На островах были возведены бревенчатые тёплые избы для жилья, клеть-чулан, сени, двор под одной тесовой крышей. В Колгострове располагались три селения, удалённые друг от друга на две версты. Пахотные земли с одной стороны простирались до самого леса, с другой стороны – озеро, по берегам – бани. Вокруг полей – городьба, чтобы пущенная на волю скотина не забиралась в поля.
В те годы у пристани располагался рыбзавод, а рядом стояли длинные узкие столы, на которых женщины чистили рыбу. Затем часть улова сушили в огромных печах, а подсохшую поднимали на печки досушивать. После я спрашивала матушку: "Как вы лечили исколотые рыбой руки?" И она поясняла: "Бывало, как только при потрошении поранишь пальцы – опускаешь их на секунду в чугунок с кипятком. Он всегда тут же стоял на столе. Вот Бог и уберегал от нарывов".
На берегу рыболовы ладили снасти, весь песок был припорошен рыбьей чешуёй. Будучи известными умельцами, разводили костёр под котлами со смолой, и сами осмаливали лодки, не просили помощи от властей. Зимой на озере рубили проруби и заготавливали лёд в ледник, тащили его на волокушах для сохранности летнего и весеннего рыбного улова.
С течением времени, мысли всё чаще обращаются к воспоминаниям о прошлом. Как истинная островитянка, я росла впечатлительным и любознательным ребёнком. Наш дом на острове находился в центре селения в двадцати шагах от часовенки, которая в те годы служила зернохранилищем. Её нижний венец был поставлен на основание, сложенное из диких валунов. От этого брёвна не гнили, а внутри сохранялась сухость. Она и по сей день стоит целёхонька, хотя селения уже канули в Лету. Мы с подружкой проползали под часовенкой сотни раз, упражняясь подобным образом прятаться от вездесущих мальчишек. Там занимали "наблюдательный пункт", когда надо было посекретничать или выведать их тайны.
Однажды селение облетел слух: церковь на Ильинском погосте опустошили, а всё ценное увезли на материк. Поэтому, прознавши, мальчишки сговорились с моим братом Толей отправиться на следующий день на погост. Я увязалась с ними.
Утро выдалось пасмурным. Мы с Толей наскоро съели свой скудный завтрак, запили чаем из самовара и выскочили на улицу, где нас уже поджидала стайка ребятишек, после чего все вместе направились к другому концу острова через два селения. Эти места нам знакомы сызмальства. Когда вода в озере спадала, мы часто бегали на погост полакомиться малиной, благо, в густых зарослях малинников её видимо не видимо. В своём пешем странствии из одного селения в другое по дороге меж посевов скоро добрались к месту переправы и стали разглядывать противоположный берег. Брат поторопил нас. Отыскав брод, прыгая с камня на камень, мы благополучно переправились через пролив и выбрались на берег Ильинского погоста. Затем, через редкий лесок по узкой тропке удалились вглубь острова. И вот вдали показалась церковь.
Вокруг было удивительно тихо, но из предосторожности мы всё же оглядывались по сторонам, высматривая сторожа. Нам ещё не верилось, что могло что-то измениться.
Мне на тот момент исполнилось шесть лет, брат был немного старше, и как самая младшая, я вышла вперёд и направилась к крыльцу. Удивительно, но дверь оказалась открытой настежь, и, ни на секунду не задумываясь, я вошла в храм.
Под грандиозным куполом царил покой. В стенах этого священного здания меня всегда невольно переносило в другой, древний мир. И обрушившуюся в данный момент картину действительности принять мне было не просто.
Я остановилась и осмотрелась. Трудно описать, какое впечатление окружающее произвело на меня. Что всё это? На самом деле? Или только привиделось мне?
В этом благословенном месте молчало большое горе: иконы, на которые испокон веков молились, через которые просили помощи и защиты, были вырваны, шкафы, полки выворочены, валялись на обшарпанном полу. Посреди храма возвышалась огромная груда книг в красивых золочённых переплётах в половину человеческого роста.
Мальчишки замешкались в проёме дверей, однако любопытство одержало верх над страхом. Они ввалились и сгрудились вокруг книг, затем, взобрались на кучу и сползли вниз.
В правом от меня углу стоял склеп из белого мрамора, крышка на нём была сдвинута поперёк, рядом лежала праздничная риза. Старшие ребята с трудом отрывали от неё лоскутки, распихивая их по карманам.
Я подошла вплотную к книгам, стала приглядываться к каждой, но их было так много. Мне захотелось получше их рассмотреть. Усевшись в сторонке и листая страницы, я старалась отыскать картинки. Читать ещё не умела, хотя буквы все знала, но тут были другие, мне не знакомые: какие-то чёрточки, скобочки, написанные красивыми ровными рядами. Многие книги были украшены замочками. Я держала одну из книг и не могла взять в толк, как островитяне позволили разорить святое место.
Рассказы, которые приманили нас сюда, оправдались. Мне стало как-то не по себе, настроение испортилось. Я думала до сих пор, что этот глухой уголок посещали только родственники умерших. Они по праздникам ехали навестить родных, сюда, где над могилками деревья древние шумят.
"Что же произошло? – задавала я себе вопрос. – Нет, местные к развалу не причастны. Это те, чужие, чьи лодки мы видели в озере. Они всегда везли страх в наш край".
