Поселок растет, избавляется понемногу от "хлама" - старых зданий, отработавших свой ресурс, безнадежно устаревших по "форме и содержанию", а на их месте появляются новые, современные, удобные в использовании. Все, как поется в известной песне: "Становятся пылью и снова встают города...".
С одними в таких случаях прощаешься с легкостью — ну было и было — при исчезновении с карты поселка, других - испытываешь грусть, порой переходящую в ностальгию. Для меня здание "пожарки" в их числе.
Когда-то оно находилось в самом центре поселка — на перекрестке всех дорог, ведущих к градообразующему предприятию — рыбокомбинату им. Володарского. Мимо нее пролегал володарский Арбат, ведущий от садика, где по вечерам кучковался и стар, и млад до пристани, куда молодежь отправлялась после танцев или кино встречать приходящие пароходы - "Маршал Воронов", "Степан Здоровцев", "Красная Башкирия".
Они бороздили просторы местных рек, связывая жителей понизовных сел с областным центром — Астраханью.
Такого понятия, как пассажирские автобусы в конце пятидесятых, начале шестидесятых тогда не было ввиду отсутствия более-менее сносных дорог и множества паромных переправ.
И пароход зачастую был единственной устойчивой связью наряду с юркими самолетами-кукурузниками.
В город жители поселка ездили не так уж часто. Только когда сдавали в Заготскот подросший молодняк домашних животных и ехали в городские магазины себя приодеть и ребятишкам обновы справить. Иногда — в больницу, в Александровскую, если посылали местные врачи на обследование. Ну и по другим неотложным делам.
Приезжали обвешанные баранками, которые на местном диалекте почему-то назывались витушками, которые не помещались в довольно-таки вместительные зембели и их перекидывали в связке через плечо или шею.
Приезжающих всегда встречали. Пароход из Астрахани приходил ночью и тащиться с тяжелой поклажей по темным поселковым улицам было сложно.
Но молодежь после танцев приходила на пристань не для того, чтобы поглазеть на земляков с которыми рассталась два дня назад.
На пароходах были буфеты, где всегда можно было прикупить бутылочку или кружку свежего "Жигулевского", а даме сердца кулечек незамысловатых карамелек.
Так что дорога, ведущая от пожарки на пристань оживленной была можно сказать круглые сутки. Днем по ней спешили домохозяйки с авоськами на базар, располагавшийся рядом с пристанью, а вечером здесь гуляли шумные молодежные кампании или влюбленные парочки.
У входа в пожарку стояла не менее знаменитая лавочка, которую соорудили в свободное время огнеборцы. Она была и местом дискуссий, когда присевшие в минуты затишья пожарные и примкнувшие к ним друзья и просто зеваки — в поселке ведь все знали друг друг и в лицо, и по именам — неформально, часто используя ненормативную лексику, обсуждали актуальные вопросы внутренней и внешней политики советского государства в целом и местной власти в частности.
А еще здесь присаживались отдохнуть женщины, идущие с базара и после посещения торговых киосков, выстроившихся в ряд по улице Ленина от универмага до почты. Посидят, если их окажется двое или трое, посудачат, обсудят все важные поселковые новости.
А еще пожарка была знаменита отменной ухой, которую готовили пожарные — мужчины по одному им известному рецепту. Рядом был комбинат, где на плоту всегда можно было разживиться свежей, только что прибывшей в прорезях или рыбницах с приемных пунктов предприятия, рыбой: лещом, судаком и прочей "мелочевкой". Кормприемщики, да и рабочие на плоту, никогда не обижали пожарников, понимая, рабочему человеку требуется сытный обед. И лучше ухи и вареной рыбы тут ничего не придумать. Сталинские времена закончились, но народ все равно не наглел, просили столько, сколько могли съесть. И не больше.
На запах наваристой ухи часто приходили одинокие, пожилые люди, для которых готовка обеда или ужина была проблемой. Им никогда не отказывали, угощали чем бог послал.
