И я решила с помощью слов этой песни, через художественную окраску событий раскрыть характеры супругов, рассказать об их жизни, показать отношения людей старшего поколения.
Они сидели вдвоем на крылечке своего небольшого дома, два любящих друг друга человека, прожившие вместе 52 года, вырастившие шестерых детей, имеющие 14 внуков, 7 правнуков. Они сидели и пели:
Была весна, мы встретились с тобою.
Ты молод был, а я еще дитя...
Пятьдесят два года совместной жизни, в которой было много всего – и хорошего, и не очень. Такова жизнь. Два постаревших человека, но не растратившие доброты, чистоты своих чувств и интереса к жизни.
Высокий и крепкий, немного располневший, но не потерявший былой красоты лица, на котором, как два соколиных крыла, расположились густые черные брови, – Владимир Андреевич, мой отец. И ставшая с годами маленькой и худенькой, но по-прежнему с яркой искоркой в глазах – Екатерина Федосовна, моя мама.
Они сидели и негромко пели полюбившуюся им в юности песню:
Ты молод был, а я красой сияла…
Песня эхом отзывалась в лесочке, что близко подходил к подворью моих родителей. И, кажется, умолкли птички, щебетавшие между собой, и слушали красивую мелодию. А она лилась и лилась по округе.
С детских лет я слышала эту песню, и всегда она звучала по-особому: то весело, то с грустью, то с какой-то неясной печалью. В праздники и в будни, в компании односельчан и в доме самих исполнителей звучала она как гимн двух сердец.
Праздник Святой Пасхи. В доме пахнет пихтой, стряпней. На веточках, как украшение, нанизана крашеная скорлупа яиц, и такая благодать в атмосфере, что трудно передать словами. В 10 часов утра в гости пришли брат мамы Тимофей Николаевич, сестра папы Мария Андреевна с мужем Степаном Петровичем и дочкой Михайлиной. Дядя и тетя были моими крестными родителями. Мне они принесли свои подарки, и я, радуясь разнообразию полученных яиц, пригласила сестру поиграть в "битки". Племяннице мои родители тоже подарили раскрашенные яйца, и мы ушли в свой уголок. Играли, разговаривали, делились своими детскими новостями, а взрослые вели свою непринужденную беседу. И тут мы услышали песню:
Все чаще, чаще делались свиданья
Среди аллей сиреневых кустов…
Песня звучала душевно, красиво. Мы отложили свои игры и так же, как гости, заслушались. Папа своим сильным и красивым голосом вел песню, а мама мягко и нежно подтягивала. За этой песней последовала другая и третья. Вскоре и гости подключилась к пению. Но нашего детского внимания хватило ненадолго: мы снова увлеклись своими забавами.
Шли годы, я взрослела. Происходящие в жизни события воспринимала обыденно, по-детски, не оценивая их и не вникая в суть их появления. Но однажды вечером к маме, как единственной и хорошей швее в деревне, пришли сестры Евдокия и Екатерина Алексеенко. Обговорив цель их прихода, сняв с заказчицы размеры, раскроив изделие, мама присела к женщинам, и они продолжили разговор. Но вот Екатерина Павловна попросила вместе с ними спеть любимую песню мамы и папы, и я услышала знакомые слова:
Ты молод был, а я красой сияла
И думала, что век буду твоей…
Песня лилась тихо, с какой-то грустью. На родные звуки из второй комнаты вышел отец Владимир Андреевич и присоединился к исполнительницам. Песня зазвучала сильнее, одухотвореннее, наполнилась новым смыслом. Я была заворожена красотой её звучания. И с этого момента по-новому взглянула на песню, на её исполнителей, на их особое отношение к ней. Я почувствовала, что эта песня, ставшая такой любимой и популярной у моих родителей, как книга, как путеводитель, раскрывает человеческие чувства, роднит души. Я поняла, что мои родители – уважаемые люди в деревне за свою доброту и открытость к односельчанам, за простоту отношений, за умение и желание помочь любому нуждающемуся в помощи. Я увидела дорогих мне людей с другой стороны и в дальнейшем все их действия и поступки расценивала с этого взгляда.
