и норовили выбиться из-под колпака. Парни всё шутили с ней, старались рассмешить, и только хохол Гриша, молчаливый и серьёзный, помогал ей отвезти тележку, когда она от усталости готова была лечь прямо на платформе и протянуть ноги. Родом он был с Украины из какого-то дальнего села, после службы в армии решил задержаться в Москве, чтобы заработать денег: у него была большая семья.

Григорий был рослый, здоровый, если не сказать могучий, немногословный, говорил, смягчая звуки "Г", что свойственно жителям Украины, но вообще больше молчал. Зато Верочка была говорливой, смешливой, задорной и ласковой одновременно. Вот так он скоро узнал и про её небольшой городишко, где скоро будут строить завод, и про семью, где она младшая, а мама уже старенькая, и что если бы не эта вербовка, никогда она бы не увидела Москву, а побывать в столице ей с самого детства страсть как хотелось. Поначалу Гриша ей тележку отвозить помогал, потом пару раз проводил с работы до общежития, потом в выходной предложил прогуляться по Москве. Девчата шутили, что Верка быстро жениха нашла, потому что от неё пахнет пирогами, а от них битумом и мазутом.

Срок вербовки заканчивался, а нашим влюблённым совсем не хотелось расставаться. Нет, они не стали жить вместе, как это заведено сейчас, да и негде им было вместе жить, но Гриша, как серьёзный человек, предложил расписаться. После службы в армии он ещё и дома не был, вот и решил заявиться туда сразу с молодой женой. Свадьбу не делали, расписались в ЗАГСе, получили свидетельство и разошлись по общежитиям. А потом собрали вещи, накупили подарков его родне и взяли билеты, кажется, до Житомира.. Нет, не жалко было Верочке покидать Москву, она себе и представить не могла, как бы дальше жила без Гриши. Домой написала, что приедет теперь если только в гости и уже с мужем.

***

Свекровь встретила Веру очень недружелюбно. Сначала обнимала и целовала сына, прижималась к его груди, всплакнула даже, потом кивнула в сторону Веры и спросила:

- Це твоя жинка? Кацапку привёз?

Тут прибежали сёстры, повисли у Гриши на шее, визжали, тараторили наперебой, Вера стояла в сторонке. Когда сели за стол, свекровь без стеснения сказала сыну, кивнув в её сторону:

- Гриня, чего ты мне привёз? Хиба нема у нас в сели дивчат? Гануся вин гарна дивчина, и у суседив Оксана… А эта… що вона у нас буде робити?

Молодая невестка чувствовала себя очень неловко: соседи и родня приходили на неё посмотреть, а потом со свекровью тихонько переговаривались. Да, Вера городская, ни воды на коромысле принести не может, ни корову подоить. Да разве в этом дело? Видела она к себе какое-то пренебрежение, и ей обидно было до слёз. Спросила мужа:

- Гриша, что такое кацапка?

- Не обращай внимания. Это у нас в селе старые люди русских так называли. Цап, по-нашему, козёл, а поскольку русские раньше носили бороды, у нас и говорили: как цап. Отсюда и пошли названия кацап и кацапка.

Хотелось Вере угодить свекрови, да куда там! Подошла к столу, чтобы горшки перемыть после обеда, так та её локтем отодвинула, быстро что-то по-своему заговорила, Вера только одно поняла: не хозяйка!

Неделю кое-как выдержала Вера в мужниной семье, а потом стала его уговаривать:

- Гриша, поедем к моим. Я мать давно не видела, и тебя с ней хочу познакомить. Тебе у нас точно понравится.

Григорий согласился охотно, видел сам, что Вера пришлась не по вкусу его родне. Быстро собрались, где на попутках, где пешком, добрались до вокзала, и дня через три были уже у Верочки дома. Какая это была встреча!. Мать со слезами обнимала и целовала то Веру, то Гришу, сыночком называла. На другой день собралась близкая родня, старшие сёстры с мужьями. Не свадьба это была, а так, просто встреча. Но всё равно все пришли с подарками: Вере отрез на платье – Грише рубашку, Вере бусы – Грише ремень, кто пододеяльник, кто кастрюлю, все шутили и говорили, что теперь им надо обзаводиться своим хозяйством, а в хозяйстве всё пригодится.

Когда гости собрались уже уходить, муж сестры долго жал Грише руку и на прощанье сказал:

- Ты куда устраиваться-то думаешь? Давай к нам на стройку, нам рабочие позарез нужны, а ты парень здоровый, и опыт есть. У нас строители в первую очередь квартиры получают, глядишь, и будет у вас с Верой своё жильё. Подумай, если что завтра и приходи, меня найдёшь, я с прорабом поговорю.

