Побывав на занятиях у Евгении Павловны, их уже невозможно забыть. Ее лекции ждали, на ее семинары летели на крыльях. Знали, что на очередной встрече с великим учителем, с великой женщиной ждет еще одно открытие, еще одно откровение.
Никитина работала до последнего дня своей жизни. Всегда в полную силу, без скидок на возраст, не озираясь на здоровье. Курсы, семинары, дипломники, диссертации, кафедра. И казалось, что так будет вечно, что Евгения Павловна всегда будет рядом, даже на расстоянии, даже спустя годы после выпуска.
Но случилось непоправимое. Профессор Никитина ушла. В физическом смысле. В сердцах же учеников, коллег, родных она будет жить вечно. И даже сегодня друзья и близкие говорят о ней только в настоящем времени: любит, знает, приходит, учит.
О Евгении Павловне хочется сказать многое: о жизни, профессиональном выборе, семье, главном призвании – преподавании. Но кто скажет лучше, чем те, кому она посвятила жизнь; те, кто окружал ее до последнего дня? Им, ее вчерашним студентам, слово.
Юрий БОРИСОВ, заведующий кафедрой истории русской литературы и фольклора Института филологии и журналистики СГУ им. Н.Г. Чернышевского:
– Я знаю Евгению Павловну уже 45 лет. На втором курсе (это был 1968 год!) она читала нам лекции по пушкинской эпохе.
Пушкин был центром ее профессиональных интересов. Она превосходно знала мемуары современников поэта, его переписку. Обладая феноменальной памятью, наизусть знала и читала едва ли не все его стихи.
Студентам везло. В ее представлении Александр Сергеевич был абсолютно живой фигурой – противоречивой, страстной.
Евгения Павловна Никитина – настоящий университетский профессор. Она была одарена мощным запрашивающим интересом исследователя и педагогическим мастерством, которое питалось страстью к преподаванию.
Есть крупные ученые, у которых скучно на лекциях. У Евгении Павловны такого быть в принципе не могло.
Ее лекциями заслушивались, их ждали. Она умела находить общий язык с любым студентом, потому что у нее была внутренняя установка на общение, на искреннюю открытость встречной мысли, встречному чувству.
Она находила и совершенствовала нестандартные алгоритмы преподавания, умела увлечь студентов. Свой опыт передавала аспирантам, излагала в методических трудах, которые стали важным направлением профессиональной деятельности этого ученого. Кстати, ее методические разработки пользовались популярностью на всей территории Советского Союза и сейчас цитируются за пределами Саратовского университета.
Чтобы вот так гармонично сочетать научно-исследовательскую и преподавательскую деятельность, нужен еще и масштаб личности. Евгения Павловна никогда не читала лекций, изолировав историко-литературную тему от напряжённого поиска ответов на острые вопросы дня сегодняшнего. Она была человеком-эпохой. И она не умела легко проживать свою жизнь.
Всегда ставила перед собой труднейшие задачи. Уже в годы войны сделала свой профессиональный выбор – окончила педучилище и пошла работать учителем.
А затем поступила на филфак. Поступила тогда, когда у нее сформировался так называемый запрашивающий интерес. Она понимала, зачем учится. Искала ответы на свои вопросы, чтобы предложить опыт своих исканий ученикам.
Она была не из тех, кто решает проблемы по мере их поступления. Эпиграфом к ее жизни и жизни её сверстников можно поставить слова Анны Ахматовой: "Мы ни единого удара не отклонили от себя".
Она шла непроторенными путями не только в жизни, но и в творчестве. В своих исследованиях никогда не делила запрашивающий интерес на личностный и научный.
Ее кандидатская диссертация была посвящена поэзии военных лет (Павел Антокольский, Маргарита Алигер, Александр Твардовский – "страсть и любовь ее непреходящая"). Это было начало 1950-х годов. Тема еще не исследована, слово свежее.
В своей докторской монографии "Русская поэзия на рубеже двух эпох" (1970 год) она обратилась к творчеству поэтов, еще только возвращавшихся из насильственного забвения – Анне Ахматовой, Николаю Гумилеву, Николаю Клюеву. Здесь она была одним из первооткрывателей, и не удивительно, что именно ей было поручено написать главы о поэтах 1910–1920-х годов для академической "Истории русской поэзии".
Говоря о Евгении Павловне, нельзя не сказать об ее отношении к своим учителям. Память о них была основой основ её университетской жизни.
