Говорил, что она жизнь ему спасла, когда удалось сбежать из фашистского концлагеря. Благодаря тому, что сохранил этот документ, он не отсидел в послевоенных советских лагерях, как многие бывшие военнопленные. Я часто в руках держу эту растрепанную, но четко очерченную красной звездочкой книжку. И для меня она очень дорога. Где только она не побывала: в Калининграде, Латвии, Польше. Чего только она не повидала: голод, холод, мучения. Где только она не хранилась: под колодкой, в пилотке и в других местах.
Григорьев Михаил Григорьевич родился 25 февраля 1922 года в деревне Нижний Сырьез Пычасского района Удмуртской области в семье крестьянина. До войны на селе не хватало медицинских работников, ветеринаров. Молодого смышленого паренька Мишу направляют на курсы в село Алнаши. Так он становится деревенским ветеринаром и до призыва в армию лечит колхозный и частный скот в течение двух лет.
В 1941 году Михаил — на офицерских курсах, а в 1942 году он уже на фронте. Тяготы войны сказываются на его здоровье, и с января 1942 года его переводят санинструктором на Калининградский фронт. 17 декабря того же года его взвод попадает в окружение. Миша вытащил раненого командира на себе. Они отстреляли все патроны, потеряли товарищей, кого убитыми, кого рассеявшимися в лесу. К ночи затаились в ложбинке. Однако судьба приготовила для паренька 2 года фашистских лагерей.
Внезапно в спину уперся фашистский автомат и взорвалось резкое: "Хальт! Хенде хох!". Солдата повели по снегу. Один из фашистов содрал с Миши ушанку и напялил на себя. Мороз пробирал непокрытую голову солдата, сердце щемило от горя и боли. К шествию добавлялся то один, то другой пленный. Так собралась целая колонна пленных. "Наверно, со всего фронта собрали", — вспоминал отец.
Даже среди фашистов, видимо, были "люди". Один из конвоиров ткнул Михаила в спину прикладом, указал на убитого красноармейца возле дороги, потом себе на голову. Отец понял значение жестов. Он взял мерзлую окровавленную пилотку убитого и надел на себя. С согревшейся пилотки ручьем потекла кровь по лицу отца. В той пилотке он и прошел весь плен. А на ноги вместо отобранных сапог выдали деревянные колодки. То внутри той колодки, то в подкладке пилотки, то еще где-то пряча, он сохранил свою красноармейскую книжку сначала в Латвии, потом в Польше.
Отец вспоминал:
— Каждое утро нас ждали испытания, унижения и изнурительный труд. Среди военнопленных особенно старались выявлять евреев: выстраивали нас на линейку и каждого по одному заставляли выговаривать определенные русские слова. Мы удивлялись почему это? Кого-то из нас заставляли выйти из строя, а потом вовсе они исчезали из наших рядов. Мы потом только узнали, что евреи какие-то сочетания согласных звуков выговаривают с еврейским акцентом.
С удивлением вспоминал папа еще и "угощение" его в плену вареными яйцами:
— Мы часто ходили на работу. Ждем, когда откроют ворота железной ограды. Вот к железной решетке подходит бабушка. Через плечо накинута матерчатая тканая сумка и спрашивает: "Кто тут Михаил". Подходит Михаил. "Нет, не этот Михаил", — говорит она. Подходит другой Михаил. "Тоже не этот", — говорит она. Потом уж подошел я— "да, да, этот Михаил", — и вытащила из сумки 3 вареных яйца. И так она еще не раз приходила.
Вот и такое чудо было в плену с отцом. Этот случай он рассказал своей матери. Бабушка моя тихо, тихо со слезами слушала сына и сказала: "Миша, я ведь каждый день молилась за тебя, хотя и 2 года вестей не было, я чувствовала, что ты жив, это твой ангел-хранитель был". КАЖДЫЙ ДЕНЬ МОЛИЛАСЬ МАТЬ ЗА СВОЕГО СЫНА и ОНА ЧУВСТВОВАЛА, ЧТО ОН ЖИВ.
