Об одном из жителей посёлка, которому пришлось защищать Родину и в Первую мировую, и в гражданскую, и в Великую Отечественную войну, оставили свои воспоминания сын и внук. Родственники бережно хранят всё, что связано с историей их семьи, и часть воспоминаний о В.А.Ширыбанове мы предлагаем нашим читателям.
Василий Алексеевич Ширыбанов родом из Сосновского. Родители его работали на фабрике Первова, и он, как и большинство подростков его поколения, с 9 лет уже зубрил напильники на дому. Он был младшим сыном в семье, шестым по счёту, по заведённому порядку, должен бы остаться с родителями и, как тогда говорили, "покоить их старость", но он проявил самостоятельность, захотел жить отдельно. В 1916 или 1917 году он женился, и его тесть Иван Степанович Грушин купил молодой семье на Щемилихе маленький домик. Сам он жил неподалёку и вскоре стал обучать зятя кузнечному делу.
Василий Алексеевич, невысокий ростом, был очень сильный и ловкий.
Он свободно на плече таскал 9 пудовые пучки стали от завода до своей кузницы. Сам он никогда не ввязывался в драки, но дерущихся разнимал: если увидит у кого-то во время драки нож, схватит за кисть руки и так сожмёт, что нож тут же упадёт на землю. Как не быть у него силе, если он с утра до ночи в кузнице непрерывно стучал молотком, а он весил 5-8 фунтов. Его сын Владимир Васильевич Ширыбанов позднее вспоминал: "В работе отец был прямо кипучим, он не умел работать с прохладцей. Брался горячо и тут у него под ногами никто не крутись, зло отчитает . Меня ещё небольшим мальчишкой мужики брали на сенокос на р.Серёжу ( я умел развести огонь , вскипятить чай и т.д.) . Там жили иногда с неделю. Отец косил с какой то удивительной лёгкостью, споро и очень чисто, а если становился первым, то мужики его ругали за горячку и ставили в хвост (обычно косили, идя один за другим, тут всем надо было тянуться за передним).
В период сенокоса, как правило, идут частые, неожиданно налетаемые дожди. За лесом и тучи не видно, но вдруг гром и из-за леса, черная туча, а сено накошено и почти сухое. Тут все бежали с вилами и граблями и сено сгребали в копны. Это надо было видеть, с какой быстротой и ловкостью ходили у отца грабли и вилы. Становился он напряженным , до предела возбужденным и только кричал : "Давай, давай быстрей! ". Надо же было столько иметь силы, упорства, быть обеспокоенным за дела, чтоб так , как у нас говорят, " по - бешенному" всё делать. Очень уж это мне памятно.
До Павлова за покупками после коллективизации ходили пешком. Отец уходил рано, а к вечеру возвращался с грузом в два – три пуда , а ведь расстояние 24 км."
Боевой путь В.А.Ширыбанова
О боевом пути своего отца рассказывает Николай Васильевич Ширыбанов, сохранивший документы, фотографии, воспоминания о военной службе нашего земляка.
Служить отцу пришлось много. Призван был ещё в период Империалистической , наверное в 1916 г.Сначала служба проходила в г. Нижнем Новгороде. Здесь заболел тифом, и мама из Сосновского ходила зимой в Нижний пешком через Тумботино , Горбатов и далее по реке Оке. Эти 100 км обычно проходила за 2 дня. Отец считал , что мама выходила его и не дала умереть от тифа , во –первых, держала его в чистоте, стирала бельё , принеся на квартиру к сестре Дуне, живущей в Слуде на самом берегу р.Оки, примерно напротив Дворца спорта . Тётя Дуня и все соседи боялись, что мать их заразит тифом, ругали её, но она украдкой, но продолжала своё дело по уходу за отцом. Сама имела полный контакт, но не заразилась, тем более, что тифозных вшей была уйма .
Когда контрреволюции давали отпор под Псковом и Нарвой, отец был там (в Порхове) .
В Великую Отечественную войну отец был призван в 16 или 17 января 1942 года , и сначала где-то в Богородске или районе обучали их шоферскому делу. В конце августа или в начале сентября 1942 г. я встретил отца на верхнем берегу Волги в Горьком на Сибирских пристанях, где мы, курсанты Горьковского училища зенитной артиллерии имени Молотова, и они разгружали баржи с дровами. На другой день выпало счастье нашей батарее по графику нести патрульную службу. Злой старшина – украинец меня не пускает, ссылаясь на то, что я ст. сержант, а не рядовой . Упросил ком. взвода и попал в патруль по городу ( а так бы не отпустили). Перейдя мост чрез Оку и пройдя несколько десятков метров в этом направлении, нашел казармы отца. Только встретились, вручил ему немного сахара и несколько кусков хлеба, его зовут на построение на ужин, не успел поговорить минуты после ужина, опять их строят и буквально через 10-15 минут уходят на погрузку в вагоны, чтоб отправиться под Сталинград (известно это стало потом, конечно). Долго я шел с отцом сзади строя в сторону автозавода, может быть, и дошёл бы я до места погрузки в вагоны, но сумасбродный их старшина из резервного полка не дал больше идти отцу сзади строя, орал непрерывно: "Становись в строй!" Были среди них и такие дубы-солдафоны.
И началась у отца длинная фронтовая дорога до самого 1945 года, до Вены. Прошёл он от Сталинграда по югу нашей страны, по Чехословакии, Румынии, Югославии, Венгрии, Австрии. Помню, когда я его просил рассказать что-нибудь про войну, он говорил об этом неохотно, но рассказывал, в частности, про то, что у него была машина , на которой он вёз снаряды, и в первый же рейс вся колонна попала под бомбёжку, он еле-еле успел выпрыгнуть из машины и залечь в кювете, как его машину разбомбили, и после он уже на машины не садился.
Под Ростовом на Дону его ранило в чашечку колена среди поля пшеницы. Преследовавшие их немцы пробежали рядом , но, возбуждённые боем, в пшенице его раненого не заметили . А потом всю ночь он полз и наткнулся на возвращающихся из их полка санитаров , которые под покровом ночи собирали раненых, его положили на носилки и отправили в санчасть. Лежал отец в госпитале в г. Новочеркасске (недалеко от Ростова) 3 месяца.
Нога после плохо сгибалась и после госпиталя он попал в 45 мм батарею в качестве возчика на лошадях, в основном подвозил боеприпасы на передовую. Говорил, что позиции сорокапяток ставили на передний край обороны, а иногда размещались впереди пехоты ( т.е. на передовой ) и здесь, по словам отца, его выручали резвые кони. За ними ухаживал усердно, добывал корм в любых условиях вдоволь и вставал за ночь к коням не один раз. В этом видел своё спасение в большой опасности. Да и вообще он любил животных и любил ухаживать за ними. Резвые кони с предельной скоростью преодолевали обстреливаемые участки.
Его путь в войну, в составе 105 полка 5 ударной армии можно приблизительно проследить по приказам Верховного Главнокомандующего с объявлением благодарностей, их вручали солдатам на листочках бумаги. Вот эти выписки.
1944 год
1. За прорыв сильно укрепленной и развитой в глубину обороны противника южнее г.Бендеры (22.08.44)
2. За овладение в Румынии г.Галиц ( на Дунае) 27.08.1944г.
3. За овладение городом Браилов 28.08.1944г.
4. За овладение городами Секешфекервар и Бичке 24.12.1944 г. -Венгрия (Видимо эти города не удержали и 1945 г. за них снова были бои).
1945 год
1. За разгром танковой группировки немцев юго-западнее Будапешта и за овладение городами Секешфекервар, Мор , Зирез, Веспрем, Эньинг ( пр от 24.03.45г.).
2. За форсирование р.Раба и овладением городами Чорно, Шарвар (26.03.45 г.)
3. За овладение г. Шопрон –ж.д. узел и важнейший опорный пункт на подступах к Вене 1945 г.
4. В Австрии, за овладением железнодорожной станцией Винер Нейштадт и г.г. Эйзенштадт, Неункурхен, Глоггснит (03.04.45 г.)
5. За овладением г.Вена (13.04.45 г.)
В начале 1944 года на юге Украины шли ожесточенные бои в условиях весенней распутицы. Об этих боях отец часто говорил, а вот запомнить что-то конкретно я не смог (память не сохранила) . При форсировании Днестра отец плыл, по его выражению, больше километра, среди льдин, простудился и, как он говорил , с занятого плацдарма их сняли живыми только пятерых от полка, причём он лежал с температурой 40 градусов. До этого вспоминал про Матвеев Курган , где в живых осталось 17 человек от полка , в том числе и он. А дальше он шёл по Румынии, Венгрии, Чехословакии, где то краешком прошли Югославию, закончил войну в Вене. Очень трудными днями войны вспоминает период боёв в районе озера Балатон (Венгрия). По его выражению, за всю войну не видел такого количества немецких танков.
Чехословакию и особенно Югославию вспоминал в связи с особым дