"Я никогда в жизни не видел ничего подобного!"

Наша Осетия любит и почитает великого писателя. В течение своей жизни Чехов несколько раз побывал на Кавказе. Самой интересной, по его же признанию, оказалась поездка 1888 года. Михаил Чехов, брат писателя, отмечает: "1888–1889 годы были какими-то необыкновенны­ми по душевному подъему Антона Павловича. Он всегда был весел, шутил, много и без устали работал, не мог обходиться без людей, жаж­дал новых встреч и впечатлений". И все же над всей этой, казалось бы, по-пушкински, по-моцартовски светлой жизнью молодого художника нависла тень. В глубине души поднимались какие-то тяжелые волны, все невыносимее становились приливы тоски, которую Чехов (он нена­видел громкие слова) называл просто скукой. Очень хотелось во всем разобраться, понять жизнь, "выдавить из себя раба" (последнее он де­лал всегда). И он отправился на Кавказ.

К этому времени Чехов уже был весьма известным писателем, автором не только "малой прессы" (так называли тогда короткие рассказы), но и престижной суворинской газеты "Новое время". Вышли его книги, в том числе и сборник "В сумерках" (за него годом позже ему будет присуждена высшая в России литературная награда – академическая Пушкинская премия).

Из писем А. П. Чехова

Н. А. Лейкину 12 августа 1888 года.

"Из дальних странствий возвратясъ, посылаю Вам, добрейший Николай Александрович, привет и отчет. Отчет будет краток поневоле, ибо те места, где я был, и люди, которых я видел, слишком многочисленны. Кавказ Вы видели. Кажется, видели Вы и Военно-Грузинскую дорогу. Если же Вы еще не ездили по этой дороге, то заложите жен, детей, "Осколки" и поезжайте. Я никогда в жизни не видел ничего подобного. Это сплошная поэзия, не дорога, а чудный фантастический рассказ, написанный демоном, который влюблен в Тамару".

К. С. Баранцевичу.

12 августа 1888 г. Сумы.

"Здравствуйте, милый Кузьма Протапыч! Из дальних странствий возвратясь, я нашел у себя на столе два Ваших письма. Сообщу Вам, впечатления от поездки на Кавказ у меня до такой степени новы и резки, что все пережитое представляется сновидением, и я не верю себе. Видел я тучки, ночующие на груди уте­сов-великанов, нефтяные фонтаны, подземные огни, горы, горы, горы... Пережил я Военно-Грузинскую дорогу. Это не дорога, а поэзия, чудный фантастический рассказ... Вообразите Вы себя на высоте 800 футов... Вообразили? Теперь извольте подойти мыс­ленно к краю пропасти и заглянуть вниз; далеко-далеко Вы видите узкое дно, по которому вьется белая ленточка – это седая, ворчливая Арагва; теперь поднимайте немножко глаза и взгляните вперед себя: горы, горы, горы, а на них насекомые – это коровы и люди... Поглядите вверх – там страшно глубокое небо. Дует свежий горный ветерок... Вообразите две высокие стены и между ними длинный-длинный коридор; потолок – небо, пол – дно Терека; по дну вьется змея пепельного цвета. На одной из стен – полка, по которой мчится коляска, в которой сидите Вы... Змея злится, рвется и щетинится. Лошади летят, как черти... Стены высоки, небо еще выше... Голова кружится! Это Дарьяльское ущелье, или, выражаясь языком Лермонтова, "теснины Дарьяла"... Жить у Дарьяла и не писать сказки – это свинство!"

Д. В. Григоровичу.

9 октября 1888 г. Москва.

"..Лето я провел великолепно. Жил в Харьковской и в Полтавской губерниях, ездил в Крым, в Батум, в Баку, пережил Военно-Грузинскую дорогу. Впечатлений много. Если бы я жил на Кавказе, то писал бы там сказки. Удивительная страна!.."

