Когда земля от крови стыла,

Когда горел наш общий дом,

Победу труженики тыла

Ковали праведным трудом.

Борис Поляков

– Это было воскресенье. Мама накануне ездила в Шахунью за мукой и сегодня собиралась. Но по приёмнику сказали, что началась война с фашистской Германией, и мама осталась дома. Хотя, как потом узнали, все продукты с полок исчезли, зря бы съездила, – добродушно начала свой рассказ о событиях, минувших едва ли не восемь десятилетий назад, М. К. Пантюшева из Суроватихи.

Марии Кузьминичне в этом году исполняется 96 лет. Без оглядки на возраст, она, мягко и приветливо улыбаясь, вплетает одну историю молодости в другую. Живая искорка, прошедшая через года, озорным блеском отдаётся в глазах, напоминая главную героиню советского фильма "Девчата" Тосю Кислицыну, сыгранную Надеждой Румянцевой. Только у Марии Кузьминичны, кроме бойкого взгляда, есть аристократичность, изящность движений и привычек, а ещё жизненная мудрость и сдержанность. Прослеживается это и в мыслях, и в движениях. Брошка, перстенёчек на пальце, беспокойство за причёску перед фото – согласитесь, чуждые сельчанке манеры. Оттого еще больше не верится, что на плечи этой хрупкой маленькой женщины выпали тяготы военных лет.

Лес – что война…

Когда по стране разнеслась страшная весть о войне, юной Маше Дроздовой исполнилось почти 15. Всего в семье было шестеро детей. Старших братьев, Константина и Петра, призвали на фронт. Родители уже не подходили по возрасту. Отца, Кузьму Кузьмича, участника Первой мировой и гражданской войн, оппозиционного корпуса в Персии, на фронт не взяли по возрасту. Мать, Александра Петровна, трудилась местной акушеркой, знала несколько иностранных языков. Её как грамотного медика очень уважали в посёлке.

Много народа, как мужчин, так и женщин, было призвано на защиту Родины уже летом-осенью 1941-го года. Те, кто остался в тылу, вынуждены были и помогать фронту, и выполнять непосильную для хрупких женских плеч работу: обрабатывать поля, трудиться на тяжёлом производстве…

– Нам и есть нечего было. Рады были корке хлеба, – с печалью в голосе вспоминает М. К. Пантюшева. – Дорогие вещи и ценности были обменяны на продукты ещё в первые дни переселения из Москвы на Игошенский лесоучасток Хмелевицкого района Горьковской области. Хоть и стыдно мне говорить, но приходилось воровать, чтобы хоть как-то выжить. С девчонками пробирались на колхозные поля. Однажды пришла моя очередь идти. Я не люблю воровство, да и не умею брать чужое – мне стыдно. Но тут не откажешься. Только собрала горсточку полугнилой картошки, как меня схватил смотритель. Перепугалась: думала, меня конем затопчет. Но тот спросил, чья я дочь. Услышав мою фамилию, отпустил, но наказал больше тут не появляться. Думаю, маму мою знал, она хорошо разбиралась в медицине, многим помогала.

Устроилась Маша от голодной жизни ещё подростком на заготовку леса. Здесь за выработанную ставку давали сначала по 400 граммов, а затем и вовсе по 600 граммов хлеба. И хоть чем-то кормили: баланду из крапивы белили каплей молока – вот и вся еда. Привозил это прямо в лес на лошади с телегой младший брат Марии Василий за миску обеда. Он успевал учиться и обеды в лес доставлять.

– А нам с девчонками уж и не до учёбы было, – делится воспоминаниями труженица тыла. – Помнится, придёт фронтовая машина ночью, нас тут же вызывают. Часто выполняли оружейный заказ. Делали болванки (заготовки) для прикладов. После в любую погоду шли на свою делянку. В холода совсем туго приходилось. Зимы тогда были суровые и снежные, чуть не по пояс наметало. Придёшь на делянку, откопаешь дерево да дорогу к "кольцу" (машина ехала по кругу, по пути собирая стволы, в кучи стасканные с делянок), что сил нет. А лес – как война, здесь всегда нужно быть начеку. Помнится, однажды не закрепили как следует деревья, так они покатились с телеги, да задавили насмерть двух работниц. Одна была беременна.

Трудились без выходных. Только на 8 Марта женщин отпускали с обеда, даже небольшие подарки вручали. Кому платок, кому отрез материала на платье – всему были рады, ведь ничего ж не видели. Самим не пригодится – поменяются. Иногда на полсубботы и воскресенье отпрашивались у начальника участка, чтобы сходить в другое село за несколько десятков километров, поменять вещи на еду. Работникам выделялось по 200 граммов мыла в месяц. Его всегда меняли, а сами мылись щёлоком (особым способом смешанная с водой зола). Наверное, поэтому и водились в каждом доме полчища насекомых. В основном, это были клопы, которые беспощадно кусали всё живое.