А учителя у нее были мирового класса – Александр Павлович Скафтымов (была его аспиранткой), Григорий Александрович Гуковский, Юлиан Григорьевич Оксман. Память ее об учителях была очень деятельной.
Она не только рассказывала о них студентам, но и всю кафедру объединила задачей изучить историю становления филологического знания в нашем университете. Как результат – книга, посвященная ученым педагогам саратовской филологической школы, а затем и трехтомное собрание сочинений А.П. Скафтымова, вступительную статью к которому, "Умом и сердцем", написала профессор Никитина. Именно такие люди, как Евгения Павловна, осмысленно, вдохновенно формирующие традиции, и создавали университеты с историей, к которым относится и наш классический университет.
Наталья НОВИКОВА, доцент кафедры истории русской литературы и фольклора института филологии и журналистики СГУ им. Н.Г. Чернышевского:
- Евгения Павловна для меня – уверена, и для всех, в чью жизнь в разное время она вошла, - человек подлинный, настоящий. Говорю о ней сейчас, ощущая изначальный смысл слов "тяжёлая утрата", "невосполнимая потеря". В голову никогда не приходило, что Евгении Павловны может не быть - настолько живой, жизнеспособной, жизнетворящей была природа её характера.
42 года прошло с того момента, когда я пришла в Пушкинский спецсеминар и Евгения Павловна стала моим научным руководителем.
Она была исключительно деятельным человеком – в любви к литературе, в гражданственно значимом понимании её возрастающей насущности в "век, который хочет есть и пить", в неиссякающем стремлении приобщить к прекрасному, человечному, высоконравственному, в постоянном поиске путей для достижения этого, в умении не только адресовать студентам, но и вложить в их умы и души то, чем дорожила сама. В студентов верила, они отвечали ей взаимностью. Была строга, но никогда не грешила буквоедством. Когда дело доходило до оценок, повторяла, что решать нужно в пользу студента.
В этот процесс вовлекались и ушли в него с головой дочери, потом – в свой черёд – внуки, в том же направлении движется и старший правнук. Знаем ли мы семьи, в которых заведено собирать юных отпрысков для совместного чтения какого-либо классического произведения и его обсуждения? Эта старинная традиция возобновилась, как сказали бы сейчас, эксклюзивно - в семье Евгении Павловны. Цены этому занятию в наше время нет. Нужно ли говорить, сколько оно даёт для "самостоянья человека", для осознания своих корней. Но все, кто знает Евгению Павловну, могут представить, что такие беседы не имели ничего общего со скукой.
Всех покорял потрясающий артистизм, которым Евгения Павловна была щедро наделена. Она в считанные минуты располагала к себе совершенно незнакомых людей, чему я не раз была свидетельницей. В последние годы общественному транспорту она вынуждена была предпочесть такси, наши поездки на занятия и обратно заслуживают отдельного сюжета. Таксисты были для Евгении Павловны своеобразным срезом общества, голосом народа. Её очень воодушевляло, особенно после очередного телевизионного или газетного сообщения негативного свойства, что в основной своей массе эти люди привыкли честно зарабатывать свой хлеб, не торгуют совестью, живя для детей и внуков, здраво мыслят, трезво судят о власти, о реформах, обеспокоены теми же проблемами, что и мы. Страна, как она считала, на таких и держится. Порой мелькавшим радикальным настроениям Евгения Павловна решительно противилась. А уж если оказывалось, что кто-то из таксистов – читающий человек, то ему были обеспечены самые горячие симпатии, такой принимался за родного. "Да я готов Вас целый день возить, только бы поговорить с Вами. Специально буду просить, чтобы заказ мне передавали", - узнаёте себя, Николай Алексеевич? Помяните добрым словом свою пассажирку. …
Валерий ПРОЗОРОВ, академик РАЕН, экс- декан филологического факультета, советник ректора СГУ им. Н.Г. Чернышевского:
– Евгения Павловна очень любила театральные постановки и прививала нам вкус к ним. И вот это удивительное сочетание разных искусств и наук всегда было с нами и всегда было в нас.
Лекции ее мы ждали, без всяких натяжек, как праздник. Она могла создать праздничное настроение безо всяких модных сегодня интерактивов и увлечь нас вот этим своим настроением. И, конечно, она была своим человеком в студенческой, аспирантской среде.
Хочу вспомнить один эпизод. Шел 1965 год. На студенческой сцене ставился "Дракон" Евгения Шварца.
