Недавно по ТВ прошла программа, посвященная 70-летию Победы советского народа над фашистской Германией, в которой речь шла о военных трофеях: что увезли немцы, а что привозили с фронтов советские офицеры и солдаты. Показали одного фронтовика: молодым солдатиком при занятии какого-то городка в Германии он на улице поднял серебряную чайную ложку, которую обронили, видимо, хозяева, спешно покидавшие город. Она и сейчас ему служит, стоит в стакане с чаем. Но дорога не тем, что красивая, серебряная, а как память тех лихих лет, свидетельница его Победы над таким могущественным врагом, как фашизм. "Мы были молоды, немеркантильны. Какие там трофеи мог взять простой солдатик? В нас кипели ненависть, гнев за поруганную Родину, погибших родных и товарищей. Мы могли взять продуктов, воды или сидра в подвале, а весь их образцовый порядок хотелось без жалости уничтожить". Об этом же говорил и наш отец-фронтовик.
А вот я хочу рассказать немного другую историю и тоже о ложке.
Рассказ
Зима в том году выдалась на редкость снежной и затяжной. Был конец марта, а снег все сыпал и сыпал. Мать жила в одном райцентре, Валентина - в другом, в 50километрах от нее, а младшие братья – в областном, за три сотни. Февраль и март до того заснежили дороги, что на них стояли прямо-таки терриконы из снега. Валентина хоть и регулярно навещала мать, справлялась с заносами одна, а тут растерялась. Двор у родительского дома занесло в человеческий рост, что к крыльцу не проберешься, и она попросила помощи у братьев.
Была суббота, впереди почти два выходных дня, ходу на автомобиле было часа три, и она позвонила. Валентина наладила обед, сбегала за молоком-хлебом, пробила узенькую колею к порогу, а тут и братики прикатили. Валентина с облегчением вручила им по лопате. В общем, к вечеру и двор был чист, и ко двору подъезд свободен - будто два хороших бульдозера поработали. Только на улице, вдоль дороги, стояли огромные кубы снега – свидетели того, что в доме гости.
Мать хлопотала у стола. Ужин собрали в зале, поскольку кухонька не вмещала таких гостей-богатырей. Мать потихоньку гордилась сыновьями да и соскучилась. Как водится, выставила припрятанную на "всяк случай" бутылочку - такое дело сделали! Да и не виделись уж с Нового года. Вспомнили отца. Его уже второй год не было, помянули и его: был канун отцовских именин. Прожил отец достойно 86 лет, из них 63 года с матерью, очень любил песню "Родительский дом" и всегда за столом просил детей ее исполнить. Мол, стол без песни – чистая пьянка, а сам украдкой вытирал предательскую слезу. Последние три года пролежал с инсультом, матери при ее возрасте и болячках было трудно с ним, но она все тосковала, к детям перебираться насовсем отказалась наотрез, приезжала только "погостить", хранила отчий дом. А дети, хоть и не часто, слетались под родную крышу, вот как и сегодня.
Разговоры, воспоминания вязались ажурной веревочкой, расчувствовались… И тут младший вдруг вспомнил: "Мама, а что это не видно давно фронтовой ложки?" Мать как-то растерянно на всех посмотрела и неуверенно, словно оправдываясь, сказала: "Не знаю я, потерялась, наверно. Года четыре уже нет".
Валентина улыбнулась: "Успокойтесь, все в порядке. Ложку я видела у сына, моего Митьки, цела ложка".
А надо сказать, что ложка была с историей. Отец привез ее с фронта, с Отечественной. пянка, а сам украдкой вытирал предательскую слезу.нь любил песню "й.рогуона позвонила. просила помощи у братьев. ю ложку, которЗа несколько месяцев до окончания войны отца ранило в ногу, а когда в госпитале срезали сапог с ноги, потеряли и ложку, его родную, алюминиевую кормилицу. И это приносило ему, конечно, известные неудобства. В это время в госпитале на кухне работал пленный немец и, проникшись к русскому солдатику сочувствием, подарил ему настоящую нержавейку. На ней и теперь еще можно было прочитать буквы завода-изготовителя. С этой ложкой отец и довоевал, и домой привез, а, женившись, забрал ее в свою семью. Трое его детей выросли, наперебой пользуясь этой ложкой. В те годы, когда они еще были малявками, такая ложка была одна, поэтому среди алюминиевых и деревянных сразу выделялась своей тонкой "талией", изящностью, всегда была на виду и никогда не терялась. От долгого употребления только стерся край ложки, истончился, немного потемнел, но она все время была в ходу. Со временем исчезли ее дешевые соседки, появились дорогие и красивые, с разными вензелями современные ложки, но ею все равно пользовались уже внуки, и она служила. И вдруг ложка чуть ли не пропала!!
Захмелевший младший брат бросил прищуренный взгляд на Валентину и рявкнул так, что та вздрогнула: "Подлец твой Митька, украл семейную реликвию, а ты тут улыбаешься!". Валентина вся съежилась сразу, замерла, поперхнувшись чаем, встала, начала молча убирать со стола. И такая ее досада взяла на сына, как же он мог без спроса? Больше никто о ложке не проронил ни слова, да и слова куда-то подевались, оборвалась кружевная ниточка. В комнате почувствовалась прохлада, словно вчерашняя поземка прошлась по старенькому паласу.
По возвращении домой, скрепя сердце (каково сына-то в воровстве уличать?), вечером того же дня, как только Митька пришел спросить о бабуле, Валентина и выдала ему: "Как ты мог?!". Митька промолчал, потер зачем-то ладони, посмотрел матери в глаза и выдохнул: "Ну, вы даете! Мне же ложку бабушка подарила, своими руками отдала. Я тогда ее у деда спросил, он еще жив был, а мы как раз у него на именинах были. Сейчас мой Ванька ею орудует за столом, за честь считает, ведь реликвия семейная! А я – старший внук, что не так?" Митька не на шутку разволновался, достал сигареты, тут же бросил их на стол и сел. Валентина как-то с облегчением расплакалась, прижала голову сына к груди: "Прости, сынок, что плохо подумала, я-то не знала всего этого, а бабулька, видимо, уже запамятовала".
В другой раз, будучи у матери, Валентина рассказала ей, как все было на самом деле. Виновато глядя на мать, ждала ответа. Ответа не было. Мать тихонько приземлилась на табуретку, выцветшие родные глаза заблестели, и она, прикрывая трясущиеся губы передником, все приговаривала: "Господи! Да что же это я, да как же я…". И, плача вместе и матерью, успокаивая ее, Валентина почему-то все равно чувствовала себя виноватой…
Она ничего не станет объяснять своим братьям – что тут объяснишь, а только ловила себя на мысли, что часто думает, какую же встряску нашей мирной стране пришлось пережить, если, даже 70 лет спустя, уже третье поколение ощущает на себе, что это мы, советские люди, в том числе и их отец, смогли остановить фашистов, заставить склонить немецкие знамена. Это сопричастие… Как круги на воде, только не на воде, а по времени доносит война до сих пор это сопричастие… Никто и никогда этого в нашей стране не забудет.
Светлана Злобина,
с. Александров-Гай