Не ожидала Вера, что муж так быстро примет решение, а он утром встал, оделся и прямиком пошёл устраиваться: стройка-то рядом была, из окна видать.

Сестра у Веры работала на рынке, весь вечер накануне сокрушалась: завезли большую партию мороженой рыбы, холодильники плохие, на улице жарко, продавщица в декрет ушла, а замену не нашли.

- Верочка, может, выручишь? У тебя опыт в торговле есть, считать умеешь, с весами справишься. Рыбу у нас хорошо берут, а если не продадим и она испортится, кто возместит убытки?

Уговаривала, чуть не плакала, Вера согласилась сначала просто помочь, а там освоилась и постоянно устроилась. Работа была, правда, не из лёгких: пласты тяжёлые, ледяные, плавники острые и колючие, рыбья чешуя скользкая, руки мёрзнут – это тебе не пирожки! Но Вера проворная была, быстро привыкла, покупатели и начальство довольны были, вскоре про неё даже поместили заметку в местной газете, что она обслуживает быстро и вежливо, а главное – честно, никогда не обсчитывает и не обвешивает покупателя.

Вот так и закрутилась – завертелась жизнь. Написали на Украину письмо, указали адрес, вскоре и ответ пришёл. Писала сестра мужа Валентина. Благодарила Гришу, что он оставил матери денег, и она поправила хату и всех детей одела, дальше перечислялось, что купили Вале, что Дусе, что маленькой Роксанке. Семья рада была, что Гриша нашёл денежную работу, а с хозяйством они справятся. В конце письма стояла замечательная приписка: одного мы, Гришенька, не можем с мамой понять, где ты нашёл такую растрёпу?

Вера не сказала мужу, что прочитала письмо, сделала вид, что ничего не знает. А и узнала бы, что теперь сделаешь?

***

Зять оказался прав: вскоре СМУ сдавало дом, и Грише вручили ключи от квартиры. По жеребьёвке досталась им квартира №1, самая первая на первом этаже. Сколько радости было, описать нельзя. И спали сначала на полу, и не было ни стола, ни стула, зато были свои стены, и первую доченьку они принесли из роддома прямо в собственное жильё.

Обставлялись потихоньку, что сами купят, что люди подадут, Гриша освоил специальность каменщика, побольше стал получать, с каждой зарплатой покупали то тумбочку, то занавеску, то полку какую. Квартира была небольшая, двухкомнатная, зато отдельная, тогда ведь многие ещё в коммуналках жили.

Через три года и вторая доченька народилась. Гриша перешёл работать на завод на станок, зарплата была хорошая, и в доме уже всё было. Написал Григорий матери письмо, пригласил приехать, посмотреть, как он живёт, внучек увидеть.

Мать приехала с дочкой Валентиной. Удивилась, как это хорошо Гриша устроился, и в доме всё есть, и магазин рядом, и жить полегче: пришёл с работы и отдыхай. Самой ей отдыхать было некогда, дети на хозяйстве оставались, так что она вскоре засобиралась домой. И вынесла она своё решение:

- Поеду я до дома, а Валю оставляю здесь. Она детей растить поможет, а Верка путь идёт работать. Когда дети пойдут в детский сад, ты, Гриша, устрой Валю на работу, а потом выдай её здесь замуж. И желательно, чтобы получила она квартиру примерно как у тебя.

Посмеялся Гриша, сказал, что квартиры он не даёт и женихов не ищет.

Проводили мать, Валя осталась в чём приехала, надо было её одеть – обуть, скоро осень и зима. Вера вышла на работу, когда младшенькой было два месяца, такой раньше был декретный отпуск, до года никто не платил. Вера готовила и стирала сама, Валентина смотрела за детьми и помогала убираться. А ещё гуляла с малышками и при этом не забывала строить глазки всем неженатым парням в своём доме и во всех соседних, так что к восемнадцати годам у неё уже был выбор. Правда, и сама она была видная: крепкая, здоровая, на Гришу лицом похожа, но бойкая и языкастая. Пошла работать, нарядов себе накупила, а там и замуж собралась. Мать на свадьбу не приехала, но Грише написала, чтобы выдал сестру достойно, и приданое чтобы было не хуже как у людей.

И ведь надо же, сбылись все старухины пожелания! Вышла замуж Валентина, полгода прожили в семье, а там и свою квартиру получили, причём от Гриши всего через два дома. И вот она уже ходит по двору, подперев руками крутые бока, покрикивает на ребят, которые в песочнице с игрушками не разберутся, на мужиков, что слишком громко стучат костяшками домино, детям спать не дают. Своих детей у неё уже двое, обе девочки, на работу не спешит, хватит того, что муж работает.

