Лунным светом тихий вечер
Нас с тобой заворожил.
Звезды нам гадали встречи,
Ветер в полюшке бродил.
Месяц - звезд пастух рогатый
Из-за тучки выходил,
И, как будто юный всадник,
В озере коня поил.
Лишь коснувшись удилами,
Воду он посеребрил,
Звезды, размешав кругами,
В хороводе закружил.
Напоив коня водицей,
Он над полем поскакал.
И до самой до зарницы
В прятки с тучами играл.
А с приходом зорьки ранней
Силуэт его мелькнул:
"Буду с вечером я с вами",-
Тихо месяц намекнул…
Это всего лишь фрагмент одного стихотворения из простой черно-синей тетрадки. Попробуйте-ка за этими строчками увидеть самого автора. Думаю, вряд ли это получится: за этими воздушно-поэтическими, романтическими строками стоит далеко не юный человек, проживший сложную жизнь со всеми ее перипетиями, но не утративший способности удивляться самым привычным вещам, умеющий привнести поэзию в обычную прозу жизни. А проза жизни такова. Когда-то в один из послевоенных годов в селе Маслов-Орешин в обычной крестьянской семье родился мальчик, которого назвали Вова. Сельские дети рано познают труд. Вот и Володя, едва достигнув пятнадцати лет, работал в совхозе сначала прицепщиком, а потом и помощником комбайнера. И, конечно, учился: сначала школу окончил, а затем и Саратовский сельскохозяйственный техникум им. Тимирязева. А потом было все, как у всех: армия, любовь, семья, дети. И много-много работы. Только в совхозе "Маяк революции" тридцать лет проработал. До стихов ли было? И все же, читая такие складные и умные стихи своего дяди, Володя порой спрашивал его: "Дядь Лень, а как ты стихи пишешь?", на что Алексей Софронович Курипко отвечал племяннику: "А никак, они сами приходят".
И только в шестьдесят пять лет Владимир Григорьевич Карпунцов понял, что это значит. Первое стихотворение "пришло", когда с женой Галиной коротали вечер за чашкой чая. Так и назвал его - "Чай вдвоем". Потом, как бы ни с того, ни с сего, родилось стихотворное посвящение сыну.
Так постепенно стала пополняться черно-синяя тетрадка. На стихи ложилось то, что было пережито в далекой юности, трепетность первого чувства и зрелой любви к жене, с которой прожили вот уже почти сорок лет, щемяще-нежное ощущение красоты родной природы, размышления о прошлом, настоящем, будущем. Не каждому дано разглядеть, как "танцуют в степи тюльпаны", как "молочной рекою" изливается ковыль или как "…поля гуляют на самом горизонте, провожая закаты палящего дня…". Он сумел.
Сколько раз в своей жизни В.Г. Карпунцов видел эти уходящие за горизонт поля – не сосчитать. Видел и из кабины комбайна, и наметанным глазом управляющего вторым отделением, - а в этой должности он пребывал семь лет, и из окна директорской машины. Впрочем, директором совхоза Владимир Григорьевич стал уже после того, как успел вкусить вольного фермерского хлеба. В девяностом году, когда в стране начался фермерский бум, он своим практичным и цепким мужицким умом понял, что накормить страну могут только фермеры. Время это было сложное, противоречивое. С одной стороны, никто не мешал всякими спущенными сверху указаниями, да и выращенное можно было сдать на элеватор и уже на другой день получить деньги. Легко можно было взять крупные кредиты под гарантии. Для Карпунцова гарантом на кредит в сумму 200 тысяч выступил тогдашний директор совхоза Н.Г. Прикота, благодаря чему и была приобретена новая техника для фермерского хозяйства. По кредитам Владимир Григорьевич рассчитался быстро, так как был спрос на выращенную продукцию и сдать ее он мог безо всяких посредников. Но вскоре на каждого фермера "с сошкой" нашлось чуть ли не "семеро с ложкой": рэкет, бандюги с пистолетами, любители быстрой наживы – перекупщики. Да и не все односельчане одобряли фермерство, считая фермеров чуть ли не кулаками и мироедами, и все потому, что те трудились едва ли не круглые сутки, чтобы заработать хоть какие-то далеко не дармовые деньги. Да и те шли не на предметы роскоши, а на развитие фермерского хозяйство, которое требовало больших вложений. И так шесть лет. Казалось бы, все становилось на свои места, входило в размеренное русло, но судьбе было угодно распорядиться так, что Владимир Григорьевич Карпунцов сам сел в директорское кресло. Одно дело управлять фермерским хозяйством или даже совхозным отделением, другое – отвечать за весь совхоз. Да еще тогда, когда мощь его и былая слава резко пошатнулись. И это коснулось не только хозяйств нашего района - в результате денационализации земли изменилась социальная структура сельскохозяйственных землепользователей. Доля государственного сектора в использовании сельскохозяйственных угодий уменьшилась в несколько раз.
