Газета "Красная Слобода" уже писала о том, что в декабре прошлого года в Молдавии на 103 году скончался ветеран Великой Отечественной войны Павел Васильевич Гладков, уроженец с.Новое Зубарево Краснослободского района. Кавалер многих боевых медалей и орденов П.В.Гладков оставил после себя интересные воспоминания, связанные с его довоенной и военной биографией. Записаны они в форме интервью местным журналистом.
Сегодня мы предлагаем одну из частей интервью, в которой полковник запаса П.В.Гладков вспоминает о начале Великой Отечественной войны. В июне 1941 года он был студентом Мордовского педагогического института.
…А вообще я вам должен сказать, что военно-патриотическое воспитание до войны было сильнейшее. Мы гордились нашей страной, нашими победами. У нас, кстати, в институте военное дело преподавал бывший капитан царской армии Улисов.
Кроме того, в институте мы много занимались по линии ОСОВИАХИМа, сдавали различные нормативы: "Ворошиловский стрелок", "ГТО", "ГСО", "ПВХО". А после института нас должны были сразу призвать в армию, просто нам как студентам последних курсов, у нас было двухлетнее обучение, предоставили отсрочку, до окончания учебы.
- Как вы узнали, что началась война?
В те дни мы как раз сдавали выпускные экзамены, и на 26-е июня у нас был назначен последний госэкзамен по "истории древнего мира". Я тогда жил на квартире у Кутиловых, и в то воскресенье после нескольких предварительных сообщений о том, что будет объявлено важное правительственное сообщение, мы узнали, что началась война...
В то время я встречался с одной девушкой, которая хоть и была всего на год старше меня, но уже работала санитарным врачом, и сразу побежал к ней, чтобы сообщить эту новость. И вот эта картина как сейчас стоит передо мной. Накануне прошел довольно сильный дождь, но когда я шел к ней, то уже выглянуло солнце. А впереди меня прямо по лужицам в замасленных куртках шли два невысоких, как я понял, кочегара и громко между собой разговаривали: "Да как он, в смысле Гитлер, ... его мать, одноглазый на нас вздумал напасть! Да мы его ... Наполеон даже Москву взял, а все равно закончил на смоленской дороге! А уж мы его ..." И я навсегда запомнил эти слова простых людей, их настрой, и сразу понял, что с таким боевым духом мы обязательно победим. Да и мы, молодые, ведь тоже были уверены, что если Гитлер начнет войну, то мы строевым шагом дойдем до Берлина...
23-го мы сдали последний экзамен, 24-го получили дипломы, и все ребята с нашего курса сразу пошли в военкомат проситься в армию: "Мы осовиахимовцы, мы "ворошиловские стрелки", мы мотоциклисты". Чуть ли не со скандалом требовали взять нас в армию. К нам вышел военком, старик: "Сынки, оставьте свои адреса и разъезжайтесь по домам. А когда понадобитесь, мы вас сразу вызовем".
Я уехал домой, но буквально сгорал в жутком нетерпении. Как, ведь уже три, четыре дня, неделя прошла, а меня все не вызывают. Нет, думаю, видно про меня точно забыли. Не вытерпел и побежал в соседнее село Новую Карьгу, как раз то, откуда был тот самый повар. Потому что в этом селе находился ближайший телефон, по которому можно было позвонить в Саранск.
И вы не поверите. Только прибежал туда и ступил на порог почты, как мне навстречу выходит девушка, которая там работала и спрашивает: "Вы Гладков Павел Васильевич?" - "Да, а что?". - "Только что звонили из Саранска, вам нужно срочно явиться в военкомат", и я бегом бросился обратно.
Председатель колхоза распорядился выделить мне подводу, но я уже по опыту знал, что 50 километров до ближайшей железнодорожной станции Ковылкино у нас на подводах ездили сутки туда и обратно, поэтому я от нее отказался и пошел пешком. На дорогу бабушка собрала мне в котомку пару белья, десяток яиц, краюшку хлеба, и сказала на прощание: "Пусть бог тебя бережет!"
И уже часа в 2 ночи дошел до станции. Но мое нетерпение было настолько огромным, что я просто не мог ждать утреннего поезда, поэтому на попутных машинах добрался до Рузаевки, а уже оттуда на пригородном поезде доехал до Саранска и уже часов в восемь утра пришел в военкомат.
Там из нас сформировали команду, человек 20-25, и отвезли в Куйбышев, даже помню, что на улицу Арцибашевскую, куда уже была эвакуирована военно-медицинская академия. Начались экзамены, причем конкурс был высокий 4-5 человек на место. Русский язык я сдал на "отлично", физику, удивительно, но сдал на "хорошо", химию тоже сдал, и оставалось сдать только географию, которую я всегда любил и был уверен, что сдам хорошо. Но вдруг нас вызвал армейский комиссар с ромбом и объявил: "Товарищи, только что получено распоряжение, что всех кто имеет высшее и незаконченное высшее образование немедленно отправить по своим военкоматам". Вот так, едва не начавшись, накрылась моя медицинская карьера.
Вернулись обратно и меня включили в новую команду для отправки в Оренбург, который тогда назывался Чкалов. По дороге туда мне больше всего запомнилось, что когда остановились на станции Кинель, то нас повели в столовую на ужин, и у меня в кармане оказалось ровно столько денег, сколько нужно. Буквально копейка в копейку - такая случайность.
Но в Чкалове оказалось не училище, а КУКЗА (курсы усовершенствования командиров зенитной артиллерии). Причем раньше туда присылали армейских командиров, но потом по ходу учебы выяснилось, что мы занимались гораздо лучше них. Потому что в массе своей они были малограмотными, а мы все-таки уже с высшим образованием.
