Новые пятистенные дома с резными наличниками стоят, тесно прижавшись друг к другу, крытые тесом, железом, шифером. Село, если на него посмотреть сверху, покажется одним сплошным домом с множеством телевизионных антенн. У каждого хозяина есть свой двор, погреб, сеновал, баня…

Да, большой и богатой стала Селитьба. Никто из жителей не хочет покидать ее. Если раньше дом моего друга смотрел на улицу тремя окнами, то сейчас он глядит на нее шестью. Селитьба все растет и растет.

Это, конечно, радует, но и печалит: очень уж за последние пять – десять лет лесу много свели. Его теперь не узнать. Родники высыхают, дичь переводится. Одинокие столетние сосны – семенники валит ветер, выворачивая с корнем. Сорным деревом зарастают поруби. Бывало, воздух звенел, наполненный запахом хвои, и было просторно среди корабельных сосен. А теперь… Вместо солнечных деревьев заросли корьевника, осины да липняка. Оскудели родные леса, но в Селитьбе об этом разговор не ведут. Нужно полено – валят сосну, нужно бревно – губят две.

Осенью приходит из армии молодежь. Погуляют до зимы парни, и запоют от свадеб деревенские избы. Молодые, как правило, хотят жить отдельно. Идут они с заявлением в сельсовет, просят выделить леса на постройку дома. Совет дает им пять кубометров. С другим заявлением – в Сосновский район. Ровно столько же дают и здесь. Просят молодожены еще, а им говорят: " В этом году райисполком получил столько-то кубометров, время – февраль, а уже половину разделили. Дай вам больше – не хватит другим. У нас ведь фонд… твердая цифра… понимаете?"

"Как не понять, - вздыхают парни, - а кто нас поймет? Ведь десять кубометров древесины хватит на потолок и пол. А где взять на стены и крышу?"

На помощь приходили вкрадчивые люди. Они шептали, делая понятные знаки: " А ты не скупись, поставь бутылку". Стыдясь соседей и белого света, шли ребята при огнях к леснику. Они величали его, просили помочь и "горькую" пили. А утром… валились сосны.

Тридцать кубов древесины уходит на постройку дома. Молодожены считают расходы, и перед ними другая проблема: надо купить корову, телевизор. А где взять денег? Идут опять к леснику: "Мы из-за тебя порядком разорились, дай еще нам парочку сосен!" И снова падают, хлещут землю тридцатиметровые сосны. Их пилят на тес, увозят на рынок.

Такой грабеж в Селитьбе за воровство не считают. Другое дело, если кто у соседа из поленницы палку возьмет, того на общественный суд вызывают, статьей из уголовного кодекса пугают.

Прости меня, честный и добрый лесник из другого обхода, не тебя осуждаю – осуждаю людей, которых пустили в селитьбенский лес, которые, не успев пришить на шапку эмблему работника леса, не оправдывают занимаемую должность и губят добро; осуждаю распределителей леса, которые не поймут до сих пор, что на постройку бревенчатого дома требуется около тридцати кубометров древесины, а не пять и даже не десять. Будто не знают в райисполкоме или сельсовете, для чего заколачивают в сосны двухвершковые костыли, от которых деревья высыхают и гибнут. Жестокий и простой расчет: потом это дерево можно без опаски тащить домой. Кто обвинит? Сухое, мертвое.

Время идет. Все дальше и дальше уходит сосна от Селитьбы. Неужели придет день, когда ее околица будет покрыта только пнями?

Деревенька моя

Я укрою тебя от ветра,

Тучи чёрные разгоню.

Близлежащие километры

Солнцем ярким я оболью.

И растают снега на склонах,

Я условностей не терплю.

Подниму тебя на ладонях,

Пусть все знают, как я люблю.

Ты дороже всего на свете

Деревенская красота.

Вы в Селитьбу меня везите,

Пассажирские поезда.

Разве можно забыть такое,

Где родился, учился, рос,

Разве можно сказать иное,

Если сердцем к тебе прирос.

Виктор Штыров