"…Ах, королева, - игриво трещал Коровьев, - вопросы крови - самые сложные вопросы в мире! И если бы расспросить некоторых прабабушек и в особенности тех из них, что пользовались репутацией смиренниц, удивительнейшие тайны открылись бы, уважаемая Маргарита Николаевна. Я ничуть не погрешу, если, говоря об этом, упомяну о причудливо тасуемой колоде карт. Есть вещи, в которых совершенно недействительны ни сословные перегородки, ни даже границы между государствами. Намекну: одна из французских королев, жившая в шестнадцатом веке, надо полагать, очень изумилась бы, если бы кто-нибудь сказал ей, что ее прелестную прапрапраправнучку я по прошествии многих лет буду вести под руку в Москве по бальным залам".
М.А. Булгаков,
"Мастер и Маргарита".
Вопросы крови, пожалуй, действительно относятся к одним из самых запутанных в мире. А если еще и вмешались исторические события, да пресловутый человеческий фактор... Вот и в кочкуровских селах живут потомки тех самых мордовских мурз, чье дворянское звание было подтверждено царем после присоединения мордовских земель к русскому государству в награду за ратные подвиги и преданное служение государству. Как же вышло, что их предки утратили родовые привилегии и уравнялись по статусу с крестьянами? В случае с мурзами из Старых Турдак это вышло так…
– Прошка, – нет ответа.
– Прошка! – сильнее закричал расправный судья Саранского уезда, но ответа опять не последовало.
– Кого плетями бить?! За какие прегрешения мне дан такой помощник? Господи, примири и укрепи! Про… – не успел он выкрикнуть имя снова, как дверь заскрипела, и в кабинет вошел высокий и худой молодой канцелярист с недавнего времени исполнявший обязанности личного секретаря судьи для рассмотрении дел государственных крестьян и однодворцев. – Плачут по твоей спине плети. Эх, как плачут! Вот, ужо, велю им прогуляться по твоей молодецкой спине.
В ответ на эти угрозы канцелярист издевательски-снисходительным взглядом посмотрел на расправного судью и сел на свое место.
– Из губернии или, не дай боже, из Петербурга есть письма?
– Из Пензенской казенной палаты давеча прислали.
– Убить тебя мало! О таких письмах надо докладывать немедля!.. Чего молчишь, гляделками хлопаешь? Говори скорее, чего там пишут?
– 1795 года указ ея Императорского величества самодержавицы всероссийской из Пензенской казенной палаты Саранской нижней расправе…
– Да, не читай! Так скажи, чего там, – недовольным тоном перебил расправный судья.
– Пожалуйста! Они требуют чтобы мы отправились в мордовское село Рождественское, что зовется Тар… Тар… Тар… да, как же село-то называется? Название у него такое… мудреное, – тут Прошка полез в бумаги и стал искать название села. – Вот, нашел! …Турдаки, что зовется еще Старыми Турдаками и разделили земли... как их там… запамятовал. Сейчас найдем! – и снова полез в ворох бумаг. – Ага! Вот они родимые. Чтобы земли Чегодаева, Пилесева, Мамаева, Масеева, Смольянова и Злобина поделили поровну, по числу живущих в селе душ.
Забегая вперед, скажем, что к выше упомянутому распоряжению Прошка забыл прибавить еще один важный приказ. Пензенская казенная палата велела передать владельцам разделяемых земель, что если они имеют какие-либо доказательства прав на землю, помимо предъявленных, то их необходимо предоставить в Дворянскую комиссию немедля. В противном случае их земельные наделы перейдут в собственность старотурдаковских крестьян. Этот забытый канцеляристом пункт впоследствии дорого обошелся землевладельцам.
– Что-то я подобного дела не помню, – то ли сам с собой, то ли обращаясь Прошке сказал расправный судья и погладил оба свои подбородка.
– Как же, как же?! Дело самое, что ни на есть скандальное! Даже до Правительствующего Сената вести долетали, – от того, что канцеляристу было ведомо то, чего не знал расправный судья, сказанные Прошкой слова были произнесены с большим и нескрываемым в лице удовольствием.
– А ты откуда знаешь?! – нахмуренным взглядом спросил судья.
