"…Родилась я в деревне Панино Сосновского района Горьковской области. После окончания семилетки нас всем классом направили на курсы механизаторов в деревню Виткулово, что рядом с Сосновским. До сих пор помню фамилию своего учителя – Грунёнков, он очень тепло относился к нам, деревенским девчонкам, жалел, защищал, всегда поддерживал. Только-только научили нас разбираться в тракторах и ремонтировать их – началась война. Так в 14 лет пришлось стать взрослой. Трактористом. Таких, как я, подростков, было тогда очень много – почти всех взрослых из деревень сразу же забрали на фронт. Бывало, что повестку вручали прямо в поле, и уходил тракторист, оставив машину там, где его застала эта бумага. Некоторые такие трактора потом приходилось девчатам разбирать на месте и на больших металлических листах перетаскивать вручную в мастерские. Осень в тот год была ранней и холодной, земля быстро замерзла и волочить листы было намного проще. С другой стороны - эта же промерзшая земля стала для нас первым военным жёстким испытанием: нас послали рыть окопы. Сначала рыли их вручную. В телевизионных военных хрониках многие видели такие кадры: со дна большого рва кидают землю на следующий ярус, оттуда – на поверхность земли. Вот и мы так копали. До тех пор, пока земля вообще перестала поддаваться нашим лопатам, окаменев окончательно. На помощь прислали саперов. Мы ломами выдалбливали лунки, они закладывали туда заряд и взрывали. Помню, долбишь и прислушиваешься: как услышишь условный свист, бегом в укрытие.
После окопов часть из нас забрали на торфоразработки, остальных – в мастерские Сосновского на ремонтные работы, МТС. Жили на квартирах, хозяевам за нас платили картошкой. Когда очень скучали по родным, после смены уходили пешком домой, хотя б на полденька. Если сумерки заставали в чужой деревне, заходили в любую крайнюю избу, нам выделяли для ночлега сени, какую-нибудь дерюжку. Ранним утром тихонько, чтобы не потревожить хозяев, бежали дальше.
Весной впервые начали пахать. Ой, как трудно было!.. Смены длились по двенадцать часов. Днем ещё ничего, а ночью и страшно (из-за светомаскировки никаких огней нельзя было зажигать), и помощи, если трактор заглохнет, не дождёшься. Ведь трактора-то какие были? Колесные, не чета нынешним гусеничным. Чуть накренится на кочке, масло в мотор перестает поступать, машина встает. Что делать ночью девчонке? Иногда, наплакавшись, снимешь магнето, положишь его под голову и до рассвета засыпаешь. Чтоб утром за помощью побежать…
(Здесь я сделаю отступление. Сейчас, когда мамы давно уже нет, очень жалею, что многого не спросила, не запомнила, не посчитала нужным записать. Вот и это волшебное для меня слово – "магнето" - до сих пор для меня непонятно. Я понимаю, конечно, что это какая-то очень важная часть механизма, от которой много зависело, раз его могли украсть и работа вставала. За его потерю грозили большие неприятности, его стерегли как зеницу ока. Помню даже мамину интонацию, когда она просто произносила это слово – "магнето"!..)
Прицепщиком во время сева у меня был десятилетний мальчишка Иван, Ванюшка. Находился сзади меня, постоянно локтем его нащупывала: не свалился? Держится? Ведь не в кабине находился. Хотя какие там кабины, сиденье одно… Встретила его уже после войны. Бегом подбежал ко мне "Тёть Дунь! Помнишь меня? Я у тебя прицепщиком в войну был! Помнишь!?.." Да разве такое забудешь, Вань! Конечно, помню…
С первой же весны через нашу деревню гнали скотину в Сосновское. Для нужд фронта. Забрали и всех наших лошадок. Пахать свои участки приходилось на коровах и быках, которых, забраковав, не брали. Прекрасно помню нашу любимую черную коровушку Цыгульку, которую тоже, отпихнув нас, ревевших детей, увели. А через три дня она сама к нам пришла, вернулась. Вот тогда уже всей семьей завыли… Покормили хорошенько в последний раз и отправили обратно.
Помню, как продналог собирали. С каждой семьи полагалось получить сколько-то мяса, молока, яиц, масла сливочного, картошки. Но мало у кого всё это было в наличии одновременно. Вот и менялись: ты кому-то молока, он тебе – мяса.
Помню, как однажды утром проснулась от маминого плача и громкого чужого женского голоса: " Либо сама, Тимофеевна, отдавай то, что нужно, либо заберем всю картошку!.." А нас, детей, у неё - четверо.
Помню, как привозили к нам эвакуированных. Простые обыкновенные люди. Почти в каждом доме был постоялец. За них тоже платили картошкой. Некоторые остались в деревне и после войны.
Отец у меня был лесничим, инвалид. Лошадей очень любил. Когда через деревню гнали стада в Сосновское, всегда уходил в дом. А дом у подножья горы, по которой вверх и тянулись стада. Уставали от этой горы не только люди. Раз даже нагруженная лошадь не могла тянуть свою повозку вверх. Ездовой слез с телеги и так начал её охаживать, так хлестать! Как он её, сердешную, бил! Как бил!.. Тятя тогда впервые вышел, выхватил кнут и выпорол самого мужика.
