Весна полностью вступила в свои права. Речушка Инелей очистилась ото льда, и, пока еще полноводная, весело и неугомонно несет свои мутноватые весенние воды в речку Барахманку. После половодья у корней прибрежных ив и ольшаника остались зацепившиеся за них бурые космы прошлогодней травы. Речка треплет, моет их, оставляя хлопья серо-беловатой пены. Самозабвенно, закинув голову и прищелкивая клювом, распушив крылья, заливаются во все горло скворцы. Они уже отвоевали у наглых воробьев свое законное жилье: и теперь поют, поют о весне, о счастье, о приближающемся празднике. Так, по крайней мере, кажется мне, девятилетней девчушке, живущей у бабушки – мамы-стары, так я ее звала, в деревне Инелейка.
Ощущение приближающегося праздника во всем. О нем возвещает из синевы неба жаворонок, о нем говорит теплый весенний ветерок, несущий особые, весенние запахи мокрой оттаявшей земли, цветущей вербы, свежепробивающейся травки, первых клейких листочков и других характерных весенних ароматов, которым и названье подобрать трудно. Из хлевов слышится нетерпеливое мычанье коров и блеянье овец, одурманенных весенними запахами и мечтающих о привольных пастбищах. На солнышке купаются в пыли и самозабвенно квохчут куры. Горластые петухи из края в край деревни ведут свою перекличку.
Весна… Весна...Весна! Скоро Пасха. И главный признак ее приближенья – уборка, все моют избы. Делается это особенно, не так, как обычно. Созывают "помочи", т.е. приглашают родственников, соседей и всем миром моют, скребут, вычищают, выметают все уголки. Постели – одеяла, подушки – выколочены, вытрясены, калятся на солнышке. Холщевые матрацы набиваются свежим сеном. Деревянные самодельные кровати – коники (так их здесь называют) вымыты в запруде под окном и тоже сушатся на воздухе.
Потолки, стены, полы вымыты и выскоблены с особым тщанием. Выставлены зимние рамы и убраны до поры. Стекла в окнах блестят. На окнах свежие занавески. Они у всех разные. Нам дядя Женя, младший брат моей мамы, прислал из Алатыря дешевенький тюль. Кто-то завесит окна накрахмаленной марлей. Многим же моя бабушка делала "вырезки" - из газет при помощи ножниц вырезались узорчатые полотна: "расцветали" букеты роз, "распускались" лилии. Красота, да и только! К бабушке выстраивалась очередь. И мне было немножко обидно: как мама-стара не понимает главного, гордится своим простеньким с клеточками и полосками тюлем? Ведь вырезки значительно красивее!
Газеты были в ходу. Ими и картинками из старых журналов оклеивали стены. Каждый старался подготовить избу к Светлому Празднику. Бабушка говорила, что каждый неприбранный уголок будет плакать, если его не подготовят к Празднику.
И вот завтра Пасха! Изба чисто прибрана. Накрашена целая большая миска яиц, испечены куличи, пироги и прочая снедь готова к разговлению.
Мама прислала мне к Пасхе новое ситцевое платье, сшила курточку и (самая моя большая радость!) купила новенькие ботинки из светло-коричневой кожи. Крестная дала мне "на прокат" свой любимый цветной полушалок. Радости моей не было конца! Душа моя ликовала. Да еще бабушка пообещала взять меня на "всеночную" (так она произносила это слово).
И вот поздним вечером во всех моих новых нарядах я иду рядом с бабушкой к деду Филиппу и бабушке Настасье. Это дедушкин брат. Он очень верующий человек. Обычно он читал на поминках. По большим праздникам вся деревня собиралась у него в доме. Он, как умел, вел службу, толковал Священное писание. Он и меня учил церковно-славянскому языку.
Вот и на сей раз его чистенькая горенка была битком набита собравшимися. Мы с Альбинкой и Ниной, внучками деда Филиппа, и моими троюродными сестрами, уютно устроились на печке. Слушаем рассказы деда Филиппа, попутно договариваемся о том, как пойдем яйца собирать. Дело-то, важное для нас. Здесь главное, не проспать, не проморгать! Детворы в деревне много. И первым достается лучшее: кроме яичка могут дать конфетку, а то и пряник. У нас позиция выгодная. Сестры мои живут в самом крайнем доме деревни. Это удобно – пройдем сквозь всего порядка из края в край. Так, совещаясь и строя грандиозные планы, мы незаметно под пение молитв засыпаем.
Разбудила нас бабушка Настасья: "Христос воскресе!" Дает нам по красному яйцу, по куску кулича.
Мы торопливо спускаемся с печки и бежим к тете Поле, матери моих троюродных сестер. Семья тети Поли и дяди Володи большая. Детей у них шестеро. Все очень дружные и работящие. Тетя Поля – ужасная чистюля. У нее в доме всегда образцовый порядок. Дети одеты всегда в чистую аккуратно заштопанную одежду.
На сей раз горенка оклеена свежими газетами и картинками. Иконы в переднем углу украшены самодельными бумажными цветами. Печь и подтопок (так здесь называли печку-голландку) чисто и аккуратно выбелены и разрисованы чернильными васильками. Чистота и порядок во всем.
Но была одна беда и не только в Инелейке, а повсюду в те послевоенные пятидесятые годы – клопы. Их выводили разными способами: морили дустом, ошпаривали кипятком, травили керосином, - все бесполезно! Лютые кровососы стойко переносили все и продолжали портить людям жизнь.
Итак, мы потихоньку вошли в комнату. В передней во весь пол для детей была расстелена постель. Все спали вповалку. Мы с сестрами решили часок вздремнуть. Мне досталось место возле подтопка. Девчонки сразу уснули, засопев носами. А мне что-то мешало, не давало спать. Клопы! Вот они – ползут по белой стене подтопка. Вот почему мне неуютно. Объявляю им войну! Давлю безжалостно пальцем, размазываю по штукатурке! Ага! Так вас, кровопийцы несчастные! Так вас! Так! Я вхожу в азарт. Мне не до сна. Полчища клопов несут значительные потери, оставляя на белой стене кровавые следы. И тут до меня доходит: Я "разукрасила" всю стенку подтопка бурыми пятнами!
Ой, что скажет тетя Поля! Бури не миновать. Бужу сестер. Они всегда готовы. Берем свои мешочки, сшитые из цветных лоскутков, и идем собирать яйца. На душе у меня муторно. Но, увлекшись процессом сбора яиц, встретившись с другими деревенскими компаниями, я быстро забываю о "кровавом побоище". И только обойдя из конца в конец всю деревню и возвратившись к сестрам, чтобы подсчитать добычу, я с ужасом вспоминаю о своей вине.
Что скажет тетя Поля?!
Но выручил меня старший троюродный брат Валерка. Когда мы вошли, он уже заканчивал замазывать мочальной кистью, которую обмакивал в густой раствор известки, следы "великого сражения с кровососами". Он молча показал мне кулак. На этом история с клопами закончилась. Праздничная радость наша спасена! Стоит ли переживать: клопы они и в Африке клопы. А впереди еще столько интересного. В центре деревни на разметенной и расчищенной площадке парни и девушки под хороводные песни будут по лубку катать яйца. Мужики и бабы соберутся в чьей-то деревенской избе за столом. Разнаряженные пожилые женщины чинно устроятся на завалинке, угощая друг друга калеными семечками. Заиграют гармошки, забренчат балалайки, закружатся хороводы.
Мы, детвора, подражая старшим, тоже разметаем площадку, устанавливаем наклонно лубок, катаем крашеные яйца. Кому повезет, тот "выкатывает" до десятка яиц. Не в обиде и тот, кто "прокатал". Поделимся. Праздник есть праздник. А Пасха – самый светлый из них.