– Да, все из бумаг, Ваше высокоблагородие, – ответил тот.
– Ну-ка, напомни мне.
– Охотно! Что стало причиной этому скандалу и как оно началось, для меня является "тайной покрытой мраком". Документы об этом молчат. Только 30 августа 1791 года земский исправник Саранского уезда Борисов разделил земли состоятельных старотурдаковцев всем сельчанам. Тут же Борис Егорович, Иван Борисович, Григорий Ефремович написали пасквиль не куда-нибудь, а прямо в Петербург, в самый Правительствующий Сенат: притесняют-де, земли отбирают у эрзянских князей, чьи деды и прадеды верой и правдой служили на Саранской засечной черте и ради царя-батюшки кровь свою, со степняками воюя, проливали.
– Смотри-ка, прямо в Сенат написали! – перебил Прошку расправный судья.
– И удачно. Письмо не затерялось ни на почтовых станциях, ни в коридорах Сената, и даже дело у них разрешилось почти в их пользу.
– Как понимать "почти"?
– А так и понимать: земского исправника Борисова губернский прокурор Алексей Александрович Вражский лишил должности, его преемнику – Воронину – погрозил перстом и велел не самоуправствовать. Землю, которую разделили по всем крестьянам, вернуть обратно прежним владельцам.
– Ты сказал "почти". Я предполагаю, Правительствующий Сенат приказал еще что-то, что не входило в планы этих эрзянских князей? Мурзы, так их, кажется, называла мордва?
– Вы, как всегда, проницательны! Действительно, Пензенской казенной палате было велено - объявить Борису Егоровичу, Ивану Борисовичу и Григорию Ефремовичу из села Старые Турдаки, чтобы они доказали свое происхождение от дворян, то бишь эрзянских князей, а также представили документы на претендуемые земли.
– И они, конечно, этих доказательств не предъявили, – снова перебил Прошку расправный судья.
– Терпение, Ваше высокоблагородие, и Вы все услышите. После того, как в Пензе получили данное письмо, дворянская комиссия приступила к исполнению высочайшего повеления Правительствующего Сената. Я тогда волей случая оказался на том заседании. Было это ранней осенью. Помню, по дороге в Дворянское собрание попадались яркие ярко-красные ягоды шиповника, гроздья рябины, румяные яблоки и золотые груши, росшие в садах горожан… Воздух был наполнен запахом сухой травы, пожелтевших листьев, спелых яблок, осенних цветов…
– Да ты поэт, Прошка?! – подначил своего помощника расправный судья.
– Отнюдь. Чудесная тогда была погода, и дивная природа стояла - вот и всё. О чём это я… Ах, да! На том заседании отставной капитан артиллерии Александр Васильевич Мошков, только-только назначенный Предводителем губернского дворянства, слушал доклад Матвея Никифоровича Бекетова. Да, вот у нас и сам доклад имеется: "В ходе изысканий удалось выяснить, что в 1687 году двадцати эрзянским князьям, имевшим в селе Старые Турдаки помещичьи дворы, была государем пожалована земля, а именно: Смирному Чегодаю - 108 гектаров, Арослану Пилееву – 81 гектар, Кемаю Мамаеву – 135, Перваю Масееву – 108, Есипу Смольянову – 54, Вечкану Злобину – 54 гектара и так далее. В Пензенской десятне 1677 года среди дворян и их детей, получающих денежный оклад, также значатся старотурдаковские князья – Смирной Чегодаев, Арослан Пилесев, Первой Масеев, а также Мамай мурза Суяшев - сын татарского князя Мокшазарова и Смольян - сын мурзы Живаева. Однако происхождение данных господ, как то Бориса Егоровича, Ивана Борисовича и Григория Ефремовича от выше упомянутых мордовских князей по документам губернского дворянства доказать не представляется возможным. Из чего я делаю вывод, что старотурдаковские просители приписывают себе родство от эрзянских мурз и для пущей убедительности называются Чегодаевыми, Пилесевыми, Мамаевыми, Масеевыми, Смольяновыми и Злобиными". Далее по этой теме выступил подпоручик Олферьев, который отметил, что потомки старотурдаковских князей, записанных в ревизиях, в переписи 20-х годов значатся крестьянами, а не дворянами и платили подушный налог. Однако эти сведения просители, почему-то, доказательством не считают, а потому им необходимо предоставить более веские свидетельства, хотя указанный Правительствующим Сенатом срок на предоставление доказательств давно уже прошел.