Владикавказ, конечно же, не мог не остаться в памяти молодого писателя. В конце 80-х годов XIX века это был, по общему мнению, город интересный и очень своеобразный. Здесь действовал кружок любителей музыки, состоявший из хора и оркестра. Устраивались музыкальные вечера с "живыми картинами", привлекавшие массу горожан. В моде были благотворительные спектакли. В театре работала новая драматическая труппа под управлением М. Горского. Достопримечательностями были прекрасный Ерофеевский парк и неповторимый Нестеровский бульвар. Открылись даже парфюмерные магазинчики, которые буквально ломились от обилия французских и английских духов в импортных флаконах и "на развес". Работала мебельно-паркетная фабрика А. Ф. Крейчи. Продавались фаянсовая, хрустальная, серебряная посуда, вазы из фарфора и майолики. Здания с круглыми колоннами, балконами, верандами, гостиницы "Бристоль", "Гранд-отель", "Париж", "Империал"... Производили продукцию кирпичный завод барона Штейнгеля, сахарный – Прохаско, винокуренные – Карганова, Кетхудова, Таирова. Да разве обо всем расскажешь... И, конечно же, Антону Павловичу не понравиться здесь не могло. А собственно, он этого совсем не скрывал.

Наш "Неистовый Виссарион"

Творчество А. П. Чехова очень тесно связано с осетинской культурой. Автор "Вишневого сада", "Чайки" и "Трех сестер" оказал большое влияние на наших писателей – Арсена Коцоева, Георгия Малиева, Газака Тогузова (Арнигона). Произведения Антона Павловича переводились на осетинский язык с дореволюционных лет: в 1906 году Борис Алборов перевел рассказ "Злоумышленник", в том же году в Тифлисе силами драмкружка на осетинском языке была поставлена инсценировка "Лошадиной фамилии". Андрей Гулуев в 1922 году подготовил перевод рассказа "Предложение", а позже Казбек Гутиев и Яков Хозиев перевели "Каштанку". В 1935 году в честь 75-летия А. П. Чехова журналы "Мах дуг" и "Фидиуаг" поместили несколько рассказов писателя. А потом, уже в 1942-м и 1948-м, вышли отдельные сборники произведений Чехова в переводах разных осетинских авторов, а Д. Дарчиев прекрасно справился с переводом повестей Чехова.

А вот о вкладе талантливейшего педагога, журналиста общественного деятеля (да-да, все в одном лице!) Гиго (Григория Ивановича) Дзасохова в изучение творчества А. П. Чехова хочется сказать особо. "Неистовым Виссарионом" когда-то называли великого критика В. Г. Белинского. Так же многие величали и нашего земляка – он всегда писал очень убежденно, страстно, бескомпромиссно. И знал русскую литературу просто блестяще. Знал и любил. Главным критерием для Гиго как для литературного критика была обществен­ная значимость всего творчества писателя или отдельного его произведения. Это очень верно отметил исследователь наследия Г. Дзасохова X. С. Булацев. Вспоминая впоследствии о первых уроках литературы, которыми он в сентябре 1905 года начал свою педагогическую деятельность, Гиго писал в дневнике: "Задачей русской литературы я выставил изображение истории развития русской мысли, литературных форм и языка. Писателя я уподобил врачу, который ставит диагноз общественным недугам и тем способствует их излече­нию, указывая обществу новые пути жизни... Я зову вас, закончил я, на серьезный труд изучения русской литературы, повторяя вам завет Щедрина: "Паче всего любите родную литературу". Эту же мысль Дзасохов подчеркивал затем и в статье "О художественном таланте А. П. Чехова". Гиго так сказал о заслугах Чехова и его месте в русской и мировой литературе: "Чехов выводит читателя на большую дорогу".

А в 1910 году, к 50-летию писателя, текст публичной лекции Дзасохова об Антоне Павловиче был издан в Пятигорске отдельной бро­шюрой. Критик отмечал: "Восьмидесятые годы дали русской литера­туре Чехова, в произведениях которого, как в зеркале, отразилась жизнь этой эпохи. Главным действующим лицом в его творениях является атмосфера русской жизни, атмосфера восьмидесятых го­дов, которая как бы сконцентрировала в себе весь мрак, весь ужас, всю ложь предшествовавших десятилетий".

