О Федоре Панине, патриоте, его яркой, короткой жизни

Нина Ивановна решила, что в год 75-летия Победы этот материал должен увидеть свет. Коллектив редакции согласен и предлагает его нашим читателям.

Войны начало, не сопротивляться - не мог

"Брат мой, Панин Федор Николаевич, в 1941 году был студентом четвертого курса Орловского машиностроительного техникума. Известие о войне было для нас горем, как и для всего нашего народа. На второй день войны 23 июня 1941 года брат пошел в военкомат, чтобы уйти на фронт добровольцем, но просьба его была отклонена, поскольку у него была контужена кисть левой руки. Его зачислили в ряды ополченцев. Днем они грузили хлеб с элеватора и станки с заводов и отправляли их в тыл, ночью тушили зажигательные бомбы, которые сбрасывали фашисты во время бомбежки на город Орел. Меня тоже призвали в армию, и я служила в госпитале, развернутом на базе Орловской областной больницы (Мария Николаевна по профессии фельдшер). Третьего октября 1941 года в г. Орел ворвались фашисты, эвакуировать госпиталь не удалось. Весь персонал и раненые оказались на территории, захваченной врагом. В городе всюду были развешены приказы, в которых на русском и немецком языках было написано: " После четырех часов дня выходить на улицу из дома запрещено. Наказание – смерть!" Такое наказание полагалось за всякое неподчинение власти. Федор же с наступлением темноты исчезал из дома. Однажды он сказал мне о том, что надо уходить из города. В городе немцы грабили, расстреливали, вешали людей. Ужас и смерть свирепствовали всюду. Дома, в селе Людском, тоже были немцы. Стояла лютая снежная зима 1941 года. Всех жителей села выгоняли ежедневно чистить от

снега дороги. Староста Гаврюшин Иван Акимович выслуживался перед немцами, ежедневно приводил их к нам, говоря, что мы не выходим на работу. Несколько раз брата чуть не расстреляли за это. Федор же заявил: "Я работать на них все равно не буду!" Он ушел в село Городище, там у него были товарищи, с которыми он учился в школе: Ампилогов Костя и Наумченков. Немцы распространяли ложь, якобы они уже заняли Москву, а ребята слушали сводки Информбюро, рассказывали правду о боевых действиях, разоблачая фашистов. Немцы рвались к Москве и, потерпев неудачу,

свирепствовали ещё яростнее. Фёдор приходил из Городища и рассказывал, что наши войска перешли в наступление и отбросили фашистов на запад, более, чем на сто километров. Нас стали подозревать и ещё больше преследовать.

В это время был казнён Наумченков , потом убит Костя Ампилогов и ещё один товарищ… Брат говорил: "Летом уйду в партизаны. Хоть один, но проберусь к ним." Весной 1942 года у нас организовалась подпольная группа из

молодёжи и военнослужащих, попавших в окружение. В нее вошли: Фёдор, Лунин Виктор Михайлович – врач, Скобелев Павел Михайлович – капитан, Осипов П. В., Кудимов И. А., я , Кудимова А.А. и другие ребята из

деревень Городище, Хотьково, Борщёвка. В группе был приёмник и печатная машинка в селе Городище. Ребята печатали листовки и распространяли их по деревням. Зимой развозили их на лыжах и разбрасывали по огородам.

Весной 1941 год Федор пошел в направлении Дмитровска, чтобы в лесах найти партизан, но в деревне Лубянки был арестован. Ему удалось бежать. Второй раз он опять предпринял ту же попытку, но снова был арестован. Его доставили в местную комендатуру, где содержали в д. Дурневка (теперешняя Новая Жизнь Сосковского района). Он выломал доски и выбрался на улицу, но амбар охранял полицейский. Заметив Федора, он ударил его прикладом, а когда тот упал, еще избивал. Связанного его снова бросили в амбар.

Брата спасла, и угона в Германию он избежал

Мне об этом сообщил Паничев Леонид Захарович. Он работал старостой у немцев, но всегда помогал своим людям. Я пошла в Дурневку с целью освободить брата. Его долго не отпускали. Наконец, под залог удалось забрать брата с условием, что он будет отправлен в Германию, если же не явится, то вместо него должна буду поехать я. Когда мы вышли за деревню, он остановился, сжал кулаки, стиснул зубы и произнес: "Ну, гады, если буду жив, то разделаюсь с вами!". На следующий день его отправили в Германию. Он не взял с собой никаких вещей, убедив нас, что все равно убежит. На всякий случай я снабдила его справкой о том, что он болен туберкулезом легких. Такие бланки у меня были и я сама набросала очаговый + . в. с. , пометив дату довоенного времени и подписалась: врач Ермолович. Справка помогла. Через несколько дней Федор вернулся домой. Вскоре назначили меня для отправки в Германию, но благодаря моим друзьям из Нарышкино я тоже избежала этой участи. Мы помогали нашим разведчикам, окруженцам, летчикам,