В семье нашей было 6 детей, мама, папа, дедушка и бабушка. Семья большая, и чтобы никто ни в чём не нуждался, родители работали постоянно. Днями – на колхозной работе, а вечерами, управившись с домашним хозяйством, поужинав, мама садилась за швейную машинку "Зингер", чтобы выполнить чей-то очередной заказ. Недалеко присаживался отец. Он читал газеты, художественную литературу, подписные издания. Иногда вслух, но чаще про себя, а потом интересные факты излагал нам. Был он активным читателем сельской библиотеки, прочитывал десятки книг и журналов, поэтому речь его была грамотной, понятной, увлекательной для слушателей.
Младшие дети обычно вечерами рисовали за столом, лепили из пластилина фигурки или играли в шашки. Но рассказы папы нравились нам, и мы, отложив свои занятия, слушали его. Бабушка обычно вязала носки или рукавицы на всех членов семьи и, занимаясь привычным делом, тоже слушала. Дедушка мог просто сидеть и дремать у печки-буржуйки, что постоянно топилась. В какой-то момент мама запевала, отец подхватывал, и лилась их любимая песня в небольшом деревенском доме, готовая вырваться на простор. За одной песней шла другая, третья. Дети и старики были благодарными слушателями, аплодировали исполнителям.
Я однажды спросила маму: "Чем же так вам по душе пришлась песня "Была весна?". "Хорошая мелодия, легко поется. Но главное, в этой песне есть все, как в нашей жизни, – ответила мама. – С малых лет мы знакомы с Володей, вашим отцом. Вместе ходили в школу, играли, летом отправлялись на озеро, в лес по грибы, ягоды, на колхозные поля за горохом. Ох, и доставалось же нам от бригадира за такие вылазки!".
Она немного отвлеклась, замолчала, как будто вернулась в детство, а потом засмеялась громко, задорно и продолжила: "Вспоминаю случай. Манюша Демиденко, Коля Курбацкий, я и Володя, сговорившись, пошли на поле. Нарвали много гороховых стручков, насыпали за пазуху и отправились домой, а тут навстречу председатель колхоза Павел Зиновьевич: "Ребята, вы откуда? И что-то все распухшие. Не заболели часом?". Володя вышел вперед и говорит: "Нет, что вы, мы здоровы! Просто надышались свежего полевого воздуха вот и располнели". И тут пуговица на его рубашке возьми и оторвись – стручки посыпались на землю.
Алексеенко хохотал, припадая на шею лошади: "Вот это воздух! Превратился в гороховые стручки! Вот это полевая свежесть!". Потом замолчал и спрашивает: "Что же мне с вами делать? Воровали?! Надо наказывать!". Вдруг он, подумав, почесав затылок, улыбнулся и предложил: "Вы меня так развеселили, что я вас как бы не видел, вы меня тоже, но чтобы больше не ходили "дышать" на гороховое поле. Договорились? Если нарушите наш уговор – накажу крепко родителей. А ты, атаман, – погрозив пальцем Володе, сказал председатель, – получишь наказание вдвойне". Увидев наши утвердительные кивки, он поехал дальше, в сторону Залипья.
С этого дня мы, конечно же, не ходили за горохом, не нарушали уговор, но, вспоминая этот случай, всегда хохотали до слез. А сказанное Павлом Зиновьевичем слово "атаман" прилипло к Володе на всю жизнь. Отец ваш был красивым в детстве, да и в юности тоже. Худощавый, подтянутый, он был впереди деревенских мальчишек. Настоящий атаман, предводитель. Девчонкам нравился". Мама замолчала, и я поняла, что она вернулась в свое беззаботное и веселое детство.
В годы Великой Отечественной войны моим родителям было 11 и 12 лет. Ребят в таком возрасте правление колхоза привлекало к работам. Летом девочки сгребали сено, пололи посевы, копали картошку, а мальчики в основном работали с лошадьми. Отец наш весной готовил поля под посевы, ежедневно вспахивая конным плугом до гектара земли, а после посевной работал на кормозаготовке. Волокушей подвозил он сено к стогам, позднее на паре лошадей косил на полях зерновые, возил зерно с полей в мешках, доставлял воду на поля.
По воспоминаниям старейшего жителя деревни Низко-Городецк Василия Андреевича Дядечкина, Володя, где бы ни трудился, всегда был в передовиках. На его повозке постоянно красовался красный флажок победителя, а в стенной газете называлась его фамилия как передовика полевых работ. Ребятам было приятно чувствовать себя нужными работниками, нравилось трудиться наравне со старшими колхозниками, поэтому они сами искали возможность получить заказ от бригадира на выполнение любого дела.
