Вы помните, как пахнет земляника? Наберешь горсточку спелых, красных, с поджаренным на солнышке бочком ягод, поднесешь к носу и … задыхаясь от аромата, почувствуешь себя таким счастливым! Рискну утверждать, все испытали это блаженство и не раз.
В детстве все ощущалось почему-то ярче. Думаю, потому, что наш внутренний мир, мир ребенка, чище и богаче, мы верили в чудеса… Это был наш мир беззаботного детства.
Мы росли в Малиновке как будто сами по себе. Никто, казалось, нас не контролировал, и в то же время любой взрослый мог сделать замечание, если надо, отругать, похвалить. Я бы сказала так: в деревне народ жил очень дружно, поэтому чужих детей не было. Мы знали "с пелёнок" где растет самая вкусная черемуха, рябина. Где можно нарвать охапки щавеля-кисленки. За этим лакомством мы гурьбой ходили с горбушкой хлеба и солью, завернутой в газету. А набрав достаточное количество, усаживались кружком принимались смачно уминать подножный корм, скручивая сочные зеленые листочки и обмакивая их в соль. Все это действо сопровождалось веселыми рассказами и хохотом. Любили полевую морковку и горькую редьку.
Мы, малышня, первые узнавали, где цветет земляника, и с нетерпением ждали, когда же она поспеет. И вот ещё белобокое и твердоватое лакомство попадает на язычок. М-м-м! В один из таких дней мы с подружками взяли по эмалированной кружке и пошли по землянику. Обойдя лога близ деревни, набрали лишь по половине посудинки. Как возвращаться с неполной кружкой, идти по всей деревне стыдно. Вернее, наверняка хотелось услышать слова похвалы, мы же первые пошли не просто поесть, а собрать для семьи, угостить папу, маму.
Придумали: осторожно вывалили в подолы платьев ягоды, на дно кружек положили мелкой травы, умяли и засыпали земляникой. Всё! Полные! Идём по деревне гордые. Люди удивляются: "Это что? Уже земляника? Молодцы!".
Дома мама похвалила: "Молодец, дочка, вечером с молоком похлебаем!". И поставила заветную кружку в кухонный буфет.
Ну вот принесла же нелегкая в гости дядю Костю, ему лет под 70 было, сидят с отцом на крылечке, бражку потягивают. Мимо них незамеченной я пройти, конечно, не смогла. И отец сразу вспомнил.
– Надюшка-та сегодня ягод кружку принесла!
– Да, ну, Паша, брешешь, рано ещё!
– Да пра! Надюшка, неси-ко ягодки-то нам!
Тут как-то ноженьки мои отяжелели, и улыбка с лица сошла. Несу. Протягиваю кружку и уже морально готова ко всему…
Отец отсыпает в свою огромную ладонь ягоды и … а дальше-то травка! Тут его лицо враз стало серьезным. Достает молодую зелень и бросает мне: "А это ты, дочка, ешь да больше не ври!". Я вернулась в дом, уткнувшись в подушку, расплакалась. А дядя Костя зашелся смехом: "Ну, молодец, девка! Ну, молодец! Да не ругайся, Паша! Где она возьмет, нету еще ягоды, рано, говорю же!".
Ходили мы за ягодами не только по своим логам, за клубникой, например, на Луговские угоры. Пока дошколятами были, старались со старшими ходить, а чуть подросли – одни. Соберемся кучей, ведро в руки и по утрянке, пока не сильно жарко. Июль. Петровки. Макушка лета. Самая жара.
Однажды разлетелась по деревне новость луговские колхозных коров пасут на запасовских лугах, и в стаде есть очень злой бык. Запасы –деревня между Луговой и Малиновкой. До Луговой около 6 км от Малиновки, Запасы примерно посередине. Нас родители предупредили, чтобы мы смотрели по сторонам и, если что, обошли стадо. Мы помнили наказ, но стадо не увидели и до ягод добрались благополучно. Набрав полные ведра, ближе к обеду пошли обратно. И уже на горизонте появились дома бывших жителей Запас. И тут первый из вереницы (шли гуськом по тропе) заорал, что есть мочи: "Ребята, бык!!!" В ту же секунду перед нашим взором открылась устрашающая картина. На всей бычиной скорости, жутко мерявкая, на нас летел огромный бычара. За ним всадник на лошади. Не жалея сил, плеткой пастух то по одному боку, то по другому торопил коня и, срывая голос, пытался до нас докричаться: "Ребята, ложись! Прячься!".
Откуда в нас взялось столько прыти?! Мы рванули к реке, на несколько метров от русла тянулось кочкастое болото, а ближе, у берегов, рос ивняк и какие-то мелкие кустики и молодые деревца. Не-ет, ягоды мы не бросили, мы мчались во весь дух вместе с ведрами, полными спелой клубники. Одно мгновение, и мы уже скачем с кочки на кочку, река – в ту минуту это не преграда. Да нам и другую реку подавай, в два раза шире, от шока и страха, охватившего все наши существа, перепрыгнули бы. А бык-то несётся за нами! Расстояние сокращается зловеще. И тут, на другом берегу речушки, до нас "дошли" слова пастуха. Мы, как договорившись, попадали на землю, поползли ближе к кустам и … замерли. Дыхание с трудом восстанавливалось, а сердце стучало, наверное, в пятках. И случилось чудо! Бык нас потерял… Он упал на колени и стал рогами рвать землю, поднимать копытами вверх, осыпая себя смесью травы и земли. Каждый из нас понял, что мог быть искалеченным или убитым. Ещё минута, и пастух нагнал разозленное животное. Не жалея теперь уже мата, он "угощал" плёткой быка. И тот, повинуясь, всё еще мерявкая, повернулся в сторону стада.
Убедившись, что бык скрылся, мы повылазили из своих укрытий. Да, ягод в ведрах стало чуть меньше, может, утряслись, может, рассыпались, это было совсем не важно. Очухались, решили идти по опушке леса. Зайцево, так называли этот лес, он соединял деревни. И тут безмолвие нарушил "вой". Это разревелась Райка: "Ааа! Туфлии! Мои туфли! Я их вчера серебряной краской покрасила, ааа! Мама мне краски дала, она печку красила. Ааа! Потерялаа!".
Всех охватил смех, поджимая животы, падая, мы заходились в истерическом хохоте до слез, до бессилия! Это была натуральная разрядка от нервного напряжения, так мы освобождались от шока, который только что каждый пережил. Домой мы шли дольше обычного, ноги путались в траве, ведра с ягодами казались очень тяжелыми и оттягивали руки. В тот вечер гулять после выполненного дела не вышли. А мама прослезилась и сказала, что нас Бог спас. Я не спорила, только ягоды оказались с горчинкой.