А еще пожарка была местом свиданий. Здесь, как правило, встречались друзья или влюбленные парочки перед тем как пойти в садик, клуб или на танцплощадку, расположенные неподалеку. А северная часть здания была надежным, укромным местом для нежных поцелуев или выяснений отношений. Много всяких тайн хранили эти стены.
А еще пожарка выручала жителей окрестных улиц в нештатных ситуациях. О сотовых телефонах тогда и не слышали, а стационарные телефоны в домах простых граждан были редкостью. Поэтому, когда в начале семидесятых больница переехала в новое здание, на окраине поселка, в безлюдном месте, дорога к которому шла мимо кладбища, жители, чтобы вызвать ночью "скорую" бежали в пожарку, где был телефон и двери которой были всегда открыты для нуждающихся в помощи. Автор этих строк и сама однажды глубокой ночью прибежала сюда, чтобы вызвать "скорую" для матери и увидев мирно спящих мужчин не стала будить их, а пробралась к телефону, набрала нужный номер. От умоляющих, громких слов с просьбой побыстрее приехать, огнеборцы тут же вскочили, как по команде, и уяснив, что тревога ложная, долго смеялись. А тут прозвенел звонок, просивший уже их помочь в беде. Им на сборы хватило двух-трех минут. И они умчались в ночь, в темень, на борьбу с жестоким огнем...
Но ничего в этой жизни не бывает постоянным. Постепенно центр поселка сместился в другую сторону. Ушли с привычных мест торговые киоски, исчез деревянный базар, а потом ушла в небытие и пристань. Да что там пристань — исчез и гигант местной промышленности — рыбокомбинат им. Володарского. На то, что от него осталось, больно смотреть. Иссяк и бурный потом рабочих, спешащих каждое утро мимо пожарки из центральных, северных микрорайонов поселка к его цехам и отделениям.
А здание самой пожарки стало тесным для увеличивающегося парка машин — мощных, надежных, вместительных для борьбы со страшной, иногда неуправляемой стихией — огнем. И пожарная часть освоила новую, просторную, более удобную базу...
И пожарка стала ветшать. Когда-то это было крепкое, деревянное здание с вышкой, по которой в прошлом веке — а может быть и раньше? - ходили дозорные: не виден ли где дымок? На ней сушили и пожарные рукава после очередного выезда.
Поначалу исчезла вышка за ненадобностью, а затем пришел черед и самой пожарки... Какое-то время в ней располагались разные мелкие организации, затем она долгое время пустовала, представляя реальную угрозу для создания нештатных ситуаций. Получался парадокс: пожарка представляет угрозу для возникновения пожара в том числе.
И вот теперь ее ломают. А на ее месте появится может быть сквер, а может быть красивое жилое здание. И это естественный процесс. Вопрос в другом: а как увековечить облик старой, ушедшей в прошлое "Володаровки"? Ведь как выяснилось, цельной картины ее прошлого облика не сохранилось нигде. Да, есть фотографии некоторых домов старинной постройки — и причем далеко не всех — а какой-то общей панорамы нет. Может быть пришла пора как-то восполнить этот пробел? В готовящемся к открытию парке ветеранов установить аллею из копий наиболее интересных старых фотографий, где будут присутствовать и прежний облик улиц, и лица людей, когда-то принесших славу и известность поселку?
Об этом думала я, стоя перед исчезающим зданием пожарки. И вспоминая лучшие страницы из своей жизни, связанные с ней. Мимо проходил пацаненок лет семи-восьми. Увидев меня, поинтересовался: "Тетя, вы что, фотоаппарат продаете или потеряли что?". Я объяснила юному земляку, что фотоаппарат мне пока и самой нужен, а вот ищу я то, что никогда не найду. "Что?" - никак не мог угомониться малыш. "Прошлое", - ответила я. "А что это такое?" допытывался малыш. "Это то, чего у тебя пока нет". "А что есть у меня?" - "Будущее", - ответила я. - Светлое. Счастливое. Прекрасное". Он засмеялся и убежал по каким-то своим неотложным делам. А я подумала про себя: но и о прошлом забывать не стоит. Хотя бы потому, чтобы было чему или кому говорить спасибо. За все, что дарила и дарит жизнь. Светлая и прекрасная.