Солнце уже спряталось, но на улице все еще светло. Знойно и душно. Июльские дни продолжаются и в ночи, распахивая окна в ожидании прохлады. Густой от пыльцы и пыли, воздух, повис над дорогой. По ней, медленно, за руку идут бабушка с правнучкой.
[IMG 2]
Женщина о чем-то рассудительно говорит, а девочка, поднимая на нее голубые глазки, только приоткрывает ротик. Они заходят во двор, девочка уговаривает бабушку еще немного задержаться у песочницы, находит быстро свои формочки, чашечки, ложки и начинает "готовить".
Она похожа на украденный луч от уже спрятавшегося солнца. Волосы девочки редкого бронзового цвета, напоминающего первый мед, поздние осенние блики или темный янтарь. Словно отгадав тон в тон эти мягкие кудри, девочку назвали Злата. Солнечным зайчиком она мелькает перед прабабушкой, которую мило называет: "штаренькая". Так она сама попросила Злату ее называть, чтобы девочка не путала их с бабушкой. Злата со всей детской серьезностью предлагает "старенькой" золотые песочные яства. А женщина, засмотревшись на веселую игру, думает, что именно ради этого рассвета на закате стоило так долго идти. Стоило убежать от голодного мора, выжить под свинцовым дождем, проехать, казалось, целую вечность под белым флагом и потом тысячу раз начинать все сначала…
Убежать от голодного мора
Село Осадчее Воронежской области Репьевского района существует и ныне. По масштабам и численности населения оно приблизительно как Адашево. Но пятилетняя девочка Аня Савенкова, которая была всего на год старше Златы, запомнила его другим.
Осадчее делилось напополам небольшой речушкой, к которой с двух сторон спускались огороды, это было очень удобно для полива. Поля за околицей были ровными, приютив подле себя небольшие островки лесопосадок, впоследствии спасшие людей от жестокости захватчиков. Вереница домов, бегущая вдоль речки, была практически вся из четырехскатных вальмовых крыш.
[IMG 4]
(Cело Осадчее. Наши дни)
В одном из этих домов жила девочка Аня с мамой Марфой Ивановной и папой Савелием Михайловичем. Была у нее старшая сестра Настя, братья Трофим и Павлик. Аня помнит, как всегда прохладно было в доме из красного кирпича, и мать сетовала на то, что в деревянных домах жить теплей и менее затратно. Память показывает яркий, но короткий эпизод, в котором девочка всегда ходит с рыжим котом, играет с ним и спит. Киномеханик в голове крупным планом останавливает кадры, как мама кладет картофельные очистки в руку, которую малютка тянет с печки…
Мор в тот год был повальным, не щадившим никого. Не дожидаясь стука смерти в дверь, отец решительно собрал семью. Девочку укутали в большую шубу, посадили в сани, и повозка тронулась. Красный дом заметало снегом, словно говоря о том, что он не останется ждать свою семью, а завернется в белый саван и пропадет для них навсегда. По метельным барханам за повозкой еще долго бежал рыжий кот…
Так, где-то навсегда потерялась деревня детства. Там, где родилась и крестилась в храме Казанской Иконы Божьей Матери ныне 84-летняя Анна Савельевна Мишанина.
Выжить под свинцовым дожем
Рабочий поселок "Назия" Мгинского района Ленинградской области был основан в 1927 году как торфяное производство. Открывая новые рабочие места, он принял много рабочих. Именно "Назия", спасая семью Анны Савельевны от голода, оказалось совсем беззащитной перед пулями врага.
По приезду Савенковым выдали комнату, в которой изначально перегородкой между соседями служили простыни. Но через год появилась отдельная комната с общим коридором, своя коечка и даже кой-какая мебель. Рабочих рук в семье хватало. Иждивенцами считались только Павлик, Аня и девятимесячная дочь старшей сестры - Рая.
[IMG 5]
(Рабочий поселок Назия. Наши дни)
В августе 1941 года, "позвякивая циркулем железным", фашистская оккупация обозначила первые контуры кольца, внутри которого блестел шпилями город Ленинград. И, "не внемля уговорам бесполезным" разжигалась самая кровавая война в истории человечества. Рабочих торфопредприятия не отпускали до последнего, ведь торфопродукты были необходимы для военной техники. Эвакуацию объявили только тогда, когда уже в ближайшем радиусе были уничтожены врагом все железнодорожные станции. По радио объявили, что единственная действующая станция - Волхострой-I располагается в 120 километрах.