– Так и написали в Пензенскую казенную палату, – сказал Прошка расправному судье, – что имеющиеся в Дворянском собрании сведения относительно благородного происхождения просителей Бориса Егоровича, Ивана Борисовича и Григория Ефремовича от мордовских мурз недостаточны для вынесения положительного решения.
– Вон оно как дело обстоит, – задумавшись, произнес судья. – Ну и ну! А что же с документами на землю? Предъявили?
– Тут у старотурдаковских просителей случилась большая неприятность. Одновременно с восстановлением своего дворянского достоинства, которому причитался немалый земельный надел, как на грех, затеялся у них спор со своими соседями помещиками о межевых границах. Никто из них ни пяди не хотел уступать другому. По их словам для разрешения сложившейся ситуации соседи помещики имевшуюся у них жалованную грамоту отобрали, чтобы предъявить в Московскую межевую канцелярию, поэтому этот документ пока принести не могут.
– А был ли это документ? – спросил расправный судья.
– Бог весть, – ответил Прошка и развел руками.
– Ну, что же. Будем исполнять приказ Пензенской казенной палаты. Да, когда закончился срок предъявления старотурдаковскими крестьянами доказательств?
– Да, почитай, два года в октябре будет.
– Тогда сам Бог велел. Пиши бумагу, Прошка!
…В этот раз дело в "долгий ящик" не отложили. Как и было велено, находящиеся во временном пользовании земли состоятельных старотурдаковцев снова были разделены по мужским душам села. Тем, у кого эти наделы отбирались, межевики объясняли, что этот передел окончателен и решение вынесено в самой губернии.
Почувствовав себя обиженными, трое старотурдаковцев: Борис Егорович, Иван Степанович и Иван Федотович пошли с поклоном губернатору Пензенского наместничества, генерал-поручику Ивану Алексеевичу Ступишину, о котором замечательный мемуарист и крупный чиновник Филипп Филиппович Вигель в свое время писал: "Он открывал Пензенскую губернию, был первым в ней губернатором. Трудно было найти человека, у которого голова была бы пустее; а между тем он избран Екатериной и, что еще удивительнее, выбор сей нельзя было осудить. Находившись долго в военной службе, он был из числа тех строгих, точных исполнителей даваемых им предписаний, которые бывают полезны тем, где умствование могли бы только запутывать дела. Он был нрава серьезного и весь исполнен чести, доброты и справедливости. Иван Алексеевич попал в то счастливое время, когда правительство само поддерживало поставляемых им начальников, а те волей или неволей, все почтительно ему повиновались. К тому же и дел сначала было немного".
– Ваше превосходительство, что же это деется? – начал свою жалобу Борис Егорович. – Не успели мы принести жалованную нашим предкам - мордовским мурзам на землю грамоту, как по Вашему приказу Саранская нижняя расправа наделы наши совсем отобрала.
– Как это совсем отобрала? Кто приказывал? – возмущенно спросил губернатор.
– Вы! – дружно ответили ходоки не без удивления.
– Когда? – перешел на крик Ступишин.
– Вам виднее когда, – вырвалось у Ивана Степановича.
Кипя от возмущения, губернатор вызвал к себе председателя казенной палаты. Выяснилось, что земельные наделы в собственность старотурдаковских крестьян перешли пока номинально. Но если они в скором времени эту жалованную грамоту не представят, то земля перейдет в собственность общины и они, вместе с крестьянами будут уравнены. В крайней злобе Иван Алексеевич Ступишин приказал Саранскому нижнему земскому суду начать следствие по этому делу и окончательно решить вопрос. Дело закончилось тем, что в следующем 1796 году решение судебного заседания окончательно передало наделы состоятельных старотурдаковских крестьян в собственность общины, тем самым лишив дворянского звания Бориса Егоровича, Ивана Борисовича, Григория Ефремовича и прочих потомков мордовских мурз.