Учился в Шиловом 2-х этажном доме, что выше церкви, но он дважды горел, и приходилось учиться в деревянном доме, примыкающем с севера к церкви, где сейчас военкомат, и в доме, стоящем на месте современной поликлиники, ниже райисполкома. (Последняя сгорела в 1967-68 году, и её снесли совсем). Потом уже, возможно, в 1935-36 году, в северо-восточной части села построили большую деревянную школу. Я больше учился в классе на втором этаже, окна которого выходили на юг. Начиная с 5 класса, по ведущим предметам были экзамены ежегодно. Они были очень полезны в смысле закрепления пройденного. Повторение в конце года и подготовка к экзаменам позволяли доработать свои пробелы в учёбе и систематизировать весь пройденный материал. Я выходил на экзамены с уверенностью, что всё знаю, боялся только сочинения по литературе. Дни, отведённые для подготовки к экзаменам, по назначению не использовал, кроме литературы, даже в 10 классе. Отдыхали вместе с Мишей Цаплиным и Арсением Сергеевым –очень одарённым и способным учеником. И это меня на экзаменах по тригонометрии в 10 классе подвело. Собрались мы поехать на велосипедах в Селитьбу. Велосипед был роскошью, имелся у редких, здесь принадлежал Цаплиным. Выйдя из класса раньше меня, эти два друга показывают в дверь кулаки, дескать "кончай скорей". Торопясь при переписке с черновика (он тоже сдавался), я сделал ошибку. Преподаватель Комаровских схватил меня в дверях и выразил негодование тем, что решение в черновике правильное, а переписал на чистовик с ошибкой, Вкатили мне "трояк", а поскольку учился на "5", в аттестат поставили "4".
Наши детские и недетские забавы
Вся наша жизнь с детства была связана с трудом, но всё-таки жили мы нескучно. Искали каждую возможность, чтобы убежать из дома к друзьям, а проблем молодёжного отдыха не было.
Сейчас, все требования отдыха сводятся к тому, чтобы были развлекательные учреждения, заведения, постоянное нытьё о том, что кто - то должен и обязан молодёжь развлекать. Тогда же были люди, способные увлекать, веселить, заражать каким - то весельем. Эти люди сами выходили на сцену из своей среды, у них был природный дар. Никакого уныния, и веселье не связывали с красивой одеждой, деньгами, мечтами о посещении ресторанов. Были самые простые деревенские забавы, шумные, весёлые, подвижные. То это игра в городки и чушки, то в лапту ( даже молодые женатые играли), игры в футбол, катание на лыжах и коньках. И всё это большими компаниями, то пели и плясали, то купались до посинения. Лёд на прудах расчищали , конечно, сами, ворота для футбола тоже ставили сами. Мужики сломают ворота, чтобы не топтали луга, на другой день уже стоят новые в другом месте. Ходили в лес, занимались рыбалкой.
В то время ни музыкальных инструментов, ни приёмников, тем паче у деревенских мальчишек, не было, но скучающих не было. В начале 30-х годов начали делать радиоприёмники (примитивные). Основная деталь 2 катушки изготавливались они путём намотки витков проволоки на цилиндр из картона. Меньшая катушка вращалась внутри большой . доставался кристаллик какого минерала не помню, но вид его был копия угля антрацита неопределённой формы, гранили его по 3-5 мм ( совсем маленький кусочек) , примерно в клетку тетради. Из струны изготавливалась пружинка и остриём его конца искали точку на кристаллике, на которой воспроизводился приём радиостанции.
Делал я такие радиоприёмники с Александром Федоровичем Чаусовым. Он был старше меня ( с1918 г.р.), но между нами дружба и в его шалаше, тёмном чулане делали приёмники, проявляли фотографии ( у него был фотоаппарат). Делалась антенна длиной в 30-40 метров и крепилась на шестах высотой 10 и более метров. Когда услышали первый раз музыку в наушниках, удивлялись как чему - то сверхъестественному. Мать, любопытная по природе, забрала у меня наушники и долго слушала сама, не давая слушать нам, детям. Её большие глаза, кажется, от напряжения сделались ещё больше, с таким вниманием она слушала музыку из Москвы.
В то время цивилизация до деревни ещё не доходила. Трудно было поверить в то, что до Москвы так далеко, а всё слышно. Чудеса да и только.
Дирижабль
Однажды хорошим солнечным ранним утром мать с плачем будит всех нас, спящих в сенях, и приговаривает: "Молитесь, дети, последнее время наступает" Выводит нас полусонных на крыльцо и показывает на низколетящий огромный огурец. Он как бы завис в воздухе и на малой скорости, на небольшой высоте тихо приближался по курсу прямо к нашим домам и с приближением устрашающе увеличивался размерах. Он опускался всё ниже и ниже, работы двигателя не слышно было. У нас в букваре уже был рисунок дирижабля, Тоня быстро принесла букварь и говорит, что это дирижабль, а не Бог с неба спускается.
Мать ещё продолжала надрывно плакать и никак сразу не осознавала, что это творение рук человеческих. Заставили её взять учебник в руки и сличить картинку. Доказали, смеялись после над собой. Вот и такие проявления были у людей, а ведь мать не такая глупая, много читала священных книг, не прочь была читать и художественную литературу, но не было времени. Под старость стала читать чаще, а вот тут взяли вверх проповеди о том, что снизойдёт с Бог с неба и тогда наступить конец света.
Как разрушали церкви
Уничтожение церкви проводили так, как могут действовать только антихристы перед концом света. На верующих сами эти акты наводили ужас. На святая святых - на церковь и вообще на веру Христову допускали полное богохульство. Сбрасывали колокола, чтобы уронить высокие конструкции здания церкви, разбирали кирпич , в эти проёмы закладывали клеткой брёвна, обливали керосином и зажигали. Возвышаясь над селом, горел Божий храм, тысячные толпы верующего народа выли страшными голосами. Лишалось здание опоры с одной стороны и падало. Так было в Сосновском.
Церковь была очень высокой, та часть, что уронили, где - то в 3-4 этажа, там размещались колокола. Был у нас большой колокол, используемый при пожарах. Звон его, густой и мощный , был слышен даже на реке Серёже. Были колокола средние и до маленьких. Звон колоколов помню и помню старика – звонаря, так он хорошо и искусно звонил.
Но, что интересно, молодое поколение, да и не только молодое, быстро отреклось от церкви, стали атеистами, и родители не могли нас заставить молиться. Правда, русский мужик всегда неохотно ходил в "церкву" в отличие от женщин и попам не доверял, а сочинял о них всякие нелестные байки. Пока были не закрыты церкви, нас ещё водили туда, однако я лично ничего не понимал, и только утомительно было стоять обедню. Ещё в 1932г. как крёстный отец крестил соседа Валентина Николаевича Большухина (умер в 1993г) . А вот на Пасху нам очень хотелось попасть в церковь, куда уходили с вечера и до утра. Как там пели великолепно!
Именно в эту ночь мы бегали то на колокольню, поднимаясь по этим крутым лестницам, то во двор, где кто повзрослее стреляли из "пушек". Это не запрещалось, и всю ночь шла стрельба. Было ли это только у нас в Сосновском, сказать не могу. Соревновались, у кого получится выстрел сильнее. "Пушки" были разные: и литые, и латунные, длиною 20-30 см и диаметром отверстия 2-3 см, а сама толщина 5-6 см., а больше были самоделки, обычные "поджигалки", что делали мальчишки из трубок, часто калеча себя. Заряжали порохом, а больше головками спичек.
А утром , после Великого 7 недельного поста и отсутствия за это время скоромной пищи( мяса, рыбы, яиц и всякого жира животного происхождения), появлялось изобилие пищи: крашеные яйца, ватрушки, мясо. Вот уж праздник так праздник - помнится до сих пор. Мама не ела "от звезды до звезды" последний день перед Пасхой. В этот день водку не пили – грех. Праздник продолжался целую неделю, а вино пили только с понедельника. Отец попов не любил, осуждал, если и ходил когда –то в церковь, то больше, думаю, в угоду верующей жене. Потушив лампу перед сном, мать долго шептала молитвы, и доносившийся шёпот иногда вызывал у отца раздражение, хоть он и старался сдерживаться и в этом отношении не обижать мать. Были случаи, что и срывался, правда, редко.
Отец и мать
Отец был очень внимателен к матери и предупредительным к своей жене, старался избавить её от тяжёлого труда, всегда оберегал и жалел её. Не давал залезать на сушилы за сеном, когда оголялись жерди и было уже опасно по ним ходить (сено хранилось в верхней части двора – на сушилах). У мамы прибаливал желудок, и он всегда следил, чтобы она не ела противопоказанное, а она пренебрегала. Были у неё и странности. Она, например, любила тухлые печеные яйца. Вот такие её клады отец находил по всем закоулкам дома, подполья и, найдя их, её долго назидательно бранил, а она оправдывалась, хлопая большими глазами: "Вась! Ей Богу, яйца эти не прятала".
Мама не любила плохие дрова. Он старался запасти ей хороших берёзовых. Лучину запасёт, зимой внесёт дрова сам. Муку, пшено покупали мешками, носил сам, конечно. Осенью в проулке, где сейчас магазин, образовывались лужи, настил всплывал, лошади вязли по брюхо, их выпрягали. Дорога проходила у нас под окном. Вот в такую пору, помню, отец принёс сразу 2 мешка ( пшено и муку), подхватив их левой и правой рукой и прижав к бокам. Везти никто на лошадях не соглашался.