Зато обмундировали нас вообще кое-как, поэтому выглядели мы скорее как партизаны. А про кормежку можно сказать так: уже через час после завтрака хотелось обедать, а всего через час после обеда очень хотелось ужинать...
Начали учебу с изучения 76-мм зенитного орудия, но меня просто поразило, что для того чтобы ее привести в боевое положение нужно за конец ствола привязать веревку и тянуть ее. И я как представил себе, что самолет летит, а мы ствол за веревку тянем вручную... Признаюсь, на меня это произвело тяжелое впечатление. Потом начали изучать 85-мм пушку, это уже было более солидно.
- Как раз на время вашего обучения в училище пришелся самый тяжелый период войны. У вас тогда не появлялись мысли, что мы можем проиграть войну?
Когда немцы подошли к Москве, то мы думали, что даже если ее и сдадут, то мы с винтовками и гранатами пойдем партизанить - такой у нас был настрой на победу.
И я вообще считаю, что 41-й и начало 42-го мы выдержали только за счет патриотизма. Но ведь он появился не на пустом месте: мы воспитывались на книгах, на фильмах, на героях. А что нынешняя молодежь? Воспитывается на телевидении, которое все прошлое обсирает, на сексе да наркотиках...
В июне 1942 года окончили учебу, нам присвоили звание лейтенантов и всех нас отправили в Горький. А уже оттуда я попал в Подмосковье, в Кунцево, где формировался 26-й танковый корпус. Меня назначили командиром взвода в 226-й армейский полк ПВО. Но оказалось, что это полк малокалиберной зенитной артиллерии, и на вооружении в нем состоят 37-мм миллиметровые зенитки, которую мы в училище почти не изучали. Поэтому получилось так, что ночью мы сами изучали матчасть, а днем учили этому своих солдат. Почти и не спали в то время, но зато все освоили как надо.
А на тренировки мы ездили по Ленинградскому шоссе на центральный аэродром, наводили зенитки на взлетающие и приземляющиеся самолеты. Но в тягачи нам дали "Виллис", который весил значительно меньше, чем сама пушка, поэтому даже на асфальтовом шоссе нас сильно водило.
И незадолго до отправки на фронт меня вызвал представитель особого отдела, такой плотный, невысокого роста, румяный, и начинает меня расспрашивать про то, как идет наше обучение. Беседовал со мной очень доброжелательно, и потом вдруг спросил: "А вот вы как военный специалист", меня аж как током ударило, какой из меня специалист, я вчерашний голодающий студент. "Есть у вас какие-то замечания, пожелания?" И я ему прямо сказал, про то, что "Виллисы" с нашими пушками откровенно не справляются даже на шоссе, а ведь на фронте нам предстоит не по асфальту ездить". - "Что-то еще?" - "На мой взгляд, это неправильно, что пушку везет одна машина, снаряды едут отдельно, а расчет тоже сидит по разным машинам. Из-за этого на марше мы быстро для стрельбы не развернемся и фактически небоеспособны". Он попросил меня в письменной форме изложить все мои замечания, и уж не знаю почему, но вскоре нам наши "Виллисы" заменили на грузовые "Шевроле" - это были отличные машины повышенной проходимости. В них можно было и людей всех посадить и снаряды загрузить, а это уже совсем другое дело. И когда мы отправлялись на фронт, то, как раз прошел дождь, а земля там глинистая, но даже по этой грязи наши "Шевроле" шли словно корабли.
Наш корпус отправили куда-то в Сталинградскую область. Переправились через Дон и двинулись в сторону фронта, я помню, что как раз в то время отмечали 7 ноября. А свою первую огневую позицию, на которой приняли свое боевое крещение, мы заняли у Кузнечикова хутора, что у города Серафимович. Полностью оборудовали огневые позиции, но обстановка была спокойной, поэтому в основном занимались обучением и тренировками. И к тому же нам строго настрого приказали не стрелять, фактически запретили открывать огонь, потому что если немцы увидят, что тут появились зенитки, значит, могут понять, что здесь сосредотачиваются новые части.
Но однажды мы увидели, что на совсем малой высоте, всего метров 60-70 над землей, не больше, очень медленно летит "Хейнкель-111". Причем он летел в самой выгодной для нас позиции - курсовой угол ноль, т.е. как раз прямо на нас. И тут мы просто не выдержали и открыли по нему огонь. Попали в него, смотрим, один пропеллер остановился. Но самолет смог повернуть направо и полетел вдоль линии фронта, и только километров через семь или восемь все-таки сел на брюхо. Видимо это был разведчик, и я знаю, что экипаж, двух немецких и двух румынских летчиков взяли в плен. Вот так наша батарея получила боевое крещение и сбила свой первый самолет, хоть и фактически нарушила приказ. Но как говорится, победителей не судят.
А позже на той же самой позиции произошел еще такой интересный случай. Однажды утром встаем, а вся наша позиция буквально засыпана немецкими листовками, причем разноцветными: красными, зелеными, голубыми, белыми. И в них было написано примерно так: "Бойцы Красной Армии. С вашими фанерными самолетами и деревянными танками войну вы фактически проиграли. Поэтому прекращайте бессмысленное сопротивление, убивайте своих командиров и комиссаров и сдавайтесь с этими листовками в плен. Пароль для перехода - "Сталин капут!" А мы о вас как следует, позаботимся, и обеспечим работой и пропитанием". Но ничего кроме издевательского смеха у солдат эти листовки не вызвали.