Я долго сомневалась, надо ли рассказывать эту историю. Всё прокру-чивала в голове, отгоняла от себя мысли. Думала, у скольких людей я вызову возмущение и сколько камней полетит в мой огород. Но женщина по имени Елизавета, которая просила называть её по-домашнему Лилей, нет-нет да и всплывёт в памяти. Вернее, не сама она, а её взгляд горестно – печальный, и её просьба при расставании: " Вы педагог – расскажите об этом мальчишкам, может, больше будет на свете счастливых людей…"

Но вначале одна небольшая предыстория.. В конце семидесятых, когда вышел на экраны фильм "Экипаж" в старом ещё варианте, с Леонидом Филатовым в главной роли, случилось нам проходить курсы повышения квалификации в Горьком. Посмотрев фильм, мы, молодые тогда учителя, бурно обсуждали его: и восторгались, и негодовали, и спорили:

- Ах, какие страсти!

- Ах, какая любовь!

- Нет, я бы не простила…

Слушала нас снисходительно бывшая с нами Юлия Александровна Пестова, она была старше нас и к тому времени уже дважды бабушка.

- А у меня слёзы к глазам подступали, когда начинали показывать мальчи-шечку, у которого сначала ссорятся, потом разводятся родители. У него проблема с речью, он заикается, а им не до него, они свои чувства выплёскивают. Мне в такие моменты хотелось крикнуть им:

- Что вы делаете? О ребёнке подумайте!

Вспомнили мы и цитату из Достоевского: ""Счастье всего мира не стоит одной слезы на щеке невинного ребёнка". И сейчас, по прошествии многих лет, я ловлю себя на мысли, что нет в мире ничего дороже и важнее детского благополучия. Поэтому о чём бы ни шёл разговор, если в теме присутствуют дети, у меня подспудно всплывают в мыслях слова: "А мне жалко мальчишечку…"

Героиня фильма "Москва слезам не верит" Людмила как-то произнесла фразу, которая у всех у нас вызывает улыбку: "Мне вот недавно сказали на кладбище хорошо знакомиться…" Понятно, что на кладбище люди ходят не знакомиться… Но если вдруг случается какой-то неожиданный разговор с незнакомым человеком, он надолго остаётся в памяти. Может быть, потому, что перед лицом вечности человеку не хочется лгать, а может, оттого что ему необходимо выплеснуть свою боль и найти сочувствие у случайной живой души, оказавшейся рядом. Вот одна такая встреча запомнилась мне надолго, и я не раз потом мысленно возвращалась к ней: уж больно неоднозначна была тема разговора и нашла она отклик в давнишней фразе: "А мне мальчишечку жалко…"

… Городское кладбище большое, подойдёшь к родной могиле, а кругом всё незнакомые люди. У всех всё прибрано, обустроено, а одна могилка сиротливая какая-то. На фотографии на памятнике мужчина в возрасте, но красивый такой, интересный, видный, как говорят. Но один лежит, уж лет тридцать как. Но мало ли что? Может, жена ещё жива? Или в другом городе? А может и не было её вовсе? А родственники, видимо, приезжают нечасто, наверное, далеко живут. Мы с сестрой ещё пару раз пограбастали на этой неухоженной могилке: неловко как-то, когда у тебя всё прибрано, а у соседа бурьян.

Но на этот раз я у этой чужой могилы стояла незнакомая женщина интеллигентного вида, судя по дорожной сумке, приехавшая издалека. Она была уже старенькая, стояла, опершись на железную оградку, и горестно качала головой. Долго стояла молча, но, видимо, боль, которая давно жила в ней, просилась выплеснуться наружу, с памятником ведь не поговоришь, и она произнесла, обратившись ко мне:

- Каждый раз приезжаю сюда и говорю, обращаясь к фотокарточке: "Что ты наделал?!"

Я знаю, что в таких случаях лучше не мешать человеку расспросами, поэтому стояла молча. Женщина тоже молчала, только изредка качала головой, будто примерялась, как начать разговор.

- Отец? – спросила я, указав глазами на фотографию на памятнике.