Но , выпивши, отец иногда был резким, упрямым и капризным, порой обижал мать, но это только дома перед женой, на людях таким не был. Помогал всем : заколоть скотину, пробить косу, поправить вывихнутую руку, завязать в лубок козе сломанную ногу, лечил язык коровам, переставшим щипать траву (чем -то натирал). Все шли к нему, никому не отказывал съездить в лес за дровами, строительным лесом, каким бы ни был уставшим. Только матери пожалуется: "Опять не отдохну в воскресенье". В общем, был отзывчивым и неутомимым, всегда впереди: почистить колодец, пруды. Колодцы чистили и мыли сруб ежегодно, мужики делали это по своей воле, инициативу часто задавал отец. Общинная жизнь приучила их всё делать самим и не оглядываться, как сейчас, на государство. Надеяться было не на кого, никто и ничего не сделает, кроме них самих. Лентяи, конечно, были. Хорошо встречал отец гостей, последнего поросёнка заколет, если даже приедет кто-то среди лета, а ведь холодильников не было, и в зиму останешься без мяса.
Соседи
С соседями жили хорошо и дружно, потому что соседи были очень хорошие люди. Справа Большухин Николай Иванович, кузнец, отлично игравший на баяне, перед войной ездил в Москву, где за игру получил именные часы . Это был большой подарок, часов у мужиков не было. Не было такого дня, чтоб он не играл часа два на веранде в летнее время и осенью, а иногда по воскресеньям заведут пляску под такую игру. Был он с юмором, проказник, любил пошутить.
Одно время он завёл лошадь, красную с белой гривой и таким же хвостом, почти до земли, ужасно резвую и похожую на тех, что изображены на картине "Три богатыря". Не раз она его пьяного в сильные морозы выбрасывала из саней, и отец отправлялся на этой лошади, пришедшей домой без хозяина, на его поиски и находил. Отец Николая Ивановича жил на большой улице, где сейчас многоквартирный дом (слева по направлению к центру). Он был очень мастеровым человеком, имел мельницу металлическую, от неё было освещение в дому и в кузнице. Такой сейчас мастер на все руки сын Николая Ивановича – Валентин, мой крестник, живёт в отцовском доме.
Слева жил товарищ отца Чаусов (Зыков) Павел Михайлович, а его жена Анастасия Васильевна была подругой матери с молодости. Павел Михайлович - экономист или бухгалтер завода, интеллигентный человек, нерасторопный увалень, которым командовала властная энергичная жена. Убит был сразу же в 1942 году, после призыва в армию.
Далее, рядом с магазином, жил Чаусов Фёдор Васильевич, очень серьёзный, малоразговорчивый человек, непьющий, страстно увлечённый садовод, ему из Мичуринска высылали бланки, куда он заносил свои наблюдения по саду. В его саду было как в хорошем парке – разметенные, хорошо спланированные дорожки, обсаженные разными цветами. Наверное, поэтому его дочь Баланова Валентина Фёдоровна всю свою жизнь посвятила этому увлечению, выращивала в своём саду разные цветы, удивляя всех жителей Сосновского, являлась продолжательницей дела своего отца.
Воронин Фёдор жил через дом от нас, сосед Большухиных, тоже был славный человек, участник войны с Японией в 1904 году. Сидя на завалинке вечером после работы, много рассказывал о той войне, как они ходили в атаку с иконами, на несколько человек была одна винтовка, если убивали солдата с винтовкой, то тот, кто шёл с иконой, обязан был вооружаться за счёт убитого. На этой завалинке передавались все услышанные или кем- то прочитанные новости.
У дяди Феди жена Татьяна, полная женщина, которая не пользовалась авторитетом из-за своего чрезмерного любопытства. Её интересовало даже то, что сегодня сварили на обед, заглянет и на кухню, и в печь. В противоположность скромному, умному мужу была криклива и порой глупа. Газеты читало ограниченное число людей, радио ещё не было, кино распространения ещё не получило, да и мужики не ходили никуда, были малограмотны . Кинотеатры были во второй половине 30-х годов оборудованы в церквях. Чаусовы все газеты читали и выписывали, Павла Михайловича всегда можно было видеть с газетой в руках или свёрнутой газетой в кармане пиджака, когда он шёл с работы.
Праздники
При той голодной жизни я вспоминаю сытые и привольные дни, которые я проводил в престольные праздники: в Успенье, 28 августа, вся родня собиралась у нас, а в 27 сентября, на Сдвижение - у Гулиных. Праздновали 3-4 дня. Такое изобилие мясной пищи, сдобы и прочего мы видели только в престольные праздничные дни да на Пасху. Тут уж наедались досыта.