Выводы, к которым подводит нас наш земляк, поражают своей смелостью, отточенностью мысли, умением посмотреть в самые глубины задуманного автором: "Художник Чехов ставит диагноз общественным недугам: он прямо говорит, какой болезнью страдает общество. Болезнь эта – в бессилии бороться с жизненными препят­ствиями. Чехов считает, что, если поставить на место безвольных, слабых людей, тех, кто сильнее, жизнь будет иною. Кто так смотрит на жизнь, тот уже не пессимист. Если указано средство, значит, есть вера в светлое будущее, может быть, и далекое от нас, но приближение которого зависит от нас же самих..."

Какие верные наблюдения! Как справедливо сказано! Поистине достойное определение: Г. Дзасохов – наш осе­тинский "Неистовый Виссарион!"

Чехов и сцена

Коста Хетагуров, современник Чехова, хорошо знал и пропагандировал его творчество. В одном из номеров "Терских ведомостей" (1890 г., № 25) говорится о том, что по инициативе К. Хетагурова был устроен литературно-музыкальный вечер, в программу которого вошла пьеса Чехова "Предложение", вызвавшая "...у публики неудержимый задушевный смех". Пожалуй, именно эта чеховская постановка была первой в Осетии.

Театр занимал большое место в жизни самого Чехова. Автор обычно не только писал пьесы, но и активно работал над их поста­новкой. Он принимал живейшее участие в организации МХАТа, дружил со Станиславским и Немировичем-Данченко, любил тревожное настроение репетиций и спектаклей, по-своему понимал задачи искусства.

Инсценировать произведения Антона Павловича любили всегда. Правда, не каждый раз делали это в высшей степени качественно. Как-то, помню, когда у нашего известного литературоведа Д. А. Гиреева вышла новая книга, мы, тогда совсем молодые учителя, устро­или обсуждение (в те годы еще не было популярным слово "презентация"). В этот сборник очерков Девлета Азаматовича был включен и рассказ под названием "Исправленный Лермонтов". Он повествовал о том, как начальница Владикавказской Ольгинской гимназии любила "исправлять классиков", оберегая нравственность своих вос­питанниц. Гиреев комментировал свои произведения, добавлял какие-то подробности. Тогда он и рассказал о том, как здорово не повезло не только лермонтовской царице Тамаре, но и чеховскому учителю Беликову из "Человека в футляре", в чьи уста начальница гимназии тоже вложила то, чего в оригинале не было. Вот только отрывок из того "наболевшего", что она вставила в текст великого писателя. Сюжет примерно такой. Беликов сидит в городском саду над рекой в пальто, калошах, рядом раскрытый зонтик. Читает газету и рассуждает о необходимости быть осторожным. Где-то (не намек ли это начальницы гимназии на наш Владикавказ?) собираются открывать театр. Беликов в недоумении. Как же можно без циркуляра? А вдруг какая-нибудь неприятная история? Что тогда? А если в театре случится пожар? Что тогда будет с детьми погибших? Зрители научатся сквернословить, сопьются... И получится вместо про­свещения целая современная Помпея... Нет! Лучше перестраховаться! Лучше уж ходить, как бы над этим ни смеялись, под зонтиком. Хотя бы солнечного удара не будет...

Для многих национальных театров, прошедших школу русской классики на произведениях Гоголя, Островского, Горького, пьесы Чехова долгое время оставались за пределами их творческого диа­пазона. Говорят, что было необходимо вызревание определенной культурной почвы, накопление театрального опыта, чтобы выразить свое индивидуальное видение чеховской драматургии. Может быть, поэтому в репертуаре Осетинского театра Чехов появился только в 1982 году.

Осетинский театр, как рассказывает критик Н. Г. Хугаева, долго примеривался и не смел приближаться к уровню тех проблем, размышлений о жизни, которые содержал чеховский текст. Так, тему спектакля "Три сестры", поставленного режиссером Г. Хугаевым, определили по-своему, неоднозначно! Это и тема труда: "Жить... жизнь – труднейшее из дел". Это и тема человеческой красоты: "Наделенные обостренным восприятием всего происходящего, сестры одухотворяют жизнь". Это и тема несбывшихся надежд, неосуществленного человеческого предназначения, о невозможности применения красоты, духовности, образованности в судьбах трех сестер. Да, сфера идей спектакля Г. Хугаева была широка. Исполнители играли блестяще: Ольга (А. Цирихова), Маша (Т. Кантемирова), Ирина (Н. Рамонова, 3. Галазова). Три женских лица, три индивидуальности... Одна – с традиционной учительской строгостью, другая – с мечтательностью и пылкостью, третья – с пленительной молодостью. Да и другие работы были по-своему неповторимы. Вершинина играл А. Галаов, Кулигина – Ю. Мерденов, Наташу – Р. Кабанова, Ан­дрея – С. Еналдиев, Чебутыкина – И. Гогичев.

