(Продолжение. Начало
в № 15 от 17.04.2020 г.)
Этот беглый экскурс показывает, что сами жизненные условия создали марийке широкие возможности во всех видах народного искусства. Пока мужчины работали в поле, бортничали в лесу, неделями охотились на белку, медведя, лося, других зверей или ловили рыбу, женщина вела своё привычное хозяйство, в ходе которого пряла, ткала и вышивала. Она выдумывала узоры в орнаментах, находила свежие сочетания красок, складывала всё новые и новые песни, сказы и сказки.
Если в песнях слышатся нотки уныния и безысходности, в сюжетах вышивок превалирует эпически плавный, сливающийся с лесом тон, то в сказках мы видим смелый протест марийской девушки против всех прадедовских законов и мнений о её личных качествах, которые она могла бы проявить в нужный момент.
Именно протестующая марийка создала в сказке сереброзубую Пампалче, находчивую Фёклу, смелых, побеждающих всё зло на пути сироток, умную трудолюбивую невесту и многие другие яркие образы.
Темы сказок, населённых героинями, столь же разнообразны, как и все жизненно важные вопросы, которые женщина считала нужным и возможным решить художественными средствами в свою пользу. Здесь находят своё отражение её высокие моральные качества, мудрость, сила и красота, чем она действительно обладала, и что не всегда признавалось мужской половиной тогдашнего общества. И пусть марийка ещё не во всём поставила себя на высоту положения, но выразила свои чувства в сказках она убедительно и на высоком творческом уровне.
Творческая обстановка возникала, едва марийка бралась за рукоделие. Если она одна, то никто не запрещает ей спеть вполголоса любимую песню, вспомнить события прошлого, тяжело вздохнуть и незаметно улыбнуться. Но такое бывает редко. Чаще женщины вместе. На таких сборах поют круглый год, без всяких запретов, а в зимнюю пору рассказывают и распевают сказки. Всё определяет почин, какая именно тема займет внимание тружениц, и каково их настроение.
Если шинчымаш – посиделки - происходят зимой при лучине, когда можно лишь прясть, то настроение тянет не к песне, а к тихому разговору. И завязывается беседа с какой-нибудь побывальщины. Каждая вспомнит своё. Манера рассказа таких историй такая же, как и у сказок: тихая, плавная, монотонная, пересыпанная общими словами "манеш-манеш" – говорят-говорят. Так создаётся общий сказочный тон вечера, после чего остаётся лишь начать сказку какой-нибудь мастерице, а таковая в их среде находилась всегда.
Сказочниц-мастериц в прежние времена, безусловно, было немало. В ходе экспедиций 1935-1936 годов я встретил лишь трёх. Это были старушки. Александра Ильинична Белкова из деревни Шеҥшетўр призналась, что молодой знала пятьдесят сказок, а теперь помнит только три. Записанные от неё сказки "Несмышлёный жених", "Подкидыш" и "Три слова" - исключительно женский репертуар. Другая сказочница Александра Ивановна оказалась ещё более слабой рассказчицей. Так с увяданием носителей древнемарийской сказки произошло и само их исчезновение.
Но есть и ещё причина. Матвей Филиппов из деревни Эляйкино, прежде чем изложить мне "Сиротку Пикей", заявил: "Я эту сказку не рассказывал двадцать лет, но ты хороший человек и записываешь для учёной книжки, тебе, так и быть, расскажу". Как истолковать эти слова? Тут можно узреть боязнь древних сказок, ввиду связи их содержания с прошлым религиозным мышлением марийца. И другое: наш сказочник считает просто неправильным воскрешать минувшую старину, поскольку песенное содержание сказки утратило былое значение.
Выходит, та особая почва, на которой возникла и развилась древнемарийская сказка, начинает растворяться в новизне уже во второй половине XIX века. В душную избёнку марийца врывается свежая струя жизни, заставившая его одновременно насторожиться и подбодриться. Идёт наступление церкви. Крестьянин больше, чем прежде, общается с внешним миром: идёт на лесоразработки, на сплав и другие отхожие промыслы. Всё это ломает его взгляд на мир, рождает новые культурные потребности. С изменением домашней и общественной жизни меняется отношение марийца к своим древним сказкам, песням, обычаям.