- Отец считается. Бросил он нас. Тридцать лет уж как нет его, всё умом по-нимаю, а простить не могу. Каждый раз, как приезжаю сюда, гляжу на него и спрашиваю: "Что ты наделал?"

- В жизни случается всякое, бывает, обстоятельства сильнее нас. Я думаю, со временем приходит понимание, что всё, что произошло, должно было случиться, и надо принимать всё, как есть. Как хорошо сказал Есенин: "Жить надо легче, жить надо проще, всё принимая, что есть на свете".

Она посмотрела на меня в упор и решительно покачала головой. По-смотрев на часы и убедившись, что до автобуса почти ещё целый час, я предложила ей отойти в сторонку и присесть на старенькую скамейку, выброшенную за ненадобностью из чьей-то ограды. Когда будет подходить автобус, мы увидим отсюда, а на остановке всегда полно народу и негде сесть. Она посмотрела с благодарностью и сказала уже мягче:

- Вы просто не знаете, как это больно, когда отец бросает семью. Это же предательство. С женой он расстаётся, а вот детей предаёт. И нет таким отцам прощения.

- Как вас зовут? Елизавета? А отчество? Хотя зачем я спрашиваю, отчество вон на памятнике написано. Хорошо, давайте без отчества.

- Называйте меня Лилей, меня дома так называли, и до сих пор близкие так зовут.

- Так вот, Лиля, я считаю, что всё, что с нами в жизни происходит, для чего-то нам посылается свыше. Что-то делает нас сильнее, что-то добрее, совестливее. А те, кто нас обидел, понесут наказание или сами потом раскаются.

- Конечно, человек может совершать разные проступки. Но убеждена твёрдо: отец должен сам растить своих детей. Если он жив, конечно.

- Лиля, я педагог, и за многие годы работы передо мной прошло столько судеб, через призму времени я уже давно научилась философски ко всему относиться. А к тому, что отец сам должен растить своих детей, у меня отношение тоже неоднозначное. Отцы ведь разные бывают.

Как-то раз проходила у нас встреча с выпускниками, которые окончили школу двадцать лет назад. Поговорили мы, посидели за столом, а потом решили сходить на кладбище на могилу к учителю, который пестовал этих ребят с пятого класса и немало для них сделал. Пришли мы, постояли у могилки Петра Васильевича, вспомнили его добрыми словами, потом ребята разбрелись по кладбищу, чтобы навестить могилы своих близких. И тут мы вдруг услышали, как одна наша одноклассница заголосила над могилой своего отца: "Ах, папа-папа! Зачем ты так рано нас покинул? Выросла я без тебя, без отцовского плеча, без твоего доброго слова…" Тут ребята все подошли, начали успокаивать, а один из парней и говорит: "А я вот с отцом жил, а что толку? Не жизнь была, а сплошной кошмар! Другу Витьке завидовал, что у него отец по пьяни замёрз, они хоть пенсию за него получали, а у нас всё пропивал и дома сплошные скандалы, пьяный придёт – не знаешь, куда бежать. Мать билась, как рыба об лёд, а мы, дети, ничем помочь не могли…" Скажите, Лиля, вот такие отцы нужны?

- Мы говорим о разных вещах. Только суть-то, в общем, одна: за детей надо нести ответственность, за их психику прежде всего.

- Это верно! А вот сейчас послушайте ещё одну историю, и она непридуманная, и оттого становится ещё грустнее.

Я проработала в школе много лет, ученики, которых я выпустила, создали свои семьи и приводили уже ко мне своих детей. Однажды после родитель-ского собрания мы с моей бывшей ученицей, а теперь мамой моего ученика, задержались, чтобы поговорить по душам, вспомнили и её школьные годы, и грустные, и забавные случаи. Потом она вдруг с горечью сказала:

- Вы помните, как однажды отругали меня за то, что я пришла в школу без фартука? Платье форменное коричневое надела, а фартук нет, Вы ещё спрашивали, как я могла забыть фартук и куда глядела, когда собиралась. А у нас тогда отец в день получки пьяный пришёл, мы с мамой дома были. В руках у него был топор, и он с порога закричал, что сейчас нам башки отрубит обеим. Мы с мамой бросились бежать, я успела схватить только портфель и школьное платье, и мы в ужасе выбежали из дома. Куда бежать? Соседка тётя Маруся, поняв, в чём дело, впустила нас в свой сарай и повесила на дверь большущий замок. Мы с мамой сидели там и боялись дышать, когда он ходил вокруг с топором и повторял свои угрозы. Так мы там и ночевали, хорошо ещё на улице было тепло. Утром соседка нас отперла, и я пошла в школу.