Да, непростое дело взвалил на свои плечи Карпунцов. Но была вера, что еще не все потеряно, что совместное хозяйство может не то, чтобы противостоять частному, но существовать параллельно. Вот когда пожалел директор, что из-за серьезной болезни так и не сумел окончить Саратовский институт механизации сельского хозяйства. Впрочем, нехватка теоретических знаний вполне окупалась богатой практикой, а еще выручали крепкий ум, крестьянская смекалка да природная упертость в хорошем смысле этого слова. Три года словно рыба об лед, но плетью обуха не перешибешь. И некогда крепчайший совхоз постигла участь многих его собратьев по всей России – на сельскохозяйственную арену все увереннее и настойчивее выходили фермеры. Приживались новые формы хозяйствования и в нашем районе. А истосковавшаяся по сильным крестьянским рукам земля, казалось, ждала настоящего хозяина.
И вновь вернулся к фермерству Владимир Григорьевич, и вот уже четырнадцатый год фермер второй волны в этой ипостаси. Что изменилось по сравнению с тем периодом, когда фермерство только зарождалось? Да многое. Все труднее становится реализовывать выращенный урожай, сбывать скот, особенно овец. Пожалуй, самый неизменный фактор фермерского удела – погода, которая, как всегда, вносит неожиданные коррективы в рабочий график. Вот уже вторая декада октября началась, а еще не собран урожай нута на 80 гектарах, ждут своего часа 200 гектаров подсолнечника, суданку на семена убрать надо. Надеется не похоронить все это под снегом. Благо, техника есть, рабочие руки тоже. Теперь уже старший сын Евгений - главный помощник, а вот двое младших, к сожалению отца, выбрали другую стезю.
Как ни труден день фермера, как ни занят, а всегда найдется время улыбнуться солнышку, махнуть рукой вслед улетающему журавлиному клину, услышать, как
Осенний день прохладою вздыхает,
Морозец чувствуешь слегка.
И солнца луч не согревает,
Проглядывая через облака.
Река парит и нежится в блаженстве
В предчувствии последних дней тепла.
Седой туман природным покрывалом
Спешит укрыть крутые берега…
Спроси сегодня самого Владимира Григорьевича, как рождаются стихи, ответит так же, как когда-то его дядя: они сами приходят. Сколько раз, скованный усталостью, шел он домой после трудного дня мимо обычной ивы, и вот однажды увидел ее словно другими глазами. Она, ивушка, вдруг навеяла образ тихой, скромной и очень одинокой девушки, которая с надеждой ждала теплого лета, а с ним и перемен в своей судьбе, и вот теперь грустно и так же одиноко встречает наступающую дождливую осень. И уже не понять: к дереву или к некой эфемерной девушке обращается самодеятельный поэт:
Ивушка плакучая, что ты так невесела?
Ветви, словно локоны, над водой развесила.
Или жалко, милая, с летом расставаться?
Или одинокой грустно оставаться?
Ты не плачь, зеленая, верь, все обойдется:
Тополечек стройный для тебя найдется.
Приласкает бережно, грусть забыть поможет
И любовью нежною сердце растревожит…
И пусть не всегда находится точная рифма, зато в каждой строке столько силы, столько правды. Вновь и вновь перечитываю стихи, и словно вижу, как давно уже спит уставший день, а в глубокой тишине комнаты натруженная за долгие годы тяжелой крестьянской работы рука выводит в заветной тетрадке:
Царевна-ночь лишь тени подвела –
Открылся небосвод – и звезд мерцанье.
И Млечный путь - дорожка серебра,
Божественной природы созиданье.
Луна в сиянье ауры хлопочет,
Открыла чакры злата, серебра,
Обворожить земное царство хочет…
Так и живет этот человек, сумевший заняться творчеством в условиях жизни крестьянина. Про таких обычно говорят: поэт от сохи. Но мне вспомнились строки Маяковского: "…землю попашет, попишет стихи…". Почему? Да скорей всего потому, что Владимир Григорьевич в первую очередь землепашец, а стихи – это так, для души. Я бы добавила: для широкой, красивой души.
Светлана КУЛИБАБИНА