Первые два года их семейной жизни казались Нине счастьем. Они с Виктором как будто слились в одно целое – везде были вместе. Осенью плавали на лодке по Чулыму за калиной. Ездили в разрез за углём на скрипучем шатком самосвале. Отправлялись с друзьями в Минусинск, когда там созревали помидоры. Работали в саду и огороде – не ленились из собственной облепихи делать целебное настоящее масло. Нине нравилось вместе с мужем ходить по тайге, собирая кислицу, и прочёсывать заросли смородинника вдоль грузенских ручьёв…
Когда начиналась уборочная, Виктор не бывал в Балахте подолгу, но как только появлялся на пороге дома, первым делом спрашивал у матери: "А где Нинулька?!".
С родителями они прожили всего год, успев за это время перевезти из заброшенной деревни тёткин дом и поставить его на новом месте, на берегу Чулыма. В октябре переехали в своё "угодье", и "семейный кораблик" поплыл по жизни совсем уж самостоятельно.
Ещё через год в домике на берегу поселилась малышка – Нина родила чудесную дочурку, круглолицую папину копию.
Вот с этого-то времени жизнь семьи и дала первую трещину. Привязанная к ребёнку Нина не могла уже сопровождать мужа во всех его поездках и увлечениях. Она растила малышку, ухаживала за большим хозяйством, ведь даже корову взялись держать, чтобы кормить ребёнка своим, чистым домашним молоком. В светлом ухоженном доме было тепло и уютно. Когда садились за стол в маленькой кухоньке, в окно были видны только воды Чулыма и правый берег… Казалось, что плывёшь на корабле.
Виктора же как будто подменили. Он часто стал приходить с работы "под градусом". Иногда Нина, усыпив дочурку, шла за ним в гараж и приводила домой пьяного. Она пыталась вразумить мужа, но быстро поняла, что связываться с ним нельзя, ведь в пьяном угаре Виктор был уже не тем человеком: угрюмый и злой, всегда находил к чему придраться, требовал стопку водки, а если жена не поддавалась на его требования, уходил в ночь, грубо оттолкнув её от входной двери.
Набравшись по соседям до полного изнеможения, Виктор вваливался в дом далеко за полночь и, наконец, затихал, забывшись тяжёлым сном.
Наутро Нина молчала, всем видом выказывая глубокую обиду на мужа, а он, шутник и балагур по натуре, начинал очередной этап примирения: "Нинуль, ну давай щей горяченьких похлебаем… Бельё вместе постираем. Ну, хватит дуться! Что тебе жизнь не мила?!". И Нина всякий раз прощала его, взяв обещание исправиться.
Увы, чуда не случалось. Виктор на некоторое время останавливался, потом снова срывался и пил так, что не появлялся дома по три дня, а то и по неделе. Его родители трубили тревогу, разыскивали сына по друзьям. Находили и водворяли домой, к Нине, – давай, мол, тяни свою лямку дальше, исправляй мужа.
На уговоры лечиться Виктор, как и любой пьющий, отвечал: "Ещё чего не хватало?! Я что, алкоголик?".
Он, кстати, был заядлым рыбаком и охотником. Нина поражалась, когда Виктор зимой, в сильный мороз, доставал из шкафа маскировочный костюм и лыжи, подбитые камусом, и, не реагируя на её уговоры остаться дома, с утра уходил в снежную замять и вечером возвращался с добытым зайцем на плече. "Вот уж правда: охота пуще неволи", – вздыхала Нина.
И "пуще же неволи" была привычка затариваться алкоголем, когда на рыбалку или охоту он отправлялся вместе с друзьями. На берегу у костра вся компания упивалась в стельку. Домой возвращались помятые, с сильным перегаром.
А ведь в далёкой молодости Виктор был спортсменом. В краевых соревнованиях по биатлону завоёвывал высокие места – дома хранились его грамоты и медали. Как все нормальные мужики, отслужил в армии и очень гордился своим дембельским альбомом, где на одном из фото молодые милые солдатики поднимают бокалы за Новый год...
Когда у них родился второй ребёнок – сын, Нина ликовала: ну вот теперь-то у мужа появится смысл жизни, ведь каждый мужчина мечтает о сыне. Чуда опять же не случилось. Да, он любил детей, но не настолько, чтобы пожертвовать ради них дружеской компанией.