Как Вы считаете, Лиля, такие отцы детям нужны? А между тем я знаю немало примеров, когда женщина после развода снова выходила замуж, и отчим был для ребёнка ближе родного отца. Одна девочка говорила мне с гордостью: "У меня папа Миша и папа Дима!"

- Да, таких отцов не жалко, - в раздумье сказала Лиля. - А у нас история совсем другая. Дело в том, что мы были очень счастливой семьёй. Жили мы в небольшом посёлке, папа был руководителем среднего звена на местном предприятии, мама в небольшой организации работала в счётном бюро. Там не было пропускного режима, и мы с сестрёнкой, она на пять лет старше, часто бегали к ней на работу. Считали они на интересных таких машинках, где набирались цифры на механизме, похожем на логарифмическую линейку, а справа была ручка, как у швейной машинки, её крутили и получали результат. Если какая-то из машинок была свободной, нам давали на ней поиграть, видимо, они не ломались вовсе, если не боялись их нам давать.

Жили ты хорошо и спокойно. Купили радиолу с пластинками, в доме звучала музыка, особенно часто папа ставил свой любимый вальс "Амурские волны". Я до сих пор помню и музыку, и слова, как красиво исполнял этот вальс какой-то хор: "Славно Амур свои воды несёт, ветер сибирский им песни поёт…" Когда вступали мужские голоса, песня звучала так мощно – мурашки по коже. Для меня до сих пор этот вальс вызывает в памяти картинку счастливой семейной жизни.

А дальше, как сказал Крылов в своей басне, "и надобно ж беде случиться…" Папе на заводе предложили поездку за границу. Тогда в районе формировались группы из рабочих и интеллигенции для поездок в дружественные страны: Болгарию, Румынию, Польшу, Чехословакию, Югославию. Стали вызывать его в райцентр: то собирать надо было документы, то проверки какие устраивались, то инструктажи, ездил не раз и не два. И приглянулся он женщине, которая как раз по линии райкома этими вопросами занималась. Он красивый, видный, интеллигентный, с хорошими манерами, а она одинокая вдова, всем обеспеченная, со связями и возможностями, но без мужчины. То, что у него трое детей, её нисколько не остановило, видимо, женщины в этот момент о чужих детях не думают.

Когда отец запросил развод, мама не возражала. Подруга ей говорила, что он перебесится, что у него такой возраст, надо его удержать всеми способами вплоть до приворота, но мама сказала, что даже собака схватит только тот кусок, который плохо лежит, и дело не в разлучнице, а в нём самом.

Видимо, развод проходил тяжело, но я не помню, маленькая была, а обсуждать эту тему у нас при детях было не принято. Павлушке, старшему брату, было на тот момент пятнадцать лет, и отец сказал:

- Сына я забираю с собой.

- А он пойдёт? – спросила мама.

Павлушка повёл себя примерно так, как Лёнька в фильме "Любовь и голу-би", только что за топор не хватался. Назвал его предателем, сказал, что кто-то же должен в семье быть мужиком и что одну мать оставлять с девчонками – это подлость и предательство.

И началась у нас другая жизнь. Когда я пошла в первый класс, на вопрос, где работает отец, я отвечала: "Папы у нас нет". Он переехал в райцентр, и у него теперь было всё: шикарный стол, заграничная одежда, знатные гости, которые заискивали перед его дамой, чтобы помогла организовать очередную поездку за рубеж.