Конечно же, потом, после "Трех сестер", Чехова ставили еще и еще. Но тот спектакль был все же первым на большой национальной сцене и особенно запоминающимся.

Чествование классика

В 1910 году по всей России шел сбор средств на сооружение па­мятника А. П. Чехову в Таганроге. На это начинание активно откликнулась и общественность Владикавказа. А потом (это было в 1916 году) в газете "Терек" была помещена статья Башира Долгата, юриста, племянника владикавказского доктора М. М. Долгата. Называлась она "Светлой памяти профессора М. М. Ковалевского" (это был борец за демократию, кумир многих поколений молодежи). Башир Керимович рассказывал о выступлении Ковалевского на ли­тературном вечере памяти Чехова в набитой битком двухтысячной аудитории Думской залы в Петрограде 31 октября 1915 года. Профессор делился своими воспоминаниями об Антоне Павловиче. Осо­бенно импонировала ему мысль классика: "Любите свободу, ра­венство и прогресс". Именно это чеховское начало хотел донести Б. Долгат и до многотысячной читательской аудитории.

И еще об одном факте. В 1960-м имя Чехова было у всех на устах. И разве могла наша Осетия пройти мимо 100-летнего юбилея Антона Павловича?! К нему готовились долго и очень серьезно, ис­пытывая при этом гордость и уважение.

Скупы строки прессы, неэмоциональны отчеты, однако, их информация бесценна. Вот как сообщает о том, что было, сборник "Очерк истории осетинской советской литературы": "В Северной и Южной Осетии широко отмечено 100-летие со дня рождения велико­го русского писателя А. П. Чехова. Все газеты и журналы выступи­ли со статьями. Произведения Чехова изданы на осетинском языке несколькими сборниками.

Его пьесы ставились на сцене Осетинского театра. Широко отмечается столетие А. П. Чехова в библиотеках, школах, вузах, рабочих и сельских клубах республики. Заседание ученого совета состоялось в Северо-Осетинском научно-исследовательском институте. Были заслушаны доклады Хамицаевой, Ардасенова, Хадарцевой. Большой литературный вечер, организованный Союзом писателей, состоялся в республиканской библиотеке. С докладом о жизни и творчестве А. П. Чехова выступил поэт Г. Кайтуков".

Что ж, Осетия всегда умела быть благодарной. И ведь было за что!

Вместо послесловия

А. П. Чехову 165 лет! А творчество его по-прежнему молодо, живо, актуально. Оно дорого не только народам нашей страны, но и всему человечеству, его рассказы и пьесы звучат на всех языках мира. Джон Голсуорси в одном из своих литературно-критических этюдов писал: "Великая победа Чехова заключается в том, что он сумел сделать спокойствие волнующим, как волнует прерия или пустыня всякого, кто впервые встречается с ними. Как он этого добился – это его секрет, прямо говоря, не всем доступный. Но ведь это талант!"

И лучше не скажешь!

Сказано по-чеховски

"Жизнь дается один раз, и хочется прожить ее бодро, осмысленно, красиво".

"Если бы человек на куске земли своей делал бы все, что он может, как прекрасна была бы земля наша!" ("Три года".)

"Желание служить общему благу должно непременно быть по­требностью души, условием личного счастья".

"То, что мы испытываем, когда бываем влюблены, быть может, есть нормальное состояние человека. Влюбленность показывает че­ловеку, каким он должен быть". (Из запиской книжки.)

"Когда я слышу, как шумит молодой лес, посаженный моими руками, я сознаю, что климат немножко и в моей власти и что если через тысячу лет человек будет счастлив, то в этом немножко буду виноват и я".

"В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли". ("Дядя Ваня").

Валентина БЯЗЫРОВА,

заслуженный учитель РФ