Ученица 6 класса Подзаваловской школы Дарья Абрамова (учитель Н. Н. Баранова) стала победителем муниципального и регионального этапов конкурса исследовательских работ обучающихся "Из одного металла льют медаль за бой, медаль за труд...", посвященного 75-летию освобождения г. Орла и Орловской области от немецко-фашистских захватчиков. Предлагаем читателям "Новой жизни" этот уникальный, на наш взгляд, материал.

Идет время. В череде важных и мимолетных событий что-то постоянно выветривается из нашей памяти, забывается и уходит в прошлое навсегда. Но есть события, которые не подвластны времени. К ним относится все, что связано с Великой Отечественной войной. Все помнят кровопролитные бои, в которых наши солдаты проявляли мужество, отвагу и стойкость, но немногие знают о детях, женщинах, стариках, живших и работавших в тылу.

76 лет тому назад произошли трагические события в деревне Колпачки Архангельского сельского поселения Урицкого района Орловской области, затерявшейся в бескрайних полях России. Ее тоже не миновала тяжкая участь нашествия иноземцев.

В ночь со 2 на 3 февраля 1942 года каратели сожгли деревушку дотла, застрелили шестерых крестьян, не успевших скрыться в логу. Якобы за связь с партизанами схватили и увезли на допрос в Нарышкино мать шестерых детей М. В. Медникову и ее подругу Е. В. Иваничкину, которых после нечеловеческих мук расстреляли.

Старую, немощную и слепую А. И. Макарову сожгли живьем в собственной хате. Татьяна Афанасьевна Абрамова, моя прабабушка – ее внучка. Будучи еще совсем маленькой, я застала прабабушку в живых. Я помню, как она часто читала мне один и тот же стих собственного сочинения:

От горькой памяти не скрыться,

И потому тревожны сны.

Пока жива – мне будет сниться

Тот отдаленный гул войны.

Нам страшный жребий выпал в жизни,

Не дай вам Боже испытать,

Смертельный пепел ветер сыпал,

Людское горе не унять.

Когда-то был у нас поселок,

И мирно люди жили в нем,

Но вдруг пришел фашист проклятый,

Спалил все дочиста огнем.

Горела также наша хата,

Дым устилал кругом поля.

И видел Бог ее мучения –

Горела бабушка моя.

Деянья страшного тирана

Не дай Бог видеть никому –

Старушку старую, слепую,

Фашист сжег в собственном дому!

Из воспоминаний моей прабабушки Татьяны Афанасьевны Абрамовой, записанных на видеокамеру, мне удалось узнать о ее жизни в военные годы.

Довоенное детство

"Родилась я в деревне Колпачки в 1924 году 7 июля, на праздник "Иван Купала", детство мое проходило в этой деревне. Детей было много, в каждой семье по пять-шесть ртов. Колпачки жили бурной жизнью. Каждый праздник собирались на нашем бугре. Деревня располагалась так: дом-бугор, бугор-дом. Собирались и старые, и молодые, и дети. Как сойдутся на этом пятачке — давай играть на балалайках. Почему-то у нас в деревне только этот инструмент был. Взрослые пели, танцевали, ну а мы, дети, тоже веселились, бегали, прыгали, играли вокруг них. Так что детство мое прошло счастливо, весело.

Примером для меня всегда служила моя бабушка А. И. Макарова. Она была женщиной доброй, мудрой и уважаемой на селе. К ней, в Колпачки, изо всех окрестных деревень везли больных. Старушка лечила травами, знала, от каких болезней какой отвар помочь может, и лучшей повитухи в округе было не сыскать.

Лечить людей мечтала и я. Твердое решение поступать в медицинское училище я проявила в 7 классе. Тогда, весной 1938-го, я чудом выжила после тяжелей болезни. На ноги меня поставил хирург областной больницы. Говорили, что он немец. Да, видно, немец немцу рознь.

Так, окончив 7 классов, я получила аттестат и поступила в медицинское училище. Училась хорошо, на "4" и "5".

"Ой, мамочки, война…"

22 июня 1941 года я сдавала последний экзамен. Общежитие от училища находилось недалеко, рядом с Крестительским кладбищем. В общежитии шум стоял, готовиться к сдаче экзаменов невозможно было. Вот мы с подружками и уходили на кладбище. В этот день расположились там же. Вдруг бежит девчонка Надя и кричит: "Ой, мамочки, война…". Когда услышала: "Война!", словно что-то оборвалось внутри. Но в тот момент никто и представить не мог, какими кровавыми, невыносимо тяжелыми окажутся военные годы.