Мама оставила свою работу в счётном бюро, где она была на небольшом окладе, и устроилась на завод учеником токаря, чтобы хорошо зарабатывать и поднимать детей. Отец, конечно, помогал: переводил деньги, приносил иностранные диковинки вроде шариковых ручек, которых у нас тогда ещё не было, продукты из Москвы, куда его новая жена регулярно ездила по работе. Мама замкнулась в себе, перестала петь и смеяться, казалось, всё время была озабочена только тем, как обеспечить семью. Нет, материально мы не нуждались, всё у нас было. Но у меня с детства выработалось чувство какой-то неполноценности: у всех отцы, а у меня нет. В нашем классе ещё у одной девочки не было отца, он умер, и я, прости Господи, по глупости иногда говорила про себя: "Лучше бы и у нас умер".

Да, это было так. Однажды я вышла погулять на улицу, а ребята во дворе обсуждают:

- Видела, в подъезде мужик пьяный ваяется? Это Надькин отец.

Я подумала тогда: Надькин отец проспится и пойдёт домой к своим детям, а мой, такой умный и трезвый, после работы пойдёт в чужой тёте.

Печальный был момент. Но самая печаль началась, когда Павлушка сел. Они тогда с ребятами натворили что-то, я по малолетству не вникала, а потом эта тема была под запретом. До суда все держались вместе, клялись друг друга поддерживать и не топить, но ближе к делу те, которые с отцами, стали находить кто алиби, кто знакомого следователя, кто справку из психушки, в общем, хулиганили вместе, а сел он один. Мама так и сказала: "Которые с отцами, все отмазались, а у нас защиты нет". Отец на суд не приходил, но просил маму, чтобы она рассказывала в райцентре знакомым, что Павлушка его сын, и не позорила его.

Пока брат сидел, ему ещё пару раз добавляли срок, и вернулся он домой, когда ему было уже тридцать лет. Я напугалась, когда увидела у нас дома незнакомого здорового мужика, близких родственных чувств мы друг к другу не испытывали, он пробыл дома сутки и уехал куда-то на Север. Мама спросила перед отъездом, поедет ли он повидаться с отцом, но Павлушка сказал, что знать его не хочет, а видеть тем более.

Мы с сестрой учились в школе хорошо. Вернее, она была отличница, а я за ней тянулась. Она у нас была красавица, парни её ещё в школе проходу не давали, но она всех отвергала, да и мама внушала, что сначала надо получить образование. В институте женихи ей находились уже серьёзные, замуж предлагали, один ей всё стихи посвящал, она мне почитать давала. Мне кажется, что она осторожничала, всё боялась ошибиться, чтобы не повторить мамину судьбу. В результате первый её брак оказался скоропалительным и неудачным, а второй был обдуманным и взвешенным, но ещё более неудачным. Так она с двоими детьми вернулась к маме.

Мама мне постоянно указывала на неудачный опыт сестры и советовала замуж не выходить вообще, мол, совсем не плохо живут одинокие самодостаточные женщины. Только ведь куда от любви-то денешься? Любовь у меня случилась на последнем курсе, до этого я только за учебниками сидела. Познакомились в студенческой компании, сразу друг другу приглянулись, сначала общие интересы, взгляды на мир, а потом прямо любовь – любовь, чтобы сразу и на всю жизнь.

Как потом оказалось, его мама читала у нас психологию, только я об этом сначала не знала. Когда узнала, даже обрадовалась: такая она интеллигентная и уравновешенная женщина. И он, Володя, говорил мне, что его мама человек очень понимающий, ведь недаром она психолог. Ближе к распределению мы стали строить планы на будущее, решили взять направление куда-нибудь подальше и честно отработать положенные три года где-нибудь на бескрайних просторах Сибири.

Почти перед самым распределением он пригласил меня к себе домой, чтобы поближе познакомиться с мамой. Я шла с лёгким сердцем, потому что знала эту женщину по институту, а какая она в домашней обстановке, мне даже любопытно было посмотреть. Встретила она меня хорошо, я думала, про Володю будет рассказывать, какой он в детстве был, но она всё больше про меня выспрашивала: про семью, про родителей, про сестру и брата. Потом она ушла на кухню готовить чай, а Володя сказал: "Я помогу маме". И вот тут я, понимая, что совершаю низкий поступок, не сдержалась и провернула трюк, которому меня научили девчонки в общежитии: донышко стакана приложила к стене, а к отверстию стакана приложила своё ухо. Учитывая ещё то, что стенка была не капитальная, слышно было всё отлично.