В этот переезд уже никто долго не собирался. Взять с собой можно было лишь то, что унесешь в руках. Серьезная и послушная девочка Аня Савенкова взяла свой ранец и аккуратно положила туда учебники для третьего класса и два нарядных платьица. В суме у отца за спиной был хлеб и кусковой сахар, а у старшей сестры Насти в завязанном на спине полотенце - девятимесячная дочь, у остальных разные котомки и узелки.
И вот колонна тронулась. У этого потока людей, казалось, не было ни конца, ни края. И, словно глупый ребенок, (ах, как не во время!) расплакалась земля. Она лила "бесконечные злые дожди" все три дня и три ночи, пока шли от "Назии" до Волхостроя. А можно ли было не разрыдаться, если на ее нежном теле уже зияли первые рубцы взрывных воронок, дымящие ожоги сгоревших деревень и руины былых городов?
Подходя к Волхострою, августовский дождь сменился свинцовым. Видя клин налетающих самолетов, люди бросались врассыпную, пытаясь найти укрытие и спрятаться там. Однако, немец летел не убивать, а лишь повеселиться, развеяться после тяжелых боев. Рациональный и даже более жадноватый, он не тратил авиавзрывчатки. Подлетая к людям, самолеты опускались низко. Здесь киномеханик опять показывает крупный план: лицом к лицу детские глаза встречают смеющегося врага, который от души веселясь, стреляет из пулемета по людям. Погибало после этих обстрелов немного человек. В основном беженцев ранило. Семьи собирались вместе после налета и там, где был раненый человек, кричали, плакали, прощались с теми, у кого было тяжелое ранение, потому, что приходилось его оставлять и идти дальше…
В изрезанном воздухе пулями, семья Савенковых каждый раз занимала какое-то особое спасательное место, и, переждав ад на земле, шла невредимой дальше.
Проехать под белым флагом
На первом вагоне поезда, который вез беженцев с Волхостроя, развивался белый флаг с пересекающимися на нем черными линиями. Дорога от Волхостороя до Мордовии слставляла 15 дней: ехали через Вологду, Кострому, Шую, Ярославль, вероятнее всего потому, что основные пути уже были разрушены. Нередко останавливался и сам эшелон. Объявлялась воздушная тревога, и, пока поезд стоял, немцы впереди бомбили мост. Сам состав с беженцами обстрелу не подвергался. Потом в течение трех-четырех дней рабочие восстанавливали железнодорожное полотно. А голодные беженцы представляли серьезную угрозу для огородов местных жителей тех мест, где они остановились.
Местные жители пытались толпой отстоять свои угодья, но разве можно остановить голодных людей? Милиционер делал в воздух несколько предупредительных выстрелов, но никто не реагировал на них.
Особый статус имели эвакуированные. Они находились как бы на постоянном балансе каких-то структур. А беженцы обречены на безусловное выживание, в котором, как известно, выживает сильнейший. Однако, у беженцев тоже были документы, свидетельствовавшие об особом положении. И, благодаря этим справкам, на больших станциях, где останавливался эшелон, отец приносил целое ведро горячего. Это была каша или похлебка.
Куда везет людей поезд этими длинными путями - было неизвестно. Лишь где-то в Арзамасе по вагонам прошел слух, что беженцев отправят в Рузаевку, где расформируют по колхозам.
Поезд остановился на разъезде Монастырск, под Рузаевкой. Савелий Михайлович сказал, что здесь семья выходит, в колхоз они не поедут. Надо найти работающий совхоз и постараться остаться там. Он ушел. Семья была уверена в том, что отец знает, что делает. Он прошел гражданскую и первую мировую войну, и уже не единожды спасал своих домашних от верной смерти. И сейчас папа знал, о чем говорил…
Выйдя из поезда, семья расположилась возле небольшой речушки. Старшая сестра Настя начала стирать детские пеленки. И, не успев даже заволноваться, они увидели отца, едущего к ним на запряженной лошади.
Начинать все сначала
Отец разузнал, что недалеко есть зажиточный совхоз "Левжинский", который существует и поныне. Добравшись до него, Савелий Михайлович поговорил с руководителем совхоза. Ему разрешили перевезти семью, дали работу и жилье. Очень помогали семье Савенковых местные жители. Они приносили лепешки, горячую еду, матрацы, подушки. Большую роль в жизни их семьи сыграл и сам глава совхоза, который по национальности был латыш. Неоднократно на Савелия Михайловича приходила повестка. Но руководитель совхоза, чье имя, к сожалению, стерлось из памяти, наложил бронь на своего работника. На тот момент Савелию Михайловичу было 50 лет...
У медали две стороны. Были в Великой Отечественной войне и герои, были и дезертиры, которые, спрятавшись в рузаевких лесах, грабили работников совхоза, продававших на выходных в Рузаевке картошку. Узнав об этом, руководитель левжинского совхоза рано утром в воскресенье выехал верхом на дорогу, ведущую от Левжи до Рузаевки, чтобы разобраться в чем дело. И там его застрелили дезертиры. Место руководителя занял украинец Костенко, который к рабочим относился уже не так заботливо.
Аня год просидела дома, потому, что в Левже не было школы. А потом, когда ее построили, пошла учиться. И училась очень хорошо, что дало возможность поступить в Саранское педагогическое училище. После учебы молодую учительницу распределили в Адашевский детский дом.
Так она впервые увидела Адашево. Квартировалась девушка у семьи Казейкиных. Здесь она познакомилась со своим будущим мужем - Иваном. Вышла замуж и получила распространенную в селе фамилию - Мишанина.
Потом семья переехала жить в Мурманск, из Мурманска вернулась опять в село. И казалось, будто сотни раз приходилось начинать все сначала. Каждый переезд ей казался маленькой новой жизнью, которую когда-то заочно окрестила война…
Родом не из детства
У Златы много игрушек, платьев, резиночек для волос и туфель. Каждую диковинку "старенькая" бабушка подолгу рассматривает. Спрашивает: как зовут кукол, появляется ли в калейдоскопе один и тот же узор, кто живет в розовом замке… Дети росли в советское время, в котором не было изобилия развлечений. Внукам бабушка, как учитель, увлеченно показывала географические карты, обучала письму и счетам. А детство Златы - это то, что даже не могла себе представить пятилетняя Аня Савенкова.
[IMG 3]
Но была у этой девочки своя детская мечта, далекая от кукол и платьев. Когда бежал за их тележкой по метельным барханам рыжий кот, она пообещала себе вернуться сюда. Тогда она по-детски думала, что приедет и заберет своего рыжего верного друга, но, повзрослев, желание вернуться поменяло мотивацию. Грамотной, интересной и молодой учительнице - Анне Савенковой надо было вернуться для того, чтобы знать, откуда она родом.
И в 1953 году, получив первые в своей жизни отпускные, Анна Савельевна взяла билет до станции Репьевка. В этот раз маршрут лежал напрямую, через Ульяновск.
В Осадчем ее встретила тетя по отцу. Тетя Катя рассказала, что село не оправдало своего названия: никто его не осаждал, ни от кого оно не оборонялось. Немец вошел сюда беспрепятственно, вел себя с мирным населением цивилизованно.
Вечером Анна Савельевна прошлась по улице, остановилась возле дома из красного кирпича, который надо было тяжело и затратно отапливать. В его окнах шел уже другой фильм о чужой и незнакомой жизни. И в душе молодой девушки не было ощущения сопричастности к этому всему, всего лишь пару кадров крупным планом.
Из войны...
Вся хроника ее детских воспоминаний наполнена войной. А здесь, наверное, завернувшись в белый саван, под высокими барханами, навсегда осталась ребяческая беззаботность. Возможно, только здесь она была когда-то ребенком. Переезды, бомбежки и голод быстро научили быть серьезной и ответственной. Война не учит детских песен, не заплетает в волосы цветы, не даст капризничать и хулиганить.
Словно зная это, спустя много лет дочь Анны Савельевны Людмила - учитель истории, оформляя альбом о детстве своей мамы, аккуратно подпишет его:
"Анна Савельевна Мишанина: родом не из детства. Из войны."
…На улице все так же светло. Или может "старенькая" бабушка там видит много света: мелькающая солнечным зайчиком Злата, ее чудесные кушанья из золотого песка и рыжий кот, как из детства, пригревшийся у ног…
Ничего в сегодняшнем спокойном вечере не расскажет случайному путнику, бросившему быстрый взгляд на бабушку с внучкой, что за фильм видит эта пожилая женщина, засмотревшись на девочку с золотыми волосами.