На второй день сдали экзамен, нас отпустили домой на каникулы, через 10 дней получаю повестку "Вернуться в училище для продолжения учения".

Город уже был совсем другим: сгоревшие здания, воронки сброшенных снарядов. Наше общежитие было занято ранеными, больницы все переполнены. Я стала жить на квартире. Орел бомбили каждый вечер, но занятия продолжались. В расписание ставили только специальные предметы и военную подготовку. До осени нас учили стрелять, кидать гранаты, переправляться по канавам.

Однажды вечером самолеты налетели и бомбили до самого утра, город горел. Страшно было… А утром завуч нам объявила, что можно ехать домой.

В Колпачки я возвращалась не одна: взялась проводить двух детей из соседнего села Галкино. Только город прошли, видим: прямо на нас летит самолет. Кричу: "Под дерево!" А он нам вслед автоматной очередью − еле убереглись.

В Колпачки немцы не так часто наведывались (деревня стояла в стороне), зато все подчистую вывозили. Выводили с каждого двора всю скотину — кур, свиней, коров. Морозы тогда стояли крепкие, так эти ироды валенки отбирали, бабьи шали. Нас же гоняли очищать снег в Шахово, в Нарышкино – заготавливать дрова.

Роковой февраль

Когда наши войска попали в окружение, многие солдаты шли на Болхов через Колпачки. Иной раз в деревне по 10-12 солдат останавливалось. Переночуют, мы их соберем, дальше идут.

Вот и 2 февраля 1942 года пришли к нам в дом переночевать двое. Оба были вооружены немецкими винтовками, обвешаны гранатами. Утром отец их проводил, а меня отправили в Грачевку, не помню уже зачем. Было холодно, снега — по пояс. Получилось, что шла я по следам этих партизан. По пути встретились немецкие подводы. На каждой сидят по два немца, укутанных в наши шали. Не успела до Грачевки дойти, оглядываюсь, а Колпачки синим пламенем горят. Руки, ноги отказали, но сердце велело вернуться. Возвращалась окольными путями, чтобы никто не заметил.

Прибегаю, смотрю, никого нет, дом Медниковых догорает, торчит погреб, корова по двору гуляет. А рядом с погребом лежит немец раненый, в руке граната. Я посмотрела на него и домой дальше бежать.

Вечером приехало 40 немцев. Один пулемет поставили на начало деревни, а другой на конец, и перекрестным огнем начали палить по деревне, это продолжалось до двух ночи. Крыши домов соломенные, загорелся еще один дом — Азарычевых. Небо стало красным.

Утром отец велел уходить. Только прошли Колпачки, идет карательный отряд и открывает огонь прямо по нам. Хорошо, что рядом оказался ров, мы туда скатились. Помню, как пули свистели у нас над головами, и страшно было за бабушку. Она в доме осталась, была старой, слепой, немощной старушкой. Стреляли, стреляли и тишина. Смотрим, пошли немцы громить дальше деревню: коров выводили, мужчин расстреливали в головы, дети и женщины спаслись.

Уцелевший народ еще несколько суток прятался в оврагах и рощицах. Замерзшие и испуганные, мы вернулись, чтобы похоронить погибших. Искать бабушку пошли я, мама и тетка. Надеялись, что с соседями ушла, где-то в другой деревне дожидается… Нет, сожгли ее живую… Недалеко от нашего двора лежал убитый сосед, босиком, одеяло накинуто на плечи. Он был болен тифом, его тоже не пощадили. А какая тишина в Колпачках стояла! Кровь в жилах стыла. Деревня выгорела дотла. Одни печки торчали.

Погибших захоронили в братской могиле. Жены и матери веревками подтаскивали тела к вырубленной в мерзлой земле яме, сталкивали, потом засыпали. Над ней сейчас стоят три стройных березки. Сил восстанавливать дома у баб и ребятишек не было. Деревня погибла.

В Германии

Говорят, беда не приходит одна. В это время открылась "биржа труда", занимавшаяся отправкой в Германию молодых и здоровых мужчин и женщин. Всю колпачковскую молодежь угнали туда. Нам уготовили участь узников.