Выходит, древнемарийские сказки - это продукт нашей прошлой самобытной культуры. Они воспевают победу марийской женщины в её борьбе против общественного и семейного гнёта. А значит, рисуют историческую правду. И пусть форма выражения прогрессивных идей была порой далека от реальной действительности, но она доступна общему пониманию. Добро побеждало зло, дурные пороки высмеивались, справедливость торжествовала – вот те общечеловеческие истины, которыми воодушевляла древняя марийская сказка своего творца – трудящегося мари.
Древние сказки дают неоценимые сведения по этнографии. В них прослеживается вся общественная, производственная, бытовая обстановка марийца того времени.
Известные сюжеты о Пази и Пампалче – два варианта одной истории. О красавице Пампалче поведал в 1938 году в Шурминском районе Кировской области С.Д. Акмазиков, а историю Пази в 1885 году записал финский лингвист Арвид Генетц у восточных мари. И хотя вариант о Пампалче взят от сказочника, я утверждаю, что разработка его принадлежит женщине. Мужчины, как правило, не умеют и не любят рассказывать такие сказки. Ведь мелодию надо знать и спеть, а устный пересказ, безусловно, портит сказку, снижает её художественную силу. Зато женщина тему ведёт умело, с охотой и наслаждением, в силу чего добивается нужного воздействия на слушателя.
Сюжет этот широко известен в Поволжье. Но считать его просто заимствованным - неверно, ибо сказка оформлена в подлинно марийском стиле и по своей сути не сравнима со сказками других народов.
Вот два основных эпизода: отец обещает своего ребёнка водяному, и ребёнок, сын или дочка, по-разному спасаются от нечистой силы. "Вўдия" – это водяной чёрт из поверий марийца. Иного чёрта, кроме водяного и русалки, он даже не представлял. И не случайно врагом Пампалче выступает водяной в виде мужчины в красной рубахе, а врагом Пази - старушка, живущая в озере – она русалка.
В обоих случаях Пази и Пампалче выручает таинственная Актави. В одной легенде эта небесная девушка, дочь бога, опускается на землю на шёлковых качелях - порсын лўнгалтыш - и выходит замуж за пастуха. В сущности, она сама пастушка на небе, хотя именуется Юмын ÿдыр. Юмо здесь отождествляется с небом, или Вселенной.
В образе Актави фантазия марийца нашла предел красоты и нравственной чистоты, к которому должны стремиться все смертные молодые люди.
В другой сказке старшая сестра семи сироток тоже живёт на небе и там возделывает коноплю. Она спасает свою земную сестру от Вувер Кувы, спустив веретено с нитками на берёзу. Именно труд формирует идеальную физическую и духовную красоту человека, таково философское значение легенд и сказок о небесных девушках. Дети тружеников крестьян - Пази и Пампалче - взяты на качели небесной сестрой благодаря их смелой победе над тёмной силой, которая угнетает всё живое, и стремлению к светлой, справедливой жизни на земле.
Пази и Пампалче сближает общий эпитет "серебряный", что значит красивый, молодой, настоящий, добротный, чистый. Так марийцы издавна обозначали наилучшие качества человека. А порой и животного. В марийских языческих мотивах жертвенного барана называли "ший шуран тага", то есть баран с серебряными рогами. Наличные деньги у хозяина дома в старину назывались "ший вундо", хотя весь запас денег у него состоял из бумажных и медных денег. Да и сам мариец - язычник называл себя "чий мари", что буквально значит – серебряный мариец. С этим эпитетом связывается понятие о молодости и неподдельности живого существа.
На старинное происхождение сказки указывает и такая деталь. Отец напутствует Пампалче: "Любимая дочь моя, дорогая моя крошка! Пусть на пути твоём не постигнет тебя беда, пусть не встретится тебе враг, пусть тебе не встретится и владыка вод! Пойдёшь днём – молись солнцу; пойдёшь ночью – молись месяцу". И дочь, выполняя завет отца, молится им.
Таковы религиозные представления наших прадедов. От прежнего почитания солнца и луны у марийцев осталось, например, выражение вроде зарока: "Теве, ош кече ончылно ойлем" ("Вот, говорю перед белым солнцем").
(Продолжение следует).