Но вот передо мной сидит маленькая, сухощавая женщина, моя бабушка, баба Женя. Я впервые сегодня, под Новый 1981 год, слушаю ее рассказ. Да, впервые, потому что она никогда не говорила о том, что ей пришлось пережить в те страшные, залитые слезами и кровью годы. Конечно, я знала, что баба Женя - участница войны. Но что ей выпало такое?
Моя бабушка с семьей жила в Ленинграде с 1933 года. Муж, две дочери и она жили в коммуналке до той даты, от которой бросает в дрожь: 22 июня 1941 года.
Когда началась война, моей маме было три года, а ее старшей сестре 11 лет. Баба Женя отправила их к своей свекрови, что жила в селе Пелла недалеко от Ленинграда. Дед ушел на фронт. Бабушка осталась одна. И вот здесь начинается ее рассказ, тот отрывок из ее жизни, который, наверно, ей очень больно было вспоминать. Прошло 34 года, бабы Жени нет, но я со стенографической точностью помню все, что услышала от нее тогда:
"В 1941 году Иван отправился на фронт, девочки остались у свекрови, а я пошла работать на военный завод. Первое время нам, рабочим, выдавали хорошие пайки. Я даже отвозила что-то детям. Затем, когда фашисты стали приближаться к Ленинграду, с продуктами становилось все тяжелее. Я уже не могла помогать детям. Однажды я пошла за пропуском, чтобы выехать в село, а мне его не дали. Немцы захватили Пеллу, а население угнали в плен. И девочек моих, Галю с Валей, и свекровь, и Марка - всех угнали. Я не помню, как дошла в тот день до дома…".
Я смотрела в лицо бабушки, скупые слезы вытекли из ее глаз и затерялись в морщинках. Как мне хотелось руками разгладить эти морщинки. Поцелуями высушить слезы. Постеснялась. Вот сейчас бы, сейчас. А слова все ложились на сердце:
"А дальше я жила, как робот. Даже не жила - существовала. С работы домой, утром - на работу. Хлебный паек становился все тоньше. В 1942 году получила на Ивана извещение: "Пропал без вести". Но не убит. Детей угнали, но они живы. Вот так и тешила себя словами: "Возможно, конечно, наверно, живы". А когда хлебушка стали давать 125 граммов, даже по-
думала однажды: "А ведь хорошо, что я одна здесь, втроем мы бы не выжили". Почти три года, находясь в фашистской изоляции, я ничего не знала о своих девочках. Тяжелые были годы. В цехе то один станок встанет, то другой. Причина одна - хозяйки больше нет. Умерла от голода. Просто уснула и не проснулась. Жалко, девчата молодые. Жить бы…".
Да, жить бы. Сколько их не дожили до Победы? Сколько мальчишек и девчонок никогда не стали папами и мамами? Сколько человеческих жизней оборвалось? Вот так: уснул - и не проснулся.
"А я выживала. Бывало, придешь домой с пайком, знаешь, что его надо "растянуть" на завтра. Спрячешь… Спрячешь подальше от себя самой. Ляжешь - не спится. Хоть бы отщипнуть немного, подержать во рту… Потом еще немного. Так и не уснешь, пока весь кусочек не съешь. Но я была одна, а семьи? Похлебку из крапивы варили, кисель из замазки. Мы не ходили, а как полудохлые мухи ползали. И каждый день - сводки. Самое главное, что говорит Москва. А в голове: "Когда, когда я увижу своих детей? Что сейчас с ними?".
Ее детей, ее девочек, в немецком вагоне погнали в Германию. По дороге состав был обстрелян и остановлен. До Германии они не доехали. Мама с сестрой оказались в Прибалтике. До ноября 1944 года они жили на помещичьей ферме. Жили и работали. Конечно, бабушка ничего не знала об их судьбе. Ожидание, неведение, думы тяжелые пересиливали голод, холод, заставляли жить и надеяться: найду, увижу, обниму, прижму к груди и не отдам, никому не отдам!
Голос бабушки звучал глухо и все тише, будто с этим рассказом ее силы уходили, будто вот доскажет она сейчас все и затихнет, замолчит навсегда. Я беру ее руку: "Бабуль, хватит, не надо, отдохни. Потом, потом доскажешь!" Но она продолжала.
"В начале ноября 44-го года на завод стали поступать сведения о пленных, находящихся на территории освобожденных стран. Их селили в палатках на окраине Ленинграда. Каждый день я после работы ехала туда и обходила эти палатки. А вдруг? Однажды захожу в предпоследнюю и тут же крик: "Мама!" Валя кидается мне навстречу, а за ней - Галя. Не верю, целую и не верю…".
Слушаю и больше не могу сдерживать слез, нет, не слез, рыданий. Господи! Сколько же страданий может вместить человеческое сердце, сколько горя и долгожданного счастья? Может, значит может. Только потом болит всю жизнь.
То, что я скажу сейчас, прозвучит немного пафосно, но эти слова рвутся из души. Слава, слава нашим женщинам: военнослужащим, кто на полях сражений воевал наравне с мужчинами, медикам, кто спасал человеческие жизни, тем, кто за мужчин стоял у станков, держал на своих плечах сельское хозяйство. Слава женщинам - матерям! За их терпение, любовь, веру в своих детей. Слава еще одной великой матери - России!