Как много замечательных стихов сложено об осени! Какое красивое звучание вот у этих строчек, взятых из школьного учебника: читаешь вслух и будто слышишь шуршание листьев под ногами. А общая картинка располагает к раздумьям и творчеству. Знаю по опыту: не только у великих осенней порой "пальцы просятся к перу, перо – к бумаге". Осень – время размышлять и творить.
Старый скворушка
Ох уж эта надоедливая, нудная осенняя погода! Лето промелькнуло – не видели как, а осень подкралась и не одного Михалыча вывела из равновесия. Всё как-то померкло, сникло, и тело всё заныло – это уж всегда к непогоде бывает. Михалыч сам себе дал команду не раскисать и занимать себя посильными делами. Вот и сегодня, несмотря на то, что руки-ноги поламывало и суставы хрустели, вышел с утра на улицу, решил навести порядок на заднем дворе. Дрова убрали, сложили в поленницы, а так – остался всякий мусор: щепки, сучки, короткие свиловатые полешки – это надо всё на тележку да к бане перевезти. И на улице было хмуро, и на душе грустно. Ветер был холодный, пронизывающий, очень скоро он нагнал туч, которые вот-вот были готовы пролиться дождём.
Мелкие щепки в рукавицах собирать было неудобно, снял – руки закоченели. Телогрейку продувало, а тут и дождик пошёл моросить. Михалыч быстро продрог и промок, ещё пару тележек всякого мусора отвёз к бане, оставил там тележку и двинулся к дому.
- Вот и грудь вроде как заложило, не дай Бог простуду подхватить. Хорошо ещё печь не сломали. Убедил сына, что печь оставить надо, как без печи-то? Одежду, понятно, и на трубах посушить можно, а полежать-то как, кости погреть?
Вот сейчас он залезет на печь, телогрейку высушит, сам спину прогреет… Вытянулся он на печи, пятки прямо к кирпичам прислонил. Нет, печь в осеннее время – дело незаменимое.
Только забылся маленько на печи, в сенях звякнула щеколда, послышались лёгкие детские шаги. Это младшая внучка Светка возвращается из школы. Пока шла дождём, вся промокла, прозябла, ноги промочила. Михалыч говорит:
- Раздевайся скорей и иди ко мне на печку!
И вот уже Светка на печи, прикладывает к дедушкиным щекам ледя-ные ладошки, а потом пристраивается к деду под бочок, а отогревшись, рассказывает, как прошёл школьный день. Эти минуты в жизни Михалыча были самыми любимыми. Столько в Светкиной болтовне было непосредственности, обаяния. Он с улыбкой слушал, как сегодня на уроке математики внучка первая в классе решила задачу, а на перемене сосед по парте ни с того ни с сего обозвал её козой.
- А ещё, дедушка, на уроке пения мы сегодня разучивали песню про осень.
- Ну спой тогда.
- Там про скворушку поётся.
- Вот про скворушку и спой.
Светка прокашливается, настраивается на лирический лад, а потом заводит очень чистым высоким голосом:
Осень-непогодушка,
Тополь пожелтел.
Вдруг на ветке скворушка
Песенку запел.
Ветка чуть качается,
Дождик не кончается,
С нами старый скворушка
До весны прощается
Голосок у внучки несильный, но слух изумительный, каждую нотку выводит правильно. И поёт проникновенно, с душой. Когда песня закончи-лась, Михалыч похвалил внучку и попросил:
- Ну ещё спой.
- Опять эту?
- Да, опять её давай, я слова запомнить хочу.
Дедушка прикрыл глаза, а она снова запела. Вдруг осеклась на полуслове:
- Дедушка, ты плачешь?
- Да нет, это на улице я сейчас был, глаза мне ветром надуло, вот они и слезятся.
- Неправду ты говоришь, дедушка, тут ветра нет. Плачешь ты, а почему, не говоришь.
- Ну да, песня уж больно жалостливая, вот представил этого скворушку, и грустно мне стало.
- Почему же грустно-то, дедушка? Он же поёт!
- Поёт, Светок, а сам знает, что больше уже сюда не вернётся.
- Почему же не вернётся?
- Потому что он старый…
Светка выпрямилась, личико сделалось серьёзным, бровки сдвинула, видно, копировала свою строгую учительницу.