Приходя домой под утро, Виктор включал свет во всём доме и шёл к спящим детям: грязными руками, пахнущими селёдкой, брал сына из кроватки, пьяными поцелуями осыпал маленькое личико. Нина пыталась отобрать дитя и, как всегда, нарывалась на грубость и угрозы…
Шло время. Муж продолжал пить, и Нина, подавляя в себе гордость и самолюбие, заискивала перед ним, чтоб только избежать грубости и драки при детях. Малыш ещё мало что понимал, а вот старшенькая, уже шестилетняя дочурка боялась пьяного отца, но помогала маме уговорить его лечь спать. После "усыпления" в доме наступал желанный покой, а просыпался гуляка уже другим – протрезвевшим человеком…
Нина уходила от Виктора пять раз – к своим родителям. Но снова возвращалась, ведь родной дом звал, манил, будоражил душу. Там всё было таким привычным! Туда она принесла из роддома двоих своих детей. У реки, вместе с водами которой протекала и её жизнь, весной кружила голову ароматом цветущая черёмуха, а сердце сладко тревожили дивно поющие соловьи. Именно неизбывное чувство дома как магнитом притягивало её туда снова и снова.
Виктор, наскучавшись по чистоте и уюту, по горячим обедам и детскому гомону, успокаивался на довольно продолжительное время, но… Снова попадал в закадычную компанию, где мнимые дружки играли на его мужском эго, вынуждая доказать, что он де "их уважает". Пьянки возобновлялись, поздние приходы домой всё более затягивались.
Нина в такие ночи спала очень тревожно, вздрагивая на каждый стук. Прислушивалась, смотрела на часы: третий, четвёртый, пятый час… И однажды поймала себя на мысли: хоть бы совсем не пришёл! И утром встала с приятным ощущением: не пришлось ночью унижаться, дети спали спокойно, проснулись весёлыми.
Неизвестно, сколько бы ещё длилось такое "семейное счастье", но однажды, когда муж в очередной раз явился домой пьяным, случилось вот что. Дело было днём, Виктор потребовал от жены, чтоб обед ему собрала. Нина выставляла на стол домашние продукты. Муж издевался: что сало так толсто порезала?! Готовая навернуть его чем-нибудь от злости и обиды, Нина, подавив в себе приступ гнева, как всегда, постаралась избежать ругани. Стояла на пороге кухни, наблюдая, как муж неряшливо ест, громко схлёбывая суп с ложки. Между порогом и столом "маячил" светлый лучик – четырёхлетний сынок.
Виктор, пьяная кровь которого превращала его в дикого зверя, выдал жене очередную задиристую реплику, на которую при детях она не могла не отреагировать достойно. "Да угомонись же ты, наконец!", – сказала раздражённо, и тут же муж замахнулся и бросил в неё куском хлеба. Кусок, не долетев до цели, упал на пол. Играющий возле стола сынок поднял кусок и бросил им… в Нину. В этот момент у неё горько сжалось сердце: вырастет таким же!
Последняя капля бывает всегда. После двенадцати лет мучений Нина приняла твёрдое и окончательное решение: она ушла из дома и подала на развод. Родители мужа и он сам предпринимали неоднократные попытки вернуть Нину, но она была непреклонна.
Виктор прожил в их общем доме в пьянстве ещё семь лет. Алкоголем он окончательно подорвал своё здоровье, и однажды сердце не выдержало нагрузки. Ушёл из жизни в 49 лет…
За гробом бывшего мужа и неудавшегося отца шли всей семьёй и горько плакали. Жалели человека, который променял радость бытия на мнимые удовольствия. А ведь у него были другие, человеческие достояния: тёплый чистый дом, прекрасная жена, милые дети, нормальная работа.
Нина же больше не помышляла о семье. Напуганная первым неудачным опытом, она теперь не доверяет мужчинам и дорожит приобретённым покоем. Дочь давным-давно всё простила отцу, а сын так и вырос без мужского пригляда. И одному Богу известно, что в его душе сложилось не так, как могло бы, если бы рядом был взрослый, надёжный, ответственный за него человек.