Нелёгкой была судьба её земляков во все времена. Колесом прошлись по ним коллективизация, разруха, голод. Раиса Тимофеевна помнит, как в годы Великой Отечественной войны, будучи девчонками, они помогали старшим, ждали с войны своих близких. В их доме собирались старики, женщины и дети, а мама маленькой Раи читала им книгу Ванды Василевской "Радуга" о неимоверно тяжёлой жизни села, о судьбе простых женщин, о несгибаемой воле народа и любви к своей Родине. И повесть эта, казалось, придавала всем силы.
История села
в истории семьи
Первоначально деревня называлась Аплечеевка - по имени хозяина, барина Аплечеева. Точная дата её образования неизвестна, но в 1861 году деревня уже была. Именно тогда крепостному крестьянину Василию Клементьевичу Ефимову, прадеду Р.Т. Ташовой, барин Аплечеев дал вольную, земельный надел и красавицу-девку в придачу за то, что он победил барина в кулачном бою на Рождество. А девку он выменял в селе Веришим Пензенской области на борзую собаку.
Участок для постройки дома Ефимовым дали в юго-восточной стороне, в "Ковыловке" (там рос сплошной ковыль). другая сторона называлась "Барской" (там стоял дом барина), а дальше, за посадками, находилась "Вольная" часть, где жили вольные крестьяне: кто выкупился, был независим от барина.
Деревенские мужики уже тогда понимали, что без грамоты жить нельзя. Имя первой сельской учительницы сохранилось до сих пор - Анастасия Селиверстовна, она ходила из дома в дом и учила детей. В Сосновке (Аплечеевке) в то время насчитывалось 54 двора и 511 жителей, а по данным переписи 1910 года в деревне было уже 135 дворов и 926 жителей (данные предоставлены Петровским архивом). В это же время в Новозахаркине была построена церковно-приходская школа, там же была и церковь в честь Казанской иконы Божией матери, куда ходили и жители Сосновки - Аплечеевки. "Мой отец Тимофей Прокофьевич Ефимов окончил эту школу с царской грамотой",- рассказывает Раиса Тимофеевна.
После отмены крепостного права было образовано одно сельское общество, землю давали на "ревизскую" душу (мужскую). С детства запомнила Раиса Тимофеевна рассказы отца о том времени: "У деда Прокофия детей было много, но сыновей, на которых полагалась земля, - всего двое. Потому у семьи Ефимовых было всего три надела. Прокофий работал круглый год. Самым большим человеческим грехом считал лень и только семь дней в году позволял не работать: на Рождество, Крещение, Благовещение, Пасху, Троицу, Ильин день и в наш престольный праздник - Михайлов день - 21 ноября. В воскресный день, бывало, сходят в храм, пообедают, и дед скажет: "Пошли, робята, что-то делать". Засевали свою землю, снимали и у петровских мещан дополнительные участки. Поэтому, когда началась коллективизация, дед категорически был против. Колхоз организовывал ледащий мужичишка (слабосильный, немощный, никчёмный) по прозвищу Лыпторка. Это было самое презрительное прозвище в деревне- лентяя, забулдыги. Отец даже не помнил ни имени его, ни фамилии. У Лыпторки хлеба хватало до Сретения (15 февраля), а дальше он ходил и побирался у богатых работящих мужиков, обещал отработать, но никогда не отрабатывал. Мужики договаривались не давать ему больше зерна, но давали - детей было жалко. Поэтому и в колхоз такие складные крестьяне не шли.
Сыновья деда Прокофия Тимофей и Осип уже имели свои семьи, в одном доме проживали 15 человек. Что делать? "Надо Осянюшку (Осипа) отделить", - считал дед. Он всё приготовил для сына: две коровы, две лошади, овцы, птицы несчитано, огромный амбар привезли из Усть-Узы. Но недолго прожил самостоятельно Осип - в 30-м скоропостижно умер от "глотошной". Жена его с детьми уехала в Сталинград. У деда осталось огромное хозяйство, много земли (в то время её уже давали на каждого едока), он купил ещё лобогрейку (это простая жатвенная машина).Но в стране начался процесс раскулачивания, людей ссылали в Вятку. Не обошло это и нашу семью: пришли делегатки и стали прямо на глазах разбирать кто чугун, кто ухват. У мамы было много нарядов: шуба, да не одна, много разных платков. Мой дед, её отец, отдавал замуж своих дочерей с шиком, любил, чтобы люди говорили: "Вот как Миколенька отдал детей!". Всё это у них отобрали, сложили в сундук и опечатали с намерением забрать на следующий день. А маме и всем остальным для поездки в ссылку оставили старые фуфайки. Родственники стали плакать. Тогда муж папиной сестры Фёдор Егорович Штыров встал на колени перед иконой и сказал: "Ну, Господи, прости! Никогда я не мошенничал, а сейчас беру грех на душу". Он был столяр-краснодеревщик высокого класса (сундук тот сделал он), вскрыл стамеской низ сундука, все хорошие вещи мама из него вытащила, а положила всякое старьё. сундук закрыли как ни в чём ни бывало. Утром идут делегатки и промеж себя рассуждают: кто возьмёт ковровый платок, кто - пуховый, кому достанется шуба с борами, а кому другая. Открывают сундук, а там ничего, кроме старья, нет. Замок, печать - на месте, а вещей нет!