- Ты, дедушка, два раза прослушал, а понял неправильно. Скворушка прощается до весны, он ещё вернётся! Вот нам Анна Владимировна говорила, что в каждой строчке стиха надо находить ключевое слово, главное то есть. Здесь какое главное слово? До весны! А ты неправильно решил, что старый! И вообще, дедушка, я нагрелась уже и запарилась тут вся, мне ещё надо поиграть, погулять, да и уроки задавали…
Она легко спрыгнула с печи и ушла в другую комнату со своими дет-скими делами. А Михалыч про себя продолжил с ней разговор:
- Светка – Светочек, золотая ты моя стрекоза! Ключевые слова мы находим для себя в соответствии с возрастом. И видит всяк по-своему со своей колокольни. Как пел когда-то Вячеслав Малежик: " У меня глаза на закат, а у вас на рассвет". Ты про весну тут услышала, а мне показалось, что скворец поёт – упивается, потому что понимает, что это последняя его песня на родине, ему, старому, может, больше и не суждено сюда вернуться.
Полежал-полежал он ещё на печи, подумал про себя: что это я какой слезливый стал, вот песня про старого скворца как меня растрогала… Ну а теперь надо вставать, обедом Светку накормить, пока её родители не пришли с работы. Спустил ноги с печи, глянул в окно – там дождик так и сечёт. Всё за окном серое и невзрачное. Взгляд его упал на забор, возле которого дрова приложены. Подумал про себя: "Покосился забор-то, весной надо обязательно поправить". Поймал себя на слове и усмехнулся: " Да-да, весной, уж раз это главное слово, то и плясать надо от главного".
Эх, картошечка!
Каждый раз, выходя копать картошку на своём участке, вспоминаю связанную с рытьём картошки историю, один маленький эпизод, который навёл на большие размышления.
В студенческие годы моя подружка, с которой вместе жили в комнате в общежитии, пригласила меня поехать к ним в Кстовский район копать картошку. Отказаться было неудобно: её родители привозили нам картошку, и мы ели её всей комнатой. Правда, я предупредила сразу, что опыта в рытье картошки у меня нет.
- Да тебе и рыть не придётся, копальщиков у нас хватает, а вот выбирать некому. Там ничего сложного нет – бери картошку и кидай в ведро.
Ехали с весёлым настроением. Работать большой компанией всегда весело, главное – полностью выкладываться ради общей пользы.
Вид картофельного участка поначалу привёл меня в уныние своими впечатляющими размерами: он тянулся до самого горизонта! На горизонте был лес, вот до самого леса он и простирался. Мне казалось, раньше, чем за неделю нам с этим участком не справиться. Однако работа пошла на удивление легко. Земля была пухлая, рассыпчатая, картошка крупная, ровная и чистая. Казалось, копальщики работают шутя. Копали отец и два его зятя, выбирали мать и мы с подружкой, а семиклассник Витька относил картошку, высыпал её в мешки и возвращал нам пустые вёдра. Старшие сёстры не приехали: у одной был грудной ребёнок, другую отправили на учёбу.
Работали споро и весело, и погода сухая и тёплая была. Один из зятьёв, звали его, кажется, Миша, очень похож был на артиста Савелия Крамарова, того самого, который сыграл Косого в "Джентльменах удачи". Он это знал и, пользуясь сходством, без конца сыпал цитатами из фильмов, в которых Крамаров играл, очень удачно его копируя. А уж фраза "О, картошечка!" с перекидыванием картофелины из руки в руку, произносилась раз сто и вызывала всеобщий смех.
Вот так за работой и не заметили, как прошли середину поля, а там стал виден и конец. Отец оставил нас со словами "Доделывайте, молодёжь" и отправился в лес за хворостом. Вскоре на краю поля запылал костёр, потянуло дымом, он набрал картошки, чтобы запечь её в золе. Когда была выкопана и выбрана последняя борозда, мать принесла из дома две буханки хлеба и полведра солёных огурцов. Вот только теперь почувствовали усталость. Сели все полукругом возле костра, сидели молча. Отец начал ровным крепким прутиком выкатывать из золы запечённые картофелины, и ожидалось, что уж сейчас-то Миша – Савелий продемонстрирует своё коронное "О, картошечка!", но и он вдруг стал серьёзным и молчал. Тогда отец выбрал с пяток самых ровных, красивых, необугленных картофелин, осторожно взял их в свои большие ладони и аккуратно положил возле матери. Потом приглашающим жестом показал всем, мол, всё остальное – ваше. И этот маленький эпизод почему-то надолго запал мне в душу. Без слов и без всяких поучений дал понять глава семейства, кто здесь самый уважаемый и достойный человек. И своё отношение выразил, и детям пример показал, что почитание женщины должно проявляться даже в мелочах. Мать ничего не сказала, взглянула только на мужа с такой благодарностью! Не за картошку, конечно, - вон её сколько, а за отношение, за то, что как может, передаёт детям уважение к матери, и они это понимают.
