Я дань плачу капризной моде-

Властительнице всех миров:

Теперь уж, говорят в народе,

В домах не вешают ковров.

В гостиной, где висел когда-то

Ковёр узорчатый мохнатый,

На той стене, на середине,

Я место отвела картине.

И я порою рада даже,

Когда дневной утихнет шум,

Как созерцание пейзажа

Ласкает мой усталый ум.

И что же вижу на картине я?

Деревья все в узорах инея.

А по дороге зимней, гладкой

Бредёт усталая лошадка.

Мужик замёрз.

Он слез с саней

И сам шагает рядом с ней.

И вопрошаю я спросонок:

"Куда бредёшь ты, мужичок?

В какой из низеньких избёнок

Тебе засвечен огонёк?"

Мужик, под стать своей подводе,

Был основателен , кряжист.

Он шёл и думал о погоде.

И про природу, и "про жисть":

"Зима лютует не напрасно,

Уже давно стоит мороз.

Подстать ей будет лето красно –

Так будет жито и овёс.

А постоит мороз подоле,

Так долго ль до такой беды:

Все зеленя подмёрзнут в поле,

Под корень вымерзнут сады.

Придёт конец проклятой стуже,

Перезимуем как – нибудь…"

Он затянул кушак потуже

И продолжал привычный путь.

Вот, наконец, он возле дома.

Лошадку выпряг из саней

Охапку кинул ей соломы,

Услышал голос из сеней:

"Чай как устал!" - жена проворно

С воротника сметает снег,

Берёт поклажу и довольна:

Гостинцев муж привёз для всех.

Старушка – мать, на печке лёжа,

Прищурив блеклые глаза,

Проговорила: "Вот и гоже…",

Перекрестясь на образа.

А у детей один вопрос:

"Чего ты, тятя, нам привёз?"

Все жмутся, ластятся к отцу.

И он им дал по леденцу.

Чугун с дымящейся картошкой

Жена поставила на стол

Да молока с ржаной лепёшкой.

Глядишь и ужин так прошёл

Мужик взобрался на полати,

Укрылся стёганкой на вате,

Жена тотчас: "Не лезьте к тяте,

Пусть отдохнёт часок – другой…"

Запел сверчок в притихшей хате,

Как колокольчик под дугой.

И, потянувшись в сладкой дрёме,

Мужик подумал неспроста:

"Главней всего – погода в доме,

А всё другое – суета…"