А тут мужики стали задумываться, что будет, если Ефимовы уедут из деревни. Иван Елисов говорит: "Какую семью из деревни упускаем!".Отец был грамотным, способным математиком. Посмотрит на омёт, саженью померит и скажет на сколько хватит сена. Знал удельный вес зерна, на какую площадь хватит семян. Дед Прокофий был хорошим практиком: брал землю, прикладывал её к щеке и определял готовность к севу. Говорил: "На этом участке сеять рановато, земля не поспела, а вот там — сей, уже пора". И всё всегда было по их словам. Бабушка была известная ворожея, мама Акулина Николаевна - повивальная бабка, роды принимала. Маму уговорили, она вступила в колхоз, а отец, хотя и проработал в нём всю свою жизнь, так заявление и не написал".
Колхозная жизнь
Рассказывая об истории семьи и деревни, Раиса Тимофеевна словно заново пережила свою жизнь. В те годы её ещё и на свете-то не было, но как бережно хранит она по крупицам собранные факты! Родителям пришлось пройти ещё через многие испытания. Тимофей Прокофьевич стал работать кладовщиком: всё считал да записывал. Зерно, когда засыпали в склад, считали мерами - это такая ёмкость типа ведра с ободком, но насыпать можно по-разному: и больше, и меньше. Весной, когда стали перемерять, оказалось зерна почти столько же сколько и было, а ведь зимой его использовали. Подозрение пало на кладовщика: обманул, неправильно записал. Тимофея Прокофьевича забрали в тюрьму. Рассказ о том, как его жена вызволила оттуда, сельчане помнили долго, а дети и внуки и сейчас вспоминают: "Добиваясь правды, мама дошла до приёмной М.И. Калинина. Она сама зарезала барана, чтобы никто ничего не видел и не догадался, привязала его под тулупом на животе, пешком ушла в соседнее село Новополье, оттуда - в Саратов. Там мясо продала, сестра отца ей ещё дала денег и она поехала в Москву. В приёмной наркома она сумела убедить правительственных людей, что её мужа посадили несправедливо, что "мера" не является единицей измерения веса. Ей выдали соответствующую справку, арест отца был признан неправомерным. Известие об освобождении отец принял как огромную награду, он в то время строил мост Саратов — Энгельс. Не стал дожидаться утра, когда обещали дать расчёт, ушёл пешком в ночь. Нельзя не отметить человеческую доброту и доверие того времени. Отец дошёл до Елшанки, постучал в дом, показал справку об освобождении из тюрьмы. Его накормили, дали постель, а утром — еду в дорогу, показали короткий путь. Пешком он дошёл до Сосновки и жил после этого, как говорится, "тише воды, ниже травы".
Когда колхоз образовывался, у них забрали всё хозяйство, особенно было жалко племенного жеребца по кличке Минус, участвовавшего во многих выставках. Он обгонял даже поезд, а Лыпторка его загнал. Уже позже, когда отцу было 90 лет, он, рассказывая об этом, всегда плакал. Помню рассказ отца как он, прямо как у Шолохова, работая в колхозе конюхом, ходил ночью и подкармливал своих лошадей. Потом наступил 33-й год, был страшный голод. Умерли дед Прокофий, бабушка. Мама сделала отцу "худые" карманы, в которых он приносил по несколько горсточек зерна. Ночью они зерно истолкут, сварят кисель, мы его сразу съедим и всё вымоем. Вот так голод и пережили. А сестра папы Степанида Штырова в 33-м, когда стали убирать зерно, с голоду пошла на ток и стала его есть горстями. У неё лопнул желудок, она умерла, оставив четверых детей. Четырнадцатилетний Ваня взял младшую сестрёнку Нину четырёх лет и пошёл на железную дорогу: "Она умереть не даст", - сказал он. А два брата остались в деревне, Пашу взяли мы. "Своих четверо, и пятый не помешает", - говорила мама. Но Ниночка в дороге заболела и умерла. У Вани, как и у его отца Фёдора Штырова, были золотые руки: он нанялся делать сундук и за это ему дали каравай хлеба и досок на гроб, чтобы похоронить сестрёнку. Сам он по железной дороге дошёл почти до Пензы. Нанялся у одной вдовы в работники, а вскоре стал её мужем, окреп, поднял хозяйство и через пару лет забрал своих братьев. Но судьба не была к нему благосклонной, Ваня погиб в первые дни Великой Отечественной войны. Братья его с войны вернулись к нам, работали в колхозе за палочки - трудодни, потом уехали к тетке в Саратов.
