Колесо истории с грохотом пронеслось по России первой половины XX века, наделав немало бед и причинив неизмеримую боль. А когда всё немного улеглось и стало забываться, остались такие глубокие колеи! Поросли они чертополохом и бурьяном, но с землёй не сравнялись, нет-нет да и напомнят о себе эти глубокие раны на многострадальном теле земли.
Эта извилистая колея – история одного крестьянского рода – вновь привела нас к Шишовским кулугурам, хотя не о них сейчас речь, а о том, как много нашему народу пришлось испытать и вопреки всему выстоять.
Фамилия Емельянов в Шишове распространённая, чуть не половина жителей деревни её носила, а поскольку эта история – "дела давно минувших дней", Семёна Алексеевича Емельянова сейчас никто уже не вспомнил. Зато Семёна Пичугина, как называли его по-деревенски, припомнили многие: кто по рассказам, по легендам даже, кто по фотографиям, нашлись даже и те, кому довелось с ним встречаться. И неудивительно: он прожил сто два года!
И начнём мы рассказ про этого неординарного человека с давних пор. Было это вскоре после революции революции, в 1919 году.
Колокольный звон разливался по округе и доносился из Клещарихи до Шишова, как будто плыл по воздуху. Звон этот венчальный, его же называли разгонным, сердце радовал. Семён Алексеевич хоть и был старообрядцем, звоны любил, разбирался в них, прислушивался с замиранием сердца. Вошедши в избу, сел на лавку возле стола, сказал жене:
- Кого-то венчают…
Жена Прасковья опустила голову и выронила слово, понимая, что теперь уж всё равно скрывать нет смысла:
- Нашу…
Семён вскинул глаза, задвигал кустистыми бровями. Что мог сказать мужик, когда дело противу его воли делалось? Может, ругался, шумел, может, молча переживал, потом, глядя на Прасковью в упор спросил:
- Ты знала?
Она ещё ниже опустила голову и едва заметно кивнула. Как не знать? Сама не раз певала в весёлый час "Ах, знаю-знаю, дети, что есть любовь на свете…". Дочке Аннушке только семнадцатый годок пошёл, молода ещё, да ведь любовь…
Никак не хотел Семён Пичугин отдавать Анну за Илью Васильевича Власова. Молода, конечно, да только эта ли причина? В церкви с шестнадцати лет венчали. Впрочем, церковный устав был для него в то время не закон, он был старообрядцем и даже возглавлял одно время старообрядческую общину в Шишове. Религиозные разногласия тут тоже были ни при чём, бывали случаи, когда старообрядцы женились на церковных и за церковных дочерей отдавали.
Причина тут была в другом. Власовы жили бедно, а Семён зажиточный был крестьянин, один только конь у него что стоил! Бывало, съедутся на ярмарку в Сосновское в праздничный день, все мужики подходят, коня хвалят, по бокам оглаживают, языками прищёлкивают. Сильный, вороной, игривый – всем на зависть! Правда, богатством своим Семён не кичился, в доме, говорят, даже клеёнки на столе не было. Да и зачем добро-то напоказ выставлять? Вот конь – да! Конь – это другое дело, его не спрячешь.
А Власовы, как и другая крутецкая беднота, насекали напильники у себя в избе, от темна до темна стучали молотками, копейки зарабатывали. Оттого и против был Семён, чтобы дочка шла за Илью Васильевича. После того, как она уходом за него замуж пошла, несколько лет с ней не разговаривал: ослушалась!
Да только настала пора, пришлось проторить дорожку к дочкиному дому. Наступили времена раскулачивания. С кого в Шишове начать? Да хоть с Семёна Пичугина, у него вон один конь чего стоит! С коня и начали. Когда пришли коня забирать, Семён поначалу крепился, слабости своей перед людьми не выдавал. Зато сын не мог смириться, рвался до ружья, грозился расстрелять, кто их среди бела дня грабить пришёл. Мать ему в ноги, за коленки обхватила, со слезами умоляла, говорила: "Тебя убьют и нас всех заберут и сошлют за сопротивление властям!"