Стеснилось у меня маленькое сердечко. Не имела я духа оставаться в храме, где такое сотворили. Отвернувшись от тяжёлого зрелища, глубоко опечаленная, вышла из храма и потихоньку побрела к озеру. Ребятишки догнали меня, брат вложил в мою ладошку лоскуток, и мы тем же путём вернулись на свой остров. Мои спутники повернули к дороге и через поле понеслись к селению. Я за ними не погналась, молча посмотрела им вслед, помедлив, в каком-то оцепенении уселась на серый валун и притихла. Мне хотелось побыть одной.
В ручке всё ещё золотился лоскуток. "Зачем он мне нужен? Ведь всё это – зло". Мне не хотелось с ним соприкасаться. И тут меня осенило, в следующий момент я положила его на берег, нашла подходящий камень, приподняла и водрузила сверху, придавив ногой. Обойдётся моя кукла без нарядного платья. Только после этого действия немного успокоилась. В голове всплыли матушкины слова: "Чужое брать нельзя, а уж из церкви тем более". Её дедушка когда-то давно служил диаконом на Ильинском погосте.
Уже после, как я часто делала летом, направилась на тропинку, проложенную по каменистому берегу, которая, минуя селения, петляла вдоль озера, огибая остров.
Денек выдался погожий, но, неожиданно, на голубом небе разлохматилась тучка, умыла солнышко и окатила меня грибным дождём, который холодил мои ножки. Они скользили по мокрой земле, я оступалась, мелкие камушки покалывали мои ступни. Но какой ребёнок, проживающий на каменистых островах, с весны до осени босой, обращает внимание на ушибы и порезы. Когда я обошла "Буксу", солнце опять засияло ясностью.
Внимательно вглядываясь вперёд, я заметила бабушку. Она стояла у огромного валуна и проводила какие-то магические действия. Скоро я настолько приблизилась к ней, что уже могла разглядеть, как она, наклонившись, набирала в туесок водичку из выемки на камне. Поравнявшись, я остановилась. У меня вертелась только одна мысль: должна или не должна рассказать ей всё, увиденное мной на погосте. "Прежде думай", – вразумляла, бывало, бабушка, и у меня хватало ума, чтоб всё понять и запомнить. Мы ещё не знали лжи. Она догадывалась, что, когда за нами не было догляду, мы вольничали. Впрочем, я не опасалась бабушки, мы жили с ней в согласии. Однако она заметила, что я была в удручённом настроении, пристально посмотрела на меня и поинтересовалась: "Желала бы я знать, откуда путь держишь, – и тут же добавила, – вижу, ты что-то хочешь мне сообщить, мальчишки обидели?"
Я молча покачала головой и сдавленным голосом без всякой утайки поведала, что нам пришлось увидеть в храме на погосте.
– Да, ты говоришь правду, я не сомневаюсь, – она не стала бранить меня и воздержалась от дальнейших расспросов.
Наступила продолжительная, сосредоточенная пауза. Наконец молчание было нарушено, бабушка, понизив голос, грустно произнесла: "Вот такие сейчас времена". Эти слова прозвучали с особой горечью, в её тоне чувствовалось что-то недосказанное. И только на миг я встретилась с её скорбным взглядом.
– Сохрани, Господи, своим промыслом, – как бы спохватившись, взмолилась бабушка, – прости её согрешения и помяни на доброе дело её, на последнем суде, – так она произнесла благодарственные слова Ангелу, который незримо стоит за каждым человеком и всё видит и всё слышит.
Она глубоко вздохнула, настроение её, по-видимому, изменилось, и поведала мне притчу, которую ей передала бабушка, а та, в свою очередь, слыхала ещё от своей. Говорила она уже не таким тоном, как прежде: "В стародавние времена захотел Господь Бог покарать народы за нечестие. Они сеют зло вокруг, только и ищут, как бы подраться между собою народ на народ. И стал думать, как и чем урезонить их. Потоп уже был. И держал о том совет со ангелы и архангелы, как можно людей образумить, к совести привести. И послал своих угодников проведать крещёный мир, дал срок для покаяния, или не будет человеку прощения ни в этой жизни, ни в будущей. Приуныли архангелы. Как грешных обуздать да чтоб за грехи свои покаялись они перед Богом? И с тех пор, как святые на землю спустились, став одной ногою на твердь, другою на камень, озарилось небывалым светом всё вокруг, загудел колокол над всей землёю, засияли маковки церквей и случилась перемена большая. Поднялся люд для молитв и покаяния за содеянное зло, стал служить верою и правдою, просить пощады. Молились со слезами и коленопреклонением: "Помилуй нас, Бог". Внял Господь молитву и умилилось сердце, по своей святой воле решил – потопа больше не будет, и радугу в уверенье дал. Возрадовался народ, а на камнях, где ступали ноги посланников небесных, остались следы, стали их меж собой "следки святых" называть. С того времени и считают их священными. И, когда небесные силы посылают дождь, вода, наполняющая их, обретает лечебные свойства".
Вот что рассказала мне бабушка, когда мы сидели с ней на огромном камне у озера. Солнце заиграло по воде весёлыми лучами, а в небе висела большим коромыслом радуга. Бабушка брызнула на меня водичкой из "следка", чем окончательно стряхнула с меня грусть, которая сидела в моей душе весь день. Я успокоилась, усталость растворилась, и уже готова была продолжать путь, хотя мне пришлось сделать большой крюк, чтобы обогнуть почти половину острова.
Мы с бабушкой поднялись по склону и вышли на тропу, ведущую к нашему дому.
Я до сих пор задаю себе один и тот же вопрос: "А не царская ли это была библиотека?" Уж очень богатый переплёт, да и книги все были в отличном состоянии. В сухом деревянном храме на острове они могли бы храниться сотни лет. Почему бы и нет?