Это было прошлым летом. Решив прогуляться пешком, шли мы с праздничного мероприятия по центральной улице райцентра. Только что прошел дождь, но светило предзакатное солнце. В его лучах чистые, зеленые листочки деревьев блестели и переливались всеми цветами радуги. Где-то вдалеке куковали сразу несколько кукушек, словно соревнуясь со щелкающими напропалую соловьями. Один из моих спутников, прислушавшись к этим звукам, промолвил: "Какая радость приезжать в родные места! Почему-то на родине сразу вспоминается самое незабвенное, неизбывное, что врезалось в память на всю жизнь…" Я сразу догадалась, что разговор пойдет о любви. Пока еще не прямо о ней, но все-таки о ней заговорят. О первой любви. "Покажите мне, где у вас Дом культуры и Дом творчества?" - попросил он. Я указала на ДК, указала рукой в сторону Дома творчества и осторожно спросила, почему он интересуется ими.
"Она там работала", - ответил он. Я не стала больше задавать вопросы, чтобы не помешать этому еще не старому, по-юношески стройному, высокому мужчине, с красиво постриженными волнистыми, но уже седеющими волосами, уйти в воспоминания о своей далекой юности.
"В нашей деревне весной вот так же пели соловьи и куковали в черемуховых оврагах кукушки, - заговорил снова он, - а улицы были зеленее и прекраснее, чем даже вот эта улица. С начала весны уже начинал дурманить голову слабый запах первой луговой травки с солнечных откосов, а от запаха черемух начинала волноваться кровь. Вот в такое время года я как будто впервые увидел ее, девушку, которую знал и раньше, и какое-то новое, неизведанное чувство стало тревожить меня. Когда я ее видел, я испытывал разом мучительное смущение и восторг. Но не только коснуться ее, а даже заговорить с ней я не смел. Ее внимания добивались многие парни, но ее расположения так и не удавалось никому из них добиться. Она очень хорошо пела. Голос ее, нежный, звонкий, на высоких нотах звенел серебряными колокольчиками. Когда я слышал ее пение, мое сердце переполняло чувство нежности, радости и гордости за нее. "Она и сейчас замечательно поет!" - тихо промолвила я. "Неужели вы догадались о ком я говорю?" - удивился мой собеседник. "Да, - ответила я, - ну, а что же было дальше?". "А дальше – армия, после службы – город; потом – работа, семья, дети, внуки… Я ее больше не встречал – она училась, вышла замуж, ну, остальное, я думаю, вы знаете лучше меня". Он задумался, перестал говорить. Что-то еще видно вспомнилось. "Все это было как сон, которому никогда сбыться не суждено" - произнес он, и я почувствовала, каким пронзительно радостным стало для него это воспоминание о той любви, а он, забывшись, и внезапно охрипнувшим голосом сказал: "Да, не забывается первая любовь, любовь из далекого, далекого прошлого…"
Прошло несколько месяцев и уже зимой, на этой же центральной улице, мне встретилась та, про которую вел речь мой попутчик. Мы остановились, чтобы перекинуться несколькими фразами, и я решилась все же спросить ее, как же так вышло, что она не ответила взаимностью на такое яркое чувство. "О ком Вы говорите?" - с удивлением спросила моя собеседница, а когда я назвала имя, она удивленно приподняла брови и воскликнула: "Вот так новость! Я никогда не замечала даже, что он неравнодушен ко мне. У меня были поклонники, ну а он всегда был в стороне и ни разу не подошел ко мне, ни разу не заговорил!".
Она смущенно засмеялась, и вдруг, как в юности, молодо блеснули ее глаза, зарделись щеки, она вся вспыхнула и как будто заискрилась, став на мгновение такой юной, какой, наверно, была в ту весну, когда от ее взгляда начинало бешено биться сердце влюбленного юноши.