В обед все сенометчики садились под какой-нибудь развесистой елью, сосной или березой, доставали свои скудные припасы из дому и обедали. После праведных трудов самая простая пища – картошка, кусочек хлеба и пол-литра обрата – казалась очень вкусной. Моментально все съедалось, на отдых оставалось 10 – 15 минут. И опять работа до позднего вечера.
Мама вспоминала, как ей хотелось попробовать серую лепешку подруги Веры Титовой. Вера откусывала ее и долго жевала, запивая из пол-литровой бутылки беловатой жидкостью. Беловатая жидкость – это разбавленное водой молоко. Уж очень хотелось Кате попробовать то, что ела Вера. И однажды она предложила подруге поменяться сумками с обедом. Вера охотно согласилась и с особым удовольствием принялась за уничтожение содержимого сумки подруги.
Но каково же было удивление Кати, когда она откусила лепешку! Грубая, безвкусная, она не помещалась во рту из-за присутствия в ее составе большого количества травы и не проглатывалась. Но уговор дороже денег. Катя поняла, чем ежедневно обедала её подруга и мысленно ей посочувствовала. А в душе порадовалась тому, что ей не приходится питаться такими продуктами. В её сумке всегда была краюха настоящего хлеба, пол-литра цельного коровьего молока, небольшой брусочек сала и огурец. В семье не бедствовали и единственной дочери в сумку на обед клали хорошие продукты.
"Вера так благодарила меня, так благодарила! Такой еды она давно не ела. После этого случая я частенько делилась с подругой своим обедом, – рассказывала мама. – Мальчишки обедали отдельно. И какой у кого был обед, оставалась тайной. Ну а то, что у Володи был хлеб всегда свежий, пахучий, ноздреватый, знали все колхозники. Его отец Андрей Иосифович работал мельником на всю округу и, конечно, мог иметь небольшой запас муки, а мама его Евдокия Селиверстовна стряпала булки. Угощал Володя хлебом друзей всегда: он был добрым и щедрым мальчиком".
Мама наша из-за болезни глаз окончила только четыре класса, а папа поступил в пятый класс Абанской школы и закончил в ней семилетку. В воскресенье его и Демиденко Михайлину родители на коне отвозили до Абана. Но чаще приходилось им идти пешком с котомкой на плечах. 25 километров проходили за 4 – 5 часов. Вот так, зимой в учебе, а летом в работе, и взрослел Владимир Горнак, будущий муж нашей мамы и наш отец. Росла и Катя. Ей 15 лет, а она уже умелая швея. У старшего брата Никифора, работавшего в Абанской пошивочной мастерской, девочка переняла навыки кроить, снимать мерки с заказчика, научилась шить. Первое время осторожно, далее смелее, смелее, и вот она уже шьет обновы себе, соседкам и подругам. А за всю свою жизнь трудовую сшила сотни нарядов односельчанам.
Долгими зимними вечерами в доме Федоса Фадеевича собирались женщины, каждая со своим делом: прясть, вязать, вышивать, разбирать шерсть, готовить перо для подушек и даже ткать. Горели, потрескивая, в каменке смолячки, неярко освещая комнату, а вокруг рассаживались мастерицы. Пристроившись среди тружениц в уголке, Катя на машинке шила. Стрекотала машинка, звенели спицы в руках вязальщиц, щелкали поножи (педали) ткацкого станка, стучал набильник (устройство для уплотнения ткани), негромко жужжала прялка, наматывая полученную из шерсти нить.
В доме, как на большом производстве, в сказочном полумраке шла вечерняя рабочая жизнь. Собравшиеся по ходу дела рассказывали новости, события прошедшего дня и пели песни. Руки, привычные к труду, казалось, сами машинально выполняли выверенные действия. И выходили изделия: кружева, носки, рукавицы, вышивка на рушнике, очередной моток пряжи – как с конвейера. На таких рабочих вечеринках и услышала Катя впервые песню:
Шутили мы, ну словно малы дети,
Не зная, что на свете есть любовь…
Женщины пели, а девчонка вслушивалась в красивую мелодию и старалась понять смысл звучащих слов. Поняла и очень полюбила эту песню, которую пронесла по жизни. В такой дружеской компании мама не только научилась петь, но и увлеклась вязанием, вышивкой, ткачеством, закрепила навыки шитья. Умение рукодельничать пригодилось в ее семейной жизни.
(Продолжение следует).