парашютистам. Однажды был подбит наш самолет на территории д. Хотьково. Мы видели, как он падал, охваченный пламенем, как выбросился с парашютом летчик. Брат взял велосипед и долго колесил по ржи. Наконец нашел пострадавшего летчика и привез его к себе. Спрятали его в д. Аркатовка у Васильева Михаила. У летчика было сильно повреждено колено, я его лечила, а когда тот поправился , переправили в сторону Дмитровского леса. Летчик пообещал свидеться, если останется жив, но после войны так и не объявился. Репрессии усиливались, начались ежедневные обыски (искали партизан) и угрозы за связь с ними и пособничество. Ребята продолжали слушать сводки Информбюро и через листовки сообщать населению правду о боевых действиях. Особенно был волнующим момент, когда получили

сообщение о наступлении наших войск под Сталинградом осенью 1942 года. Федор говорил : " Ура, товарищи ! Наши перешли в наступление! Я же говорил вам, что не бывать фашистам за Волгой! Вы представляете, что

сейчас наши "катюши", танки, самолеты давят гадов - фрицев. Вот когда им пришел окончательный крах…"

В эту зиму на поселок Азаровка приехали немцы и власовцы. Они зашли в хату к Лапшенкову Захару Ионовичу, увидели портреты четырех его сыновей, один из них был в форме лейтенанта. Власовец выстрелил в портрет, а потом вывели старика, поставили к забору и долго забавлялись, стреляя вокруг него. Неделю спустя брат сообщил мне: " Убрали того гада, что издевался над дедом, в Борщевском лесу убили". Немцы согнали всех жителей деревни, пугали расстрелами, но так как это был не немец, а предатель из украинцев, на этом все и закончилось.

Любой ценой стремился к партизанам

С неописуемым восторгом узнали об окружении фашистов под Сталинградом. Разбрасывали листовки, внушая населению, что теперь окончательный провал, что немцы проиграли войну. Агитировали молодежь против угона в немецкую каторгу, объясняли, чтобы закапывали ценные вещи и зерно, прятали скот. Весной ребята снова пытались пробраться в Брянские леса, но не смогли и вернулись домой. Летом 1943 года пришел Виктор – бортмеханик самолета. Он рассказал, что в 1941 году они вылетели по заданию в тыл врага, но самолет их подбили. Они выбросились на парашютах из горящего самолета, и Виктор попал прямо в "лапы" немцам. После допросов и издевательств его привезли в Орел и заставили ремонтировать машины. Они вывели из строя несколько машин, а сами, переодевшись в немецкую форму, поехали в сторону Брянска с мыслью пробраться к партизанам. Мчались на огромной скорости, но были остановлены, когда выезжали за подъездной мост поселка Нарышкино: их преследовала погоня. Когда им преградили путь, они выпрыгнули из машины и бросились бежать. Скрывались, но их выследили, подожгли хату и

начали по ним стрелять. Трое его товарищей погибли, а он пришел к ребятам. Решили, во что бы то ни стало пробраться в Брянский лес. Был свой человек в комендатуре, через него достали пропуска до Карачева. Идти задумали

поодиночке, но их подстерегала неудача. Были арестованы те, кто доставал пропуска и они оказались недействительны. Немцы еще больше озверели, нельзя было сделать и шагу, чтобы не попасть им или полицаям в "лапы". Домой Федор приходил очень редко, местная полиция наш дом не выпускала из виду. Виктор предложил следующий план: напасть на немецкую машину, побить немцев, переодеться в их форму и уехать в сторону Брянска. Виктор хорошо говорил на немецком языке. Все радовались победам нашей армии. Полиция почти дежурила у нашего дома. Ночи стояли темные, каждый день лили дожди. В темноте по большаку грохотали отступающие фашистские войска. Ребята нервничали,

метались как в клетке. Пройти было невозможно никуда, всюду были лютые немецкие ищейки. В это время в д. Солнцево к Морозовой Анне Яковлевне пришел один субъект, он предъявил документы советского техника –интенданта. Она поверила ему, обрадовалась и рассказала ему о ребятах. Он пришел не один, ее сестра видела второго подозрительного типа и выразила подозрение. Морозова испугалась, прибежала на п. Азаровка, где находилась

группа, сказав: "Я вас выдала, погубила. Уходите…" Сама бросилась бежать в Орел, но по пути была схвачена немцами. В тот же день этот субъект пришел к ребятам. Он ругал Морозову, называл ее дурой за то, что она так легко поверила и доверилась, выставляя себя патриотом, прикинулся искренним. Говорил, что хотя и работает у немцев, но является нашим разведчиком, что имеет надежных друзей и окажет помощь ребятам. Сидели в лесу. Тип этот сидел в середине, Федор сидел сзади. Виктор – впереди. Федор не поверил пришедшему и сделал знак Виктору, показав, что его надо