А у Веры с Григорием тоже радость: народился сын. Крепенький, здоровый, кудрявенький – вылитый Купидон. Сообщили матери, она прислала письмо, что теперь приедет Дуся. И с ребёнком поможет, и по хозяйству чего. Дуся талантливая, она прекрасно рисует и поёт, и у неё есть мечта учиться. Так что когда мальчик немного подрастёт, Дуся пусть поступает и учится, как ей хотелось, на воспитателя детского сада.

Дусенька всем сразу очень понравилась, она была весёлая и красивая, к ней потянулись дети со всего двора. Она делала прекрасные игрушки из глины, раскрашивала их и дарила детворе, а Вера выносила из дома картины, которые писала Дуся, и всем рассказывала, какая она художница. Вскоре Дуся поступила в Городецкое педучилище на заочное отделение, успевала и учиться, и детей из садика забрать, и с Юрочкой сидела, а вечерами ещё летом пела иногда прямо на улице украинские народные песни. Да тогда многие на улицах песни пели – такое было время.

Дуся нашла жениха в Городце, вышла замуж, там и осталась. Приезжала в гости к Грише с Верой сначала с мужем, потом и с маленькой дочкой. А у Веры четвёртый ребёнок родился, снова девочка. Вера очень любила детей, и никто никогда не слышал, чтобы она хоть раз повысила голос, ласковая была и со своими детьми, и с чужими. Она по-прежнему была хороша собой, только волосы уже не вились мелкими кудряшками, а лежали одной красивой волной. Да и проседь в них кое-где появилась, тогда ещё не было моды закрашивать седину.

Старшая дочка у неё уехала в Горький на учёбу, там познакомилась с однокурсником, сыграли шумную и весёлую свадьбу со всеми обычаями, с выкупом невесты, со множеством гостей. Жених был родом из Архангельска, туда они вскоре и уехали. Вторая Верина дочка поехала к сестре погостить и тоже там осталась. Но места в квартире больше не стало, потому что вскоре приехала Роксана.

***

Она явилась без предупреждения и с порога сказала: "Жить я буду пока у вас, пойду на работу". Гриша взял её на завод, помог устроиться ученицей. Роксана была бойкая, общительная, больше на Валентину похожа. Быстро нашла себе подруг, стала бегать на танцы, а там и о свадьбе заговорила. Вера уговаривала её подождать, мол, молодая ещё, но та заявила невозмутимо:

- Сама хочу быть хозяйкой!

Сообщили матери, она собралась приехать. Явилась под вечер, вся увешанная сувоями: Роксаночке, последней доченьке, привезла, что годами копила. А сама была одета в такое рваньё – не то зипун не ней, не то кацавейка. Григорий пришёл с работы, увидел мать, обрадовался и растрогался. Отдал Вере зарплату и сказал:

- Сходите завтра с мамой в магазин, купи ей пальто. Она всю жизнь для нас жила, себе ничего не покупала, пусть хоть на свадьбе у последней дочери хорошо одета будет.

Вера взяла деньги и промолчала, наблюдала, с какой благодарностью мать посмотрела на Григория. Конечно, половина из нас, женщин, нашли бы ей что сказать. Вот так примерно:

- Что же ты, старая колода, меня, беспомощную неопытную девочку, видеть не захотела в своём доме, кацапкой называла! Я же ещё и растрёпа! Что же ты ко мне, растрёпе, всех своих детей посылала, чтобы я поднимала их и на ноги ставила? У тебя вон дочь живёт через два дома, но что-то не у неё, а у меня расположилась ты, а туда только в гости на часок зашла!

Но Вера не относилась к злой половине человечества. Она послушно наклонила голову и на другой день, придя с работы, сказала свекрови:

- Пойдёмте, мама, в магазин.

Через час они возвращались из магазина одежды, и на старухе было новое пальто. Простенькое, немодное, зато новое и своё, а то ведь она всё после дочерей донашивала. Она не стала снимать его, как надела в примерочной, так в нём и осталась, даже этикетку не оторвала. Вера вела её под руку, а она шла со счастливым лицом ребёнка и что-то неслышно бормотала себе под нос.

Подошли к дому, Вера пошла к себе готовить ужин, а свекровь направилась к женщинам, которые, как обычно, под конец дня собрались на длинной лавке перед домом обсудить события в мире и местные новости. Всё внимание переключилось на неё, начали хвалить пальто, спрашивали цену. А она, как ребёнок, неожиданно вдруг получивший дорогой подарок, погладила рукой отворот из тёмно – зелёного драпа и сказала, обращаясь ко всем:

- Верка – матка!

- Матка – это как? – непонимающе переспросила одна из женщин.

Та глубокомысленно покивала головой и сказала:

- Всем мать!

***

Я не хочу, чтобы читатель подумал, что я против украинцев. Дело ведь не в национальности, а в человеческих отношениях: таких историй и у нас немало. За "кацапку" обидно только.