– Одной из моих подруг однажды клопы прогрызли переносицу и линию над бровью, – рассказывает М. К. Пантюшева. – А мы, обессиленные после работы, и не сопротивлялись, спали без чувств. Что с нас взять?! Совсем девчонки, а работали за мужиков. Пилы были простейшие, топоры – попробуй сладь. Хорошо, если какой мужичок чем поможет.

До сих пор с теплом вспоминает Мария Кузьминична пилоточа дядю Андрея. Он, как мог, старался облегчить девичью участь – натачивал пилы особым способом, в зависимости от вида древесины, чтобы не требовалось так много усилий при работе.

– А начальник участка Вячеслав Андреевич Кашурин мог и пару-тройку деревьев свалить – всё нам легче, – вспоминает она. – На его место потом пришёл Николай Роженцев, он совсем другой. Чуть задержишься – наказывал без разбора. И из клуба молодёжь выгонял. Но это уже после войны было.

С Победой!

– Ранним утром 9 мая, всё из того же приёмника, узнали добрую весть, – будто заново переживая радость того дня, вспоминает Мария Кузьминична. – Мы с родственницей Катериной только проснулись, ещё не спустились с полатей. Помню, от радости не нашла ничего лучше, как стукнуть Катю по голове подушкой. Но она не обиделась. Мы кинулись обниматься, смеялись и плакали одновременно. Это были слёзы счастья.

Один за другим в родные города и сёла начали возвращаться победители, понемногу стала налаживаться мирная жизнь. Вернулся в родной край в звании старшины и Александр Пантюшев. Устроился на работу, а в свободное время парень занимался охотой. С пропитанием в послевоенные годы по-прежнему было туго, да и любил Саша пострелять дичь. Благодаря этому увлечению подружился он с Василием Дроздовым, младшим братом Марии Кузьминичны (тот тоже был охотник). Да и сама Маша приглянулась парню.

– Саша, ты к нам тетеревов есть ходишь или Машей любуешься? – однажды в шутку спросила матушка Александра Петровна.

– Ух, и упрямый он был! – делится воспоминаниями о муже М. К. Пантюшева. – Когда пришел свататься, мама не хотела меня отдавать. Парень он неплохой, но был партийным, а она - очень верующая. Мама ему и говорит:

– Какая свадьба! Ты и кланяться-то не умеешь!

И тут Александр начал молиться и один за другим отдал 40 поклонов Богородице. Они и после нашей свадьбы частенько о чём-то спорили. Хотя, когда мама настояла на нашем венчании после росписи, Саша не сопротивлялся. Мы совершили этот обряд тайком, за 40 километров от нашего лесоучастка, в Ветлуге, ведь раньше подобное не приветствовалось.

Вернулся старшиной

– В 17 лет, в 1942-м году, отцу пришла повестка на фронт, – рассказывает уже сын Пантюшевых, Николай Александрович. – Возможно, ввиду юного возраста сначала попал в запасной полк. Какая была, выдали форму. Папе достались красивые галифе лётчика. Однажды подошёл к нему военнослужащий, старший по званию, и говорит:

– Завтра приедет машина за солдатами. Повезут прямиком на фронт. Тебя там убьют, а штаны такие жалко, если пропадут. Отдай мне.

Но отца не забрали, и галифе он не отдал. Зато в полку пошёл спрос на музыкантов. Папа откликнулся. Затем новобранцев по одному заводили в комнату. Здесь красноармеец спрашивал каждого, каким инструментом он владеет. Служивый заметно удивился, когда отец сыграл ему "Барыню" на ложках, но ничего не сказал, а лишь отбил по столу какую-то мелодию. Папа тут же повторил её один в один. Уже позже он понял, что это была проверка чувства ритма, чтобы уметь распознавать шифры. Так отец попал в разведку. После трёх месяцев обучения работал на ключе.

В годы войны А. П. Пантюшев был ранен. Пуля пробила руку, прошла навылет вдоль рёбер. Но это несчастье, как бы не было странно, спасло ему жизнь. Пока Александр находился в госпитале, его взводу поступила срочная задача. На позицию отправили других ребят, никто из них так и не вернулся.

– Много чего вспоминал отец, – говорит Николай Александрович. – Удивляет то, что жизнь не ценилась в те страшные годы. Люди понимали, что каждая минута может стать последней, и не цеплялись за настоящее. Главной целью солдата было выполнение приказа вышестоящего по званию, а ведь и указания бывают разные… Отец вспоминал один случай с японцами. Именно они на войне строили первоклассные сопки, в которых располагался даже не один этаж, а несколько. Следовательно, и оснащены они были качественно, оттого и первоклассно отражали атаки наших. В одном из батальонов дивизии произошёл конфликт между комбатом и командиром роты. Его свидетелем стал командир дивизии. Оказалось, первый гнал одну из рот на захват сопки.

– Здесь не один взвод погиб! Отправлять туда бойцов – на верную смерть! – как мог, защищал "своих" командир роты, не желая выполнять приказ, отданный ему.

Тогда вышестоящий офицер сорвал с комбата погоны и отправил под трибунал. А сопку-таки уничтожили, стреляли из двух танков.

В ночь с 8-го на 9-е мая Александр Пантюшев был на дежурстве. Заметно уставший, он, проверяя сигнал, услышал в динамике: "Победа! Победа!..." "Какая победа?! – подумал он. – У меня в колхозе так лошадь звали…"

Закончил войну А. П. Пантюшев в Корее, в 1947 году.

Переезд

Вернувшись домой, Александр устроился работать в лесную промышленность, на самую низшую должность. Но видя старания парня, руководство поощрило его учёбой и, как следствие, очередными повышениями по карьерной лестнице. Так, спустя несколько лет, Александр Петрович был назначен начальником Богородского леспромхоза.

– Подведомственными отцу участками были территории близ Шонихи, Чернухи, Ключищ и Суроватихи, – рассказывает сын. – Тогда он попросил, чтобы головное предприятие было перенесено в Дальнеконстантиновский район, так как именно здесь находилась большая часть "его" лесов. Руководство пошло навстречу. Папа переехал в Суроватиху в 1966 году, а мы с мамой только через год – мне нужно было доучиться.

Ещё в Игошенском М. К. Пантюшева успела поработать в детском саду няней. В Суроватихе она устроилась на завод монтажником, но фактически занималась пайкой изделий. Затем ушла в леспромхоз.

– Плохо, доченька, что мы неучёными остались, – добродушно поделилась со мной своей печалью Мария Кузьминична. – Куда бы пойти работать, да не брали – документы нужны, образование. А что с нас взять? С юных лет в лесу работали, да скотину в каждом дворе держали – не до учебников нам было.

Кстати, и в Суроватиху женщина уже приехала с коровой. Затем завели поросят, кур. Глава семейства разводил нутрий.

– К тому времени у нас уже трое детей было, – рассказывает М. К. Пантюшева. – Как нам привили, так и своих ребятишек научили трудиться. Своё хозяйство всегда прокормит. Мы и в войну телят держали. Как жалко было, когда одного дезертиры украли и съели. Нашли потом у леса голову да копыта. Хорошо, хоть людей не трогали. Они, скорее, нас боялись, ведь если их поймают – точно расстреляют. Страшные были времена…

Когда родные рядом

Сейчас в Суроватихе с Марией Кузьминичной живут старший сын Николай и его жена. Александр Петрович умер ещё в 1979-м, ведь последствия ранений не проходят бесследно.

– В прошлом году у мамы был второй инсульт, не считая микроинсультов, – рассказывает сноха Татьяна Александровна. – Как медик знаю, что сейчас ей нужен полноценный уход, поэтому в декабре уволилась из областной больницы и слежу за её здоровьем. Конечно, и Николай участвует, но я всё же женщина.

– В последнее время маме стало тревожно, когда остаётся одна, – подхватывает беседу сын. – Я то в магазин хожу, то в аптеку, а Таня остаётся дома. Маме так спокойнее.

У Марии Кузьминичны большая дружная семья. Трое детей, шестеро внуков, двое правнуков. Кто-то чаще, кто-то реже, но всё же навещают её и гордятся, что в их семье есть такая отважная женщина, которая в числе многих, оставшихся в тылу, выстояла, выдержала и победила.

– По-разному жили: и хорошо, и худо, и бедно. Начнёшь рассказывать – не все верят, – снова с добродушием в голосе вспоминает труженица тыла. – Но всегда старались сохранить человечность в себе. Ведь в такое сложное время как война особо ценятся отзывчивость и взаимопомощь. Конечно, много было и доносчиков. Сотни людей пострадали от их действий. Поэтому будущим поколениям желаю быть добрыми, внимательными к другим и никогда не знать войны.

* * *

Поколение военных лет особенное. Их взгляды на жизнь складывались в сложную пору коллективизации, время массовых репрессий, голодные военные и послевоенные годы. Грозная эпоха искалечила множество судеб, лишила детства, отняла родных. Оттого и на мир они смотрят сквозь страх и лишения, с опаской произнося каждое слово. Тяжким грузом война навсегда осела в сердцах целого поколения. И пусть многие из оставшихся в живых не были на передовой, а трудились в тылу, но делали это самоотверженно. Смиренно преодолевая все тяготы, обрушившиеся на их судьбу, они боролись за будущее, за жизнь своих потомков, за наше настоящее. Те ужасы и лишения, что печальным оттиском хранятся в памяти тыловиков, яро предостерегают сегодняшнее поколение от повторения тех суровых военных лет.