Через год стали забирать на войну даже таких не совсем здоровых, как тятя. Провожали его всей семьей. На околице он нас, детей отправил домой: "Давайте дальше я только с мамкой вашей пойду…" Письма мы ему писали часто. Отвечал редко, но регулярно. А в последнем письме он нас спросил: "Что так мало о мамке-то пишете?.." В том же конверте была открытка: фотография большого ровного поля и пашущих на лошадях людей, явно не русских - слишком уж упитанных и хорошо одетых. На открытке приписка, сделанная его рукой: "Колья! Эдак пашы и на таких Коньях. Ваш доброжелатель отец Ив.Анфимов.21/III. 45 г. с берега Балтийского Моря" (Коля – братишка мой, который остался за отца и в доме, и в колхозной конюшне). Обратный адрес – Польша.
Именно оттуда, из Польши (сейчас Германия) из города Заган (или Жаган), в апреле 1945 пришла похоронка на тятю.
Служил он санинструктором. Был награжден самой солдатской медалью "За боевые заслуги", вывозя с поля боя на своих любимых лошадках раненых. И хотя в сорок пятом в Польше активных боев уже не было, бомбили часто. Попал под бомбежку и он. Вёл своих лошадок – "однополчанок" под уздцы, чтобы не сильно дергались от грохота разрывов. Они и взяли на себя основную массу осколков. Его самого, изрешеченного, доставили в госпиталь, где он и скончался.
Помню, я была в поле. Пахала, когда прибежала соседская девчонка и крикнула издалека: "Дюняшка!.. Тятю твоего убили!.." Бросилась домой, а там мама на крыльце ничком лежит…
Известие о победе я тоже в поле получила. Все мы, трактористки, побросали свои трактора и побежали каждая в свою деревню. Никто в тот день не работал. Все плакали. Радовались, конечно. Но и плакали. Не было семьи, в которой кого-либо не оплакивали…"
Что я, лично, помню из рассказов о деде. Здоровье себе он сам ненароком повредил, "сорвал живот", как мама говорила. Поехал в лес за дровами, нагрузил так, что лошадь, рванув повозку, её немного повредила. Чтобы одному её приподнять для починки, пришлось и самому "рвануться", приподняв нагруженную телегу сзади. Рванул и, ткнувшись от боли в край телеги, так и остался. Его, одной половиной тела лежавшего на повозке, а другой волочившейся по земле, привезла домой лошадь. Как только выходили его, подлечили – отправился на фронт. Поэтому воевал не с сорок первого, а с сорок второго. Бабушка, его супруга Елизавета Тимофеевна, как-то написала "куда-то в Москву" уже после войны, чтобы ей выслали хотя бы награды мужа. Видела бумажку-ответ: "… на руки родственникам награды не выдаются". Махнули рукой.
Много позже с помощью интернета мы нашли данные о наградах деда, маминого отца Анфимова Ивана Ивановича: награжден Орденом Красного Знамени и медалью "За боевые заслуги"
Вот текст Приказа о награждении медалью "За боевые заслуги":
"… 2. Повозочного санитарной роты – гвардии красноармейца Анфимова Ивана Ивановича за то, что он в боях по прорыву обороны противника в районе села Гороховищи, Глусского района, Полесской области и последующих по боевому маршруту полка с 24 июня по 24 августа 1944 года часто под артиллерийско-минометным огнем противника эвакуировал раненых бойцов и офицеров с пунктов батальонов до санитарной роты. За этот период тов. Анфимов перевез 352 человек, чем сохранил жизнь многим бойцам и офицерам.
1898 года рождения, русский, беспартийный. На фронтах отечественной войны с Января 1943 года – Южный, 4-й, 3-й Украинский и 1-й Белорусский фронты. Ранений не имеет. Призван а РККА 1.6. 1942 1942 года Сосновским РВК, Горьковской Области. Награжден – орденом "Красное Знамя" приказ №-62/Н от 11.9.1943 года по 5УА. Домашний…"
Елизавета Тимофеевна. Моя бабушка по маме. Когда деда спрашивали, сколько у них детей, отшучивался: "У меня двое, и у Тимофеевны двое. Вот и считайте…" (Было двое сыновей, Николай и Александр, и двое дочерей - Евдокия и Александра. Почему и запомнила её отчество – Тимофеевна …)
Мама как-то вспомнила, что приходила единственная посылка с фронта: поломанные часы и не новая, но добротная шинель. Старший сын фронтовика, Николай, был рукастым и смекалистым, часы сумел починить. Шинель ему, как старшему и больше всех остальных детей работавшему, перекроила и перешила его мама - Тимофеевна.
Вот такие мои предки: Анфимов Иван Иванович и Анфимова Елизавета Тимофеевна.
И мама – Ухалкина Евдокия Ивановна.
Спасибо им.
Спасибо бабушке и деду! За ту великую Победу!