В 1937 году нашу деревню не обошли стороной репрессии. Забрали лучших мужиков - Ивана Денисова, Василия Седова, Василия Киселёва, Григория Родина. Их всех признали врагами народа, впоследствии - реабилитировали, но судьба их неизвестна".
Годы военные
В 1941-м на фронт из Сосновки ушли сорок четыре человека, из некоторых семей - по трое: Сарайкины - Осип Сафронович с сыновьями Николаем и Александром, вернулся только Николай. У Гавриловых трое - сыновья Павел и Михаил и дочь Анна. У Штыровых - Михаил, Андрей, Пётр. У Ефимовых - Тимофей Осипович, Николай и Лиза. С войны в Сосновку не вернулись двадцать три человека, погибли, защищая Родину. Многие были ранены. Например, Алексей Захарович Штыров без правой кисти всю жизнь работал в колхозе трактористом, фактически одной рукой построил добротный дом.
Раиса Тимофеевна вспоминает свои военные детские годы: "Председателем колхоза у нас был Яков Митрофанович Старостин. У него было своих пятеро детей, поэтому он нас тоже жалел. Бывало, скажет: "Я сегодня объездчика послал по заданию...". Это для нас знак, что можно пойти в поле за горохом. У нас были специальные мешочки на веревочках, чтобы можно было затянуть и бросить,если кто нас заметит. Это было благо, сварим гороховый суп. Мама придёт с работы, а у нас ужин готов. Все дети тогда работали. На нас с сёстрами полностью был огород.
В войну на семью давали по 30 спичек, три гребешка по десять штук, и две серные палочки — это был запас на месяц. Керосина получали по пол-литра, иногда по литру. У всех были хорошие лампы, но пользовались малюсенькими трёхлинейными, которые потребляли мало керосина.
Очень часто у нас в доме собирались женщины и дети, вязали носки, а ещё они по очереди приносили муку, яйца, пекли печенье и отправляли всё на фронт. Мама очень любила книги, у нас их было много, очень нравились "Хижина дяди Тома", "Джейн Эйр". Мама читала, а все слушали. Особенно запомнилась книга Ванды Василевской "Радуга" о борьбе с фашизмом, трудной женской доле. Женщины обсуждали сюжет, волновались за главных героев, мужественные поступки которых вдохновляли и придавали им силы. Я до сих пор не могу понять, где же мама брала эти силы? Как и все, она работала на двух работах - дояркой и учётчицей, а сколько дел ещё было дома! Времени хватало на всё. Помню такую картину: проснёшься рано утром - мама в рубашке на коленях перед иконами молится. Вечером тоже спать не ляжет без молитвы. Я с ней тоже молилась. Помню случай: сёстры ушли в кино, после молитвы мама положила меня в кровать, а сама ушла в другую комнату. И тут я явно услышала голос брата, который был на фронте. Кричу: "Мама, тебя Коля зовёт!". Она надела сапоги, вышла на улицу, всё просмотрела — никого. И только потом, когда он раненый вернулся, рассказал, что в тот день попал под бомбёжку, его накрыло взрывной волной и он звал маму. Вот так материнская молитва спасла брата от смерти. Вернулся он контуженный, по ночам долго вскакивал и кричал: "За Родину!
За Сталина!".
Мирное время
Николай Тимофеевич Ефимов в полной мере проявил свои творческие способности в избе-читальне, размещавшейся в бывшем доме семьи кулаков. Его назначили избачом, он неоднократно побеждал в различных социалистических соревнованиях. В семье до сих пор хранится фотография лучших избачей Саратовской области, среди которых и Николай Ефимов. В сельском очаге культуры регулярно ставились театрализованные пьесы, водевили, спектакли. Сосновцам нравились современные сатирические пьесы о войне, о Гитлере. Особенно хорошо комические роли удавались Александру Митрофановичу Старостину. А частушки о Гитлере, которые пели на каждом празднике, Раиса Тимофеевна помнит и сейчас:
Сидит Гитлер на берёзе,
А берёза гнётся.