Бесстыжая
Лежать в картофельной меже страшно неудобно. Самой мне, правда, не приходилось, а вот Геннадий Иванович рассказывал… Впрочем, его рассказ лучше передать по порядку, опуская, конечно, те эмоционально выразительные слова, которыми он время от времени свой рассказ сопровождал, каждый раз при этом осекаясь с извиняющейся улыбкой.
- Картошки мы у себя в огороде высаживали мало, так что хватало только на осень. А тут мне жена Шура говорит, что недалеко от нашего дома по целине начали нарезать участки под усады. Давай, говорит, возьмём, на всю зиму себя обеспечим. Соседи вон не зевали, им уже разметили, скоро пахать начнут. Не на глазах, конечно, но и не так далеко – на тележке по мешку можно перевозить.
Сказано – сделано, участок нам достался крайний от дороги, оно и неплохо: удобней на тележке подъезжать. С весны начались наши хлопоты: вспахать, посадить, выполоть, окопать, да жука собрать – тогда ещё вручную собирали. Правда, урожай обещал быть славным. На новом месте да по целине, да с хорошим уходом – картошка вымахала знатная, плети с руку толщиной. Стали мы с Шурой прикидывать, сколько соберём, да на этой картошке мы ещё, может, и поросёнка вырастим. Вот сентябрь наступил, пора бы уж рыть начинать, да только ботва ещё вся зелёная, решили с недельку подождать. А тут Шура как-то берёт ведро с лопатой и говорит: "Пойду картошку попробую, вырою курня два на обед нам". Пришла оттуда расстроенная, чуть не в слезах: "Там без нас её уже кто-то пробует, смотрю, с краю курней пять уже вырыли". Успокоил я её, как мог, а у самого душа не на месте: сколько трудов мы положили, а тут кто-то на готовое пришёл?
Стал я каждое утро перед работой на участок захаживать и прямо духом упал: два-три курня после ночи исчезают, только плети валяются. И такое меня зло разобрало! Ну, думаю, ночь не посплю, а всё равно услежу вора и если поймаю, все рёбра ему переломаю! Дождался субботы, чтобы на другой день на работу не идти, фонарик взял, халат рабочий старый и, скрывать не стану, дубину ещё прихватил, думаю, вдруг мужик здоровый попадётся, готов был треснуть его как следует.
Ну вот, подошёл к участку, халат в меже расстелил от края борозд через пять, ботва густая, меня не видать. Земля уже холодная, всё-таки не лето, но зло моё меня изнутри подогревало. Лежу, затаился, начало смеркаться, гляжу, мужик по дороге идёт, тщедушный такой. Подумал, что я с ним и без дубинки справлюсь, а он прошёл мимо и головы не повернул даже. Вздохнул и продолжаю ждать. Сам про себя размышляю: привычка пользоваться чужим урожаем не вчера появилась. В сказке про конька – горбунка кто-то повадился косить пшеницу – братьям пришлось по очереди сторожить, в сказке про Жар-птицу у царя в саду пропадали золотые яблоки – тоже сторожили сад царевичи. А я вот свою картошку стерегу. Вон дамочка идёт, модная, с высокой причёской, в газовом платочке, в руках дамская сумочка. Это явно не моя клиентка.
Но дамочка повернула и направилась прямиком к моему участку. Достала из сумочки нарядную больниевую сетку, мастерок, которым обычно штукатуры работают, и по-деловому так начала орудовать своим инструментом – два курня, и сетка наполовину заполнилась чистой отборной картошкой. Вышел я из борозды, кинулся к ней, какие слова говорил, не помню уже. Схватил её за плечо, в лицо заглянул, а она молодая ещё совсем, накрашенная, но главное, что меня поразило, на лице ни тени стыда. Глазки потупила, улыбается слегка, с таким видом стоит, как будто нечаянно съела чужую конфетку, а теперь вроде и неловко ей, ну да ничего страшного, мелочь же это. Проорался я, но понял, что воспитывать мне её и убеждать в гнусности её поступка всё равно что в ступе воду толочь. И бить я её не стал, сумку только вырвал из рук вместе с её орудием труда, толкнул для скорости в сторону дороги, она и пошла. На лице её читалось сожаление, но не от того, что совесть её грызёт, а что сегодня выход оказался неудачным. Предупредил я её, что если ещё раз увижу за таким занятием, сразу убью, да только вряд ли она испугалась. Домой пришёл, говорю Шуре: "На днях начинаем рыть картошку, не для таких бесстыжих урожай растили".
Вот такой был у нас опыт выращивания картошки в чистом поле. А потом постепенно все участки эти запустили: то ли люди ленивее стали, то ли чаще стали находиться охотники поживиться результатами чужих трудов, а ловить воров с ночёвкой в картофельной борозде решится не каждый.