Повели коня, зацокали копыта, всей улицей провели, народ из окошек выглядывал. А в конце улицы конь рванулся изо всей силы, вырвался да назад к хозяину! Семён потрепал его по морде, потом хлопнул что было силы по лощёному боку: "Эх, мила-ай!..." Отвернулся и… заплакал.
Надо было думать теперь, как остальное добро спасать. Куда его, годами нажитое? Обратился к односельчанину Ивану Карпову, мол, припрячь у себя в дому кое-какие мои ценности, но тот отказал: сам на прицеле как единоличник, кому охота за чужое добро пропадать? Кое-что удалось переправить к дочке Аннушке. С зятем Ильёй Васильевичем Семён давно уж помирился, и даже полюбил его. Хоть и молод был Илья, но показал себя как серьёзный и ответственный человек, работать умел и любил.
Когда после венчанья привёл Илья Васильевич в родительский дом молодую жену, свекровь приняла её, как родную дочь. Всему учила, никогда слова резкого не сказала. Потихоньку в семье приобщили её и напильники насекать, так день-деньской всей семьёй и тюкали, а когда вечером после ужина гасили свет и ложились спать, Илья спрашивал у отца разрешения, можно ли ему ещё на себя поработать. Получив согласие, брал керосиновую лампу и спускался в подпол, чтобы семью не тревожить: очень уж хотелось ему заработать денег на свой дом. И дом у его семьи свой появился, только помог его купить тесть Семён Алексеевич, в народе так и говорили: "Семён Пичугин купил в Крутых дом".
Когда началось раскулачивание, надумал Семён переправить своё добро потихоньку из Шишова ко Власовым в амбар: никто не узнает, а бедняки под подозрение не попадут. Ночью перетащили, амбар закрыли. Только не впрок пошло. Вышел через несколько дней Илья Васильевич потемну с фонарём, глядь – а амбар-то настежь! Всё вытащили и их немудрёное барахлишко прихватили. А куда заявлять? Скажешь, что пытался утаить добро от властей, ещё больше виноват окажешься.
А между тем в семью Семёна Пичугина пришло большое смятение. Отовсюду слышались разговоры: кого-то раскулачили, арестовали, сослали. Зрячевы из Рылькова, Сидневы из Залесья – почитай, в каждой деревне нашлись люди, которых в раз объявили деклассированными элементами и отправили на перевоспитание кого на Соловки, кого в Челябинскую область и дальше. Что делать?
Решение пришло само собой: бежать! Бежать срочно, наудалую, напропалую, бежать и затеряться среди тысяч таких же горемык в надежде выжить и дождаться лучших времён. Собрались ночью и бежали прямиком на Михаля, потом на Матюшево в Павлово, ближе к реке: по воде скрываться вернее. Говорили, по пути ещё какой-то свёрток захоронили и место заприметили, да куда там! Внуки искали потом – не нашли. Да ещё рассказывают правнуки семейное предание, будто, когда Пичугиных в очередной раз раскулачивать пришли, заперся Семён в доме, понимая, что взять уж, почитай, нечего, так это, видно, за ним пришли. Из сеней грохали в дверь и требовали открыть, а он возьми да и выстели в дверь из обреза. Сам напугался: если убил кого, тут уж расстрела не миновать. Вымахнул через раскрытое окно, и больше его в Шишове никто не видел.
По Оке добрались до Нижнего Семён с женой Прасковьей и сыновьями Иваном и Степаном, там пересели на пароход, который следовал в Казань. В городе Чистополе нашла его семья пристанище. В Чистополе было много старообрядцев, самый богатый купец Василий Львович Челышев, известный своей благотворительностью, держался старой веры. Случайность ли, или это была действительно какая-то тайная связь, но семья Емельяновых поселилась там и потихоньку обжилась.