Посмотри, товарищ Сталин,
Как он навернётся!
Получил Гитлер письмо,
Слёзоньки закапали.
Донесение пришло,
Как фашисты драпали.
В годы войны священной едой была картошка, поэтому смысл следующей частушки понимали все:
Гитлер сел картошку есть,
Богу не молился,
А жена ему сказала:
"Чтоб ты подавился!".
Частушки сочиняли и сами, поводов для этого в жизни было немало. После войны в школьную программу ввели уроки по изучению трактора и комбайна. Новый предмет изучали только по плакатам. А когда вышли в поле, то оказалось, что без практики не так-то легко управлять им. Особенно трудно пришлось девчонкам: никак не заводился их железный конь. Тоня Ефимова и Клавдя Крючкина прозвали свой трактор Проней - по имени деревенского неуправляемого парня. И вот, когда в очередной раз "Проня" не завёлся, девчонки сочинили частушку, ставшую впоследствии коронной, она исполнялась на "бис" на всех концертах:
Трактор пашет у ручья,
Земля быстро сохнет.
Скоро кончится война,
Скоро Гитлер сдохнет.
Как счастливы были люди, когда кончилась война! Разруха, голод уже не так были страшны - главное, с войны вернулись мужчины, в деревне перестали ждать похоронки. Началось неимоверно трудное, но мирное восстановление хозяйства. Государство как могло помогало людям. Раиса Тимофеевна вспоминает: "Нам выписывали шифер, ещё какие-то стройматериалы. Люди стали строить дома, ремонтировать сараи. Жить стали заметно лучше, все работали в колхозах, в МТС. Сёла стали расцветать. Рядом, в Тарумовке, был колхоз имени Лысенко. Неподалёку - колхоз имени Розы Люксембург, по названию колхоза деревню прозвали Роза (Малороссы). Сейчас Тарумовка - это и есть деревня Роза, а от Тарумовки уже ничего не осталось. Ещё Бердинка там была, и Саратовка: в каждом селе - свой колхоз. Наш колхоз назывался "Свободный путь", был объединённый вместе с с деревней Новополье, которую в народе называли Ямпольевка (в двух километрах от Сосновки). Ещё барин дал вольную этой деревне. Благодарные крестьяне всё время служили ему молебен, прозвище у них было "чаёвники" (вольные могли себе позволить пить чай), сосновцев звали "кашишники". У нас традиционное блюдо — кашица, помню, отец просил маму приготовить кашицу - вкусная была. Новозахаркинцев звали "картовники" (картошку ели).
В деревне была своя начальная школа, клуб, магазин. Мы очень любили своих учителей Марию Михайловну Крючкину и Александру Степановну Седову. Они формировали наши вкусы, мировоззрение, любовь к Родине и своей деревне.
Потом колхозы стали объединять, укрупнять. Люди, думая о будущем своих детей, стали потихоньку уезжать в город. Я тоже училась в педучилище, потом в институте. Работала в Татарии, в Донецке, в Петровске, а потом опять вернулась к своим истокам.
Оглядываясь на прожитую жизнь, я могу сказать, что исполнились голубые мечты моего детства. Я мечтала: вырасту большая - буду каждый день есть хлеб с сахаром. Мечта исполнилась. Вторая - каждый день смотреть кино. Смотреть можно хоть весь день. Уже в юности появилась мечта посетить Мариинский и Большой театры, а ещё позже - храм Христа Спасителя. В Мариинке я побывала, а вот в Большом и в храме, наверное, уже не представится возможности".
Еще она мечтала стать учительницей, и эта мечта осуществилась в полной мере. Всю свою жизнь Раиса Тимофеевна Ташова посвятила школе и детям. Супруг её Виталий Дмитриевич тоже учитель. По стопам родителей пошла и дочка Лариса Витальевна Шкурская, которая работает музыкальным работником в детском саду "Колокольчик" села Новозахаркино. Вся их семья беззаветно любит свою малую родину. И хотя нет уже почтового адреса с указанием Сосновки, они по-прежнему считают себя её жителями и надеются, что их деревня не исчезнет. Жарким летом раскинет вновь радуга своё коромысло над речкой Сосновкой, а благодатный дождь даст силы её жителям...
"...Но верю я, придёт пора такая,
Когда вернутся в сёла их сыны.
А старики и мудрые старушки
Научат их законам старины..." - пишет автор воспоминаний в своих стихах.