Фашисты согнали всех пленных в вагоны поезда. Вагоны, в которых раньше перевозили скот, набивали людьми так, что можно было только сидеть или стоять. В них было очень грязно, стояла невыносимая вонь. Не было ни одного окна, только дырка в полу для исправления нужд. Буханка хлеба, банка консервов — вот и вся пайка на дорогу. Воды не давали. В Германии поезд останавливался на каждой станции. Нас выгоняли, строили, а покупатели выбирали себе самых крепких. Мышцы щупали, зубы проверяли, словно мы скот какой-то. Но меня не выбрали — уж очень была маленькой, хрупкой.

Нас оставалось 35 человек, когда меня и нескольких белорусских девчат забрала приехавшая на велосипеде немка.

Работать пришлось на военной фабрике, чистили головки для снарядов. Жили за решетками, в обнесенном колючей проволокой бараке. Нас никуда не пускали, только в лес — чернику рвали, ели грибы-говорушки. Праздник, если капусты красной привозила переводчица. Утром отрежем, поедим ее с солью, идем на работу. В обед давали один корец немытой, нечищеной брюквы. В барак с работы вернешься, сразу в раздаточную, там получишь 200 граммов хлеба и чуточку маргарина. Пока идешь до койки, понемножку кусаешь. Спать ложились голодными.

Лагерь оказался еще хуже землянки, в которой мы жили. Девчонки все молоденькие, красивые были. Немцы насиловали их. Меня, слава Богу, не тронули. Я приглянулась одному юноше из соседнего лагеря, это была моя первая любовь.

Освободили нас в апреле 1945 года. Во мне было невозможно узнать ту довоенную юную Танюшку. На Родине я оказалась только в ноябре. Еще семь месяцев после освобождения, зачисленная в воинскую часть, я работала на демонтаже немецких электростанций.

Как только вернулась домой, смастерила кое-как в Колпачках мазанку. Но на земле, видавшей столько горя, я не нашла счастья и переехала к отцу в село Подзавалово."

"Убитая деревня"

Ты не стынь, мое сердце, не стынь.

На руинах полынь, да полынь.

Здесь когда-то деревня была,

Да война ее, помню, сожгла.

Ты не стынь, мое сердце не стынь…

Под ногами полынь, да полынь.

Тонкий стебель сжимает рука –

До чего же, полынь, ты горька…

Это одно из стихотворений моей прабабушки о своей малой Родине. Сама она свои стихи не записывала, хранила их у себя в сердце. Это ее память, ее боль. Прабабушка умерла 6 февраля 2014 года. Может это совпадение, а может судьба, но дата ее смерти почти совпала с датой гибели ее малой родины.

Деревни со смешным названием Колпачки нет уже более семидесяти пяти лет. Шумят березы, кружит голову аромат разнотравья, течет по оврагу небольшая речушка и, куда ни глянь, плещутся желтое кукурузное море и пронзительно-голубое небо. Только нет в этой деревне домов. Не нужны они. Некому укрываться от дождя и снега, некому набирать воду в колодце, некому встречать вечерами возвращающийся с пастбища скот. Нет никого, это мертвая деревня. Точнее, убитая. Есть только мемориал "Колпачки – убитая деревня".

В скульптурной группе мемориала — центральная статуя женщины с ребенком. Это реальные персонажи — сгоревшая Анастасия Макарова и ее внучка, моя прабабушка, Татьяна Афанасьевна Абрамова, чудом выжившая тогда. Каждую весну здесь, будто в память о погибших на этой земле, буйным цветом распускаются луговые цветы, поют птицы.

Каждый должен побывать здесь. Каждый должен знать эту страшную историю. Мы всей семьей сюда ездим почти каждую весну, чтобы поклониться погибшим и сказать, что помним и гордимся своими бабушкой и прабабушкой.

Я еще не знаю, кем я буду, как сложится моя жизнь. Но уверена, что истории о войне, рассказанные моими родными, я передам и своим детям, чтобы подвиги простых людей не были забыты.

В моей семье есть еще один участник Великой Отечественной войны — прадедушка Александр Никитович Орлов. В годы войны он минировал дороги, по которым проезжал проклятый враг. Мне и моему братику есть, кем гордиться!

9 мая я прошла в рядах "Бессмертного полка" в честь памяти своих родных и всех тех, кто спас нашу Россию, наш народ, нашу Родину!