До раскулачивания Семён Пичугин с сыновьями Степаном и Иваном жгли уголь: в лесной стороне многие этим занимались, но и потребность в нём в нашем металлообрабатывающем районе была велика. Одних кузниц сколько! Но и местное ремесло – производство валяной обуви – Пичугины хорошо знали, в Шишове ведь этим почти все занимались. Обосновавшись на новом месте, Пичугины и там наладили валяное производство, за счёт него и жили.
Как жил Семён Емельянов под Казанью, сейчас никто уж не расскажет. Умерла жена Прасковья, нашёл Семён другую женщину, но и она покинула этот свет. Как пережил Великую Отечественную войну? Самому ему на ту пору было уже за шестьдесят, возраст не призывной, а что стало с сыновьями, никто не знает. А вот дочке Аннушке Семён Алексеевич сумел передать весточку. Убедившись, что искать и преследовать теперь его никто уже не будет, написал он Анне письмо, указал свой адрес и пригласил приехать. Анна рада была, что отец нашёлся, собралась в дорогу, взяла с собой дочку Капитолину, для которой это путешествие на пароходе стало памятным на всю жизнь. Застала она отца в добром здравии, он удивил её и ясностью ума, и бодростью духа. Отпустил её назад домой с подарками, внучке Валентине послал новенькие белые валенки, до сих пор их вспоминает Валентина Ильинична. Ну и, конечно, Анна стала звать отца в гости, ведь ни внуки, ни правнуки его ещё ни разу не видели.
Встреча состоялась в 1963 году. Через 30 лет вернулся Семён Пичугин в родные места, и возраст у него был весьма почтенный, но выглядел он молодцом. Высокий, подтянутый, энергичный, он ещё давал фору своим взрослым внукам. "Дедушка у нас был щёголь, - вспоминает правнучка Зинаида Николаевна Оганесян. – Одет был элегантно и по моде". Фаине Михайловне Ботенковой запомнились его хромовые сапоги, так начищенные до блеска, что в них можно было смотреться, как в зеркало. Собрались все в Сосновском в доме зятя Ильи Васильевича, который к тому времени с семьёй перебрался в райцентр. Когда за столом стали отмечать встречу, преподал Семён Алексеевич внукам хороший урок:
- Когда наливаешь водки в стакан, сверху на палец не доливай, а снизу на палец не допивай.
- Дедушка, так ведь ничего уже не останется!
- Вот это и выпей.
Сам он никогда в жизни не пил и не курил.
Посидев за столом, отправились все погулять по улицам посёлка. А когда дошли до крутой больничной горы, решил показать Семён Алексеевич свою удаль и поспорил, что сейчас плясом продёт всю гору до конца. Заиграла гармонь, он и заплясал и пошёл плясом всё в гору, в гору… Как говорится, знай наших!
Посетил он в этот приезд всех своих внуков и племянников, побывал в Шишове и в Крутых, где жили дочери его младшего брата Василия, погибшего в Первую мировую войну. Собираясь в обратный путь, дедушка Семён предлагал своим внукам переехать на жительство к нему в Чистополь, обещал оставить трёхкомнатную квартиру, да только никто не согласился. Все к тому времени имели свои дома, а уезжать с обжитого места, когда тебе ничто не грозит и ты не вздрагиваешь от каждого стука в дверь.
Дом Семёна Пичугина в Шишове, из которого ему пришлось спешно бежать, разобрали на брёвна и перевезли в Панино под колхозную контору. Так что дома своего он не нашёл. Но встретил людей, его помнивших, поклонился праху родных на сельском кладбище, подышал воздухом родины. Он и потом ещё приезжал, правнуки помнят эти встречи с человеком, которого не сломили обстоятельства, и он выжил и не очерствел душой, несмотря ни на что.