Все тяжелые работы преодолевал солдат в плену, все издевательства вынес. Был он и в вагонах для скота, до отказа набитых пленными, и к лошади привязанный бегал, и тяжелый камень на корточках таскал, и на дерево лазил — так развлекались надзиратели. Все пленные спали на голой земле. "К русским военнопленным фашисты относились особо жестоко", — вспоминал отец. Все пленные страшно ослабли. Но надежда, что фашисты будут побеждены, немного облегчала жизнь. Да и присутствие красноармейской книжки давало надежду. Вместе с книжкой Миша прятал и крестик, подаренный матерью во время проводов в армию, как связь с родной землей.
И вот настал день, которого с нетерпением ждали все, но многие не дожили до этой минуты. Стала слышна далекая канонада. Вот уже ружейная пальба раздается где-то. Предчувствуя приближение страшной силы, фашисты засуетились, стали еще более бесчеловечны. Кто падал — пристреливали. У Миши к тому времени открылась гнойная язва с кулак величиной под подбородком (туберкулез кожи). Надзиратель спросил, что это такое, и обозвав пленного русской свиньей, оставил в покое.
К ночи из бараков стали выходить изможденные "живые трупы". Собралось семь человек. Под прикрытием темноты люди проползли под колючей проволокой и направились в сторону стрельбы, проваливаясь в болоте и выкарабкиваясь из последних сил.
Потом была фильтрация. Миллион унизительных вопросов. Только чудом сохраненная вот эта красноармейская книжка, которая у меня в руках, спасла Михаила от сталинских лагерей.
Мой папа домой вернулся в январе 1945 года. Пять лет еще пришлось лечиться. Поступил в Можгинский ветеринарный техникум, закончил в 1948 году и начал работать в своей же деревне, но обслуживал еще около 20 деревень: Оркино, Писеево, Боголюбово, Ивановское, Каменное, Эметаж, Юмга, Горюново, Шарипово, Чежебаш, Старый Березняк и другие.
42 года отец отдал своему любимому делу. Селяне удивлялись его таланту, профессиональному мастерству. Даже заполночь он никогда и никому не отказывал в помощи. Накинув сумку с синим крестом на плечо, быстро бежал к "больному" четвероногому. Что удивительно, он мог поднять на ноги даже безнадежных больных животных. Они как люди не могут сказать где болит, что с ними случилось, но он распознавал болезнь по их повадкам.
Так он сохранял целые колхозные стада от страшных болезней, таких как ящур, сибирская язва и другие. Я думаю, что это был исключительно Богом данный талант, при этом он любил свое дело душой и сердцем. Труд Михаила Григорьевича отмечен многими почетными грамотами, знаками и поездкой в Москву на ВДНХ. Но многие награды, хотя и были ему предназначены, обошли его стороной, потому что он значился как бывший пленный, даже некоторые односельчане старались напомнить о прошлом.
Все стерпел папа, не опустил рук, не перестал верить в будущее, не сломался. Своей жизнью, работой, детьми доказал каким он был и остается для нас. Везде был примером: и на работе, и в обществе, и дома. Папа — мой кумир. Я слов не нахожу, как его уважали в деревне и стар, и млад. При работе он всегда был членом правления колхоза. Никогда мы его не видели пьяным, ни с кем не ругался, очень хорошо играл на гармошке.
Один раз произошел такой трогательный случай. На день рождения я подарила ему душистое туалетное мыло (раньше оно было дефицитом). Подарок взял, сказал спасибо, посмотрел, а потом вернул обратно, мол, самой пригодится, у меня много таких. Конечно, я взяла обратно эту маленькую коробочку. А причиной возврата было то, что на коробке было написано "сделано в Германии". Вот такая душевная боль и ненависть не ушли из его израненного сердца.
Всегда небрежно относился к заимствованным немецким словам. Например, слово "бутерброд" произносил с унизительной искривленной мимикой. Неужели, говорил, наш хлеб нельзя назвать по-русски!
Невысокого роста, не отличающийся крепким здоровьем, простой удмуртский деревенский паренек оказался богатырски крепок душой.