- Мам, ну как она тебе?

- Хорошая девочка. Я её и по учёбе знаю, умненькая и старательная.

- Ну ты же понимаешь, что я не об этом!

- А если не об этом, то я против того, чтобы ты связал с ней свою судьбу. Понимаешь, она из неполной семьи, а это накладывает отпечаток на всю дальнейшую жизнь.

- Мама, я тоже вырос без отца!

- Твой отец умер, и я всю жизнь старалась делать так, чтобы он был для тебя примером. Ты же помнишь, как я в детстве тебе говорила: "папа бы не одобрил" или "папа бы тобой гордился". А у неё с детства не заложено уважение к мужчине. И это даже не воспитание, это существует на уровне подсознания…

И вот тогда я решила, что всё. В этой семье ко мне не будут относиться достойно, потому что у меня… Я так определила: потому что у меня пробоина. Вот плывёт судно, и у него вдруг в днище пробоина. Её заткнули, залатали, засмолили, но она всё равно есть, и это его изъян, неполноценность, если хотите. Позднее, когда я услышала песню Пугачёвой "без меня тебе, любимый мой, лететь с одним крылом", я подумала, что эти слова вовсе не о любимом мужчине или женщине. Мне почему-то показалось тогда, что это песня о родителях и детях, что ребёнку в жизни нужна поддержка и матери, и отца, что это две точки опоры, а если одна точка отсутствует, то это как полёт с одним крылом.

С Володей мы расстались. Вернее, это я рассталась с ним: взяла направление в Сибирь, как и хотела, а ему предложила проверить чувства и встретиться через год. А сама так и не написала ему ни одного письма.

Мне хотелось создать семью, похожую на ту, что была у меня в раннем детстве, чтобы было хорошо и спокойно и чтобы по вечерам в доме звучал вальс "Амурские волны". Удалось ли мне всё это воплотить в жизнь? Нет, не удалось. Мы не можем другого человека заставить быть таким, как нам хочется. Наверное, мне хотелось слишком многого. Но я сама себе сказала, что ни за что не разрушу свою семью, потому что хочу, чтобы у моих дочерей был отец и чтобы никто и никогда не посмел упрекнуть их в том, что они из неполноценной семьи.

- Лиля, а вы считаете это разумно – жить ради детей?

- Я считаю, что жить ради детей – это самое разумное, что может быть на свете.

- А что же потом стало с отцом?

- Он схоронил свою жену, мамы в то время уже не было, и приехал к стар-шей дочери, моей сестре. Отдал ей всё, что у него было, только бы она не прогоняла его. Сестра сердобольная, гнать не стала, да и деньги ей были нужны. Но он недолго с ней прожил, вскоре заболел, она его и похоронила. Теперь уже и сестры нет, дети её разъехались, так что за его могилкой ухаживать некому.

Подошёл автобус, Лиля тяжело поднялась, выразила сожаление, что утомила меня таким длинным рассказом. А при расставании всё-таки сказала:

- Я понимаю, что ситуации бывают разные, как говорится, в каждой избушке свои погремушки, и не нам людей судить. Наверное, для кого-то развод – это благо, возможность построить другую, более счастливую жизнь. Только разве может быть человек счастливым, если несчастны его дети? Я рассказала вам свою историю, может, у меня это особый случай. Но всё-таки… Вы педагог, наверное, говорите с детьми о семейных ценностях. Передайте мальчишкам: пусть не обездоливают детей. Я знаю, что говорю, потому что испытала, что такое полёт с одним крылом.

Выходя из ворот кладбища, мы обе оглянулись, и мне впервые показалось, что кресты на могилах издали похожи на безмолвные фигуры людей с распростёртыми руками, которые молят о прощении за причинённую при жизни боль.