убить, но Виктор отклонил это намерение. Он напомнил ребятам, что они ему тоже не поверили, приняв за провокатора, и продержали его неделю в соломе. Когда субъект ушел, ребятами овладела тревога, все стали высказывать опасение и подозрение и решили поступить так: Виктор останется в лесу, и будет наблюдать за большаком, по которому поедет

машина с гестаповцами. Тогда он сделает выстрел, в это время Кудимовы должны бежать в лес, а их младший брат – к нам. Этот тип обещал прийти с "товарищами" послезавтра. Cкобелев и Федор пришли к нам. Скобелев говорил брату, чтобы уйти в эту же ночь, но Федор был болен, он обессилел от скитаний по лесам и рвам, от дождей и бессонных ночей. Он помылся и ушел в дом спать. Скобелев ушел на улицу под сено, где было сделано укрытие с выходом в

верхний сад. Всю ночь шел дождь, было так темно, что в двух шагах ничего не было видно, только было слышно, как стучат капли дождя по крыше и листве деревьев. Я всю ночь дежурила на улице, было ужасно страшно.

Наступил рассвет, кругом было тихо, спокойно, будто не было войны. Мы не будили брата, а он крепко спал. Обнадеживало массовое отступление немцев и думалось, что им уже ни до чего. Я устала за ночь, пошла в горницу и прилегла…

Несломленный Федор упокоился на малой родине. Вечная ему память

…Дверь открылась, меня сорвали с постели и человек в немецком мундире и форменной фуражке, с ругательствами на немецком языке, приставил пистолет ко лбу. Мне показалось это кошмарным сном. В горнице были еще несколько озверевших фашистов. Все они рычали, топали ногами и ругались по-русски. А в это время в сенях избивали

Федора, растянув его за руки в разные стороны. Его били резиновыми палками, прикладами, толстой веревкой, спрашивали: " Где Скобелев?" Он все время говорил: "Ушел ". Наконец, вырвался и побежал. Я сразу опомнилась и страшная действительность, а не сон, отрезвили меня. Как только Федор побежал, началась стрельба. Дом и сад были окружены этими извергами, которые стреляли из автоматов. Брат был ранен под левую лопатку, в правое плечо, в область поясницы и бедро. Ударом ноги он открыл калитку, которая закрывалась цепью. Еще в сенях

ему переломили левую руку прикладом, но и в таком состоянии ему хотелось остаться в живых. Федор упал в саду, мать кричала: " Убили, убили нашего Федора…", а когда били его в сенях, она рвалась к нему, крича: " За что вы его? За что? Убейте меня вместо него!" Переводчик бил ее прикладом, а другие звери хватали за косы и оттаскивали от сына. Федор

лежал в саду с закрытыми глазами: то ли без сознания, то ли не хотел отвечать палачам. К нему пустили мать. Когда она подошла, брат открыл глаза и сказал: " Мам, где же ребята, почему они меня не выручают?.." Рядом стоял староста Гаврюшин Иван Акимович, он тот час донес все это немцам и те бросили его в машину. Меня в это время допрашивали. Когда я подошла к машине, увидела страшно изуродованного брата: левая рука переломана, торчат кости и льется кровь. Под правой лопаткой пулевая рана, в области левой почки рана, в левом плече рана, в груди рана и торчит

пуля. Федор стонал, часто теряя сознание. Один из фашистов столкнул меня с машины. Федора увезли.

Меня предупредили, чтобы я скрылась, иначе арестуют. Так я оказалась в д. Аркатовка у Беляевой Анны Корнеевны, которая спрятала меня на чердаке. В одну из ночей прибежала моя младшая сестра Полина с соседкой, сказала, что Федора нашли в Солнцевском лесу. Когда мы вернулись домой, брат, уже собранный, лежал на лавке. Лоб у него был

проломлен, в левом глазу зияла пулевая рана, но веко было не повреждено: стреляли в смотрящий глаз. В левом углу рта была колотая рана, язык исколот. Кудимову Николаю разорвали рот, пробили голову. Такая же участь постигла Лунина Василия Михайловича, Морозову, Титова. Когда его привезли из леса, рот был набит землей: его закопали еще живым.

На следующий день Федора похоронили на местном кладбище, где он покоится до сих пор. Уже потом я узнала, что и за мной приходили, чтобы арестовать, проводили обыск везде, где сочли нужным. Несколько дней возле дома простояла

немецкая машина с антенной, потом неожиданно исчезла, был август 1943 года"…