Пили, ели, гуляли компаниями по улицам с песней, пляской под гармошку, пели много, а наша родня, можно сказать, пела хорошо. Дядя Лёня и его брат Алексей раньше пели в церковном хоре, дядя Миша Ширыбанов и тётя Катя имели очень сильные, хорошие голоса – да, петь умели. Отца тоже природа не обделила хорошим голосом, но пел он, конечно, хуже дяди Миши. Когда гуляли у нас, их дополнял бас Ивана Тимофеевича Мутовкина, это муж двоюродной сестры Лимоновой Фаины Михайловны, отец с ним очень дружил. Иван Тимофеевич умер 1979 году, уже живя в Павлове, а Фаина в мае 1987г. Умение петь в сочетании с хорошими голосам, их выделяло среди многих гуляющих на улице компаний, хорошее душевное исполнение песен помнится с детских лет до сих пор. Может, потому и я всю жизнь, люблю хорошую песню и с удовольствием слушаю и пою для себя в лесу, в поле. Я имею сильный голос, но жили мы не в то время, чтоб заниматься музыкой и своим музыкальным образованием, и природный голос остался неиспользованным и недоработанным… .
Неплохо пела и младшая сестра мамы Анастасия Ивановна Мартынова, тётя Дуня и другие. Не видел ещё пока мужик хорошеё жизни, поэтому и мало было весёлых песен, а пели больше о тяжёлой участи, особенно солдата, и несбыточных мечтах о хорошей жизни. Я помню только начальные слова некоторых песен, например: "Пожил бы я, пожил с барынькой хорошей, да на привольной стороне…" , "Эх да пастушок, дружок …" - песня с хорошей мелодией, лирического характера о пастухе, играющем на рожке и собирающем скотину на красивый, утренний лужок. Как мощно её подхватывали все поющие! Помню последние слова: "Собрал он, собрал свою скотину". Пели, конечно, "Рябинушку", "Шумел камыш", о Стеньке Разине, "Бежал казак", "Лучину", "Потеряла я колечко", "По Муромской дорожке", "Как у нас под окном расцветала сирень", последние две уж больно любили Грушины, тётя Дуня. А дядя Ваня Мутовкин обязательно запоёт "На островах охотник целый день гуляет, ему нет удачи, сам себя ругает", а дальше уже подхватывали песню все, уж очень получалось звучно, громко: "Там на бережку вздумал он уснуть , вздремнуть - охота сорвалася", дальше не помню , да и эти слова могу несколько исказить, но не смысл песни.
Пели и советские песни: "Как родная меня мать провожала" и другие. Ну, конечно, были и задорные частушки с пляской под русскую гармошку. Красиво гуляли. Никогда не видел среди наших перепившихся, драчунов и прочих хулиганов, хотя пьяными были, но всё было спокойно и отношение друг к другу уважительное.
У этих мужиков после праздников была тяжёлая работа в кузницах, как правило, вставали в 4 часа, работали до 5-6 часов дня, а летом ещё и изнурительный труд по заготовке дров, сена, причём всё носили на своём горбу. Машин ещё не было, колхозных лошадей никто не даст. Причём сено заготавливали и по ночам, ибо хоть где – то в кустах, на межах и накосишь вязанку травы, её могут отобрать, поэтому траву таскали втихаря, то есть украдкой. Страна крепла, возводились заводы, а народу жилось ещё очень тяжело.
Отец: последние дни
Отец, может быть, жил бы значительно дольше, если бы не ослабил себя очень сильным воспалением лёгких, полученным вот при каких обстоятельствах.
Задумал из снега заготовить для матери хорошей, "мягкой" воды для бани. И долго топил печку в бане и таял снег в котле. А для этого непрерывно выбегал распаренный с вёдрами за следующей порцией снега и ссыпал его в котёл. Ну и простудился. Видимо, лёгочная недостаточность и вызвала вскоре инфаркт. Терпеливо лежал, тяжело, строго выполняя все предписания, выжил, но чувствовал себя плохо, ходить далеко не мог, устава , жаловался на боли в сердце. Ходил к стадиону и на срезе горы, на тропе к Кандали, любовался широкой панорамой, видимой с этой высокой точки. Не раз, приезжая в Сосновское, находил его на этом месте, он как бы прощался с красивым окрестностями, полями и лесами.
В день смерти он ещё делал домашние дела, шил рукавицы внукам Коле и Саше, потом сел смотреть телевизор. Шла передача о Великой Отечественной войне, это был год 20-летия Победы. Показывали те места, где он воевал, по щекам его текли слёзы – эти воспоминания очень его растрогали. В этот день он оставил свою подпись на полях свежей районной газеты, как он сказал, "просто так". Газета была за 16 ноября 1965 года.