Пьеса ставилась трудно, сложно, со всеми причитающимися для того времени небезопасными для данного события обстоятельствами. Евгения Павловна была посвящена абсолютно во все делатели, во все подробности. Она опекала и оберегала нас, в том числе и от властей, которые вмешивались в творческий процесс.
И вот на премьере случилось нечто совершенно невообразимое. Должен был подняться занавес, и выяснилось, что у исполнителя одной из главных ролей, бургомистра, Марка Городецкого оторвался помпон на туфле. А это был не просто атрибут роли, Марк должен был играть с ним в самом начале действия, и без всего этого спектакль разваливался.
Ступор стопроцентный. Евгения Павловна была за кулисами, она болела за нас, по-другому не могла. И вдруг, откуда ни возьмись, у нее в руках оказалась огромная портняжная игла с ниткой, и она буквально на коленках зашила помпон на глазах у всех изумленных исполнителей. Она была нашей спасительницей.
Победный спектакль начался, прошел, закончился, и с той поры не одно поколение филфаковцев вспоминают и этот эпизод, и многие другие. Хотя это не эпизоды, это была ее роль длиною в жизнь, ее предназначение, потому что она была педагогом от Бога. Вне всяких сомнений.
Елена ЕЛИНА, проректор по учебно-методической работе СГУ им. Н.Г. Чернышевского, профессор кафедры общего литературоведения и журналистики:
– Евгения Павловна ушла, как должен уйти университетский преподаватель: она закрыла ведомости, приняла все экзамены. С 1 июля у нее начинался отпуск.
У Евгении Павловны была замечательная прекрасная семья, замечательный муж Александр Тихонович, которого она безумно любила, которым гордилась, и всегда до последнего дня говорила мне, что это поколение людей вынесло на своих плечах все тяготы. Сама Евгения Павловна тоже принадлежала к этому поколению.
На людях, как Евгения Павловна, ее круга, ее возраста, близких по возрасту, держался университет, держался наш факультет. Один за другим эти люди уходят. Уходит стержень, уходит то, чему мы поклоняемся всю жизнь.
Это была женщина до мозга костей. Я всегда поражалась (думаю, не только я) тому, как она выглядела, как была одета.
Она была модницей. Очень следила за тем, что и как.
Понимала, что ее одежда радикально контрастирует с общим трендом, с общей модой. У нее была своя мода, свой тренд, свой ярко выраженный стиль абсолютно во всем: в каждом ее слове, сказанном, написанном.
Никита МУЗАЛЕВСКИЙ, внук Евгении Павловны Никитиной:
– Когда вышла одна из бабушкиных книг, я пришел к ней и попросил поставить автограф. Она сильно растерялась и спросила: "А как тебе подписать? Как профессор университета? Как автор статьи?".
Я попросил подписать книгу как бабушка. Она подписала, отдала мне, и сказала: "Приедешь домой, откроешь, прочитаешь".
Приехал домой, открыл книжку и прочитал там следующее:
Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись!
В день уныния смирись:
День веселья, верь, настанет.
Сердце в будущем живет;
Настоящее уныло:
Все мгновенно, все пройдет;
Что пройдет, то будет мило.
И внизу подпись: "Я, твоя бабушка".
Эти пушкинские слова – тот закон, по которому она всегда жила. Это тот закон, по которому стоит жить.
Владислав КРИВОНОС, доктор филологических наук, профессор Поволжской социально-экономической академии в Самаре:
– Для меня "alma matere" – это прежде всего люди, у которых учился, чьи лекции слушал, с кем общался в студенческие годы. Лекции Евгении Павловны запомнились, как и семинарские занятия, которые удавалось посещать, когда выпадала такая возможность.
Общение с Евгенией Павловной не прерывалось и после окончания и всегда сопровождалось расспросами, когда я приезжал на конференции или оппонировать, разговорами о литературе. Она дарила свои статьи, пособия. Это было ценным ее качеством: не просто помнить тех, кто у нее учился, но сохранять и проявлять живой интерес к ним.
Константин ШИЛОВ, журналист, писатель, выпускник СГУ им. Н.Г. Чернышевского:
– В чувство горькой утраты входит и мое личное горе. Поразительная осиротелость и сердечная боль.
Редко кто так много значил в моей судьбе. Редко кто так учил непоказной мудрости, человечности, мужеству; тому, что жизнь филолога есть нравственный долг; что литературоведение есть жизневедение, и отсюда поражавшие меня проницательнейшие характеристики людей и событий.
Еще недавно мы говорили о встрече. Я не успел доехать до Саратова. Но разлука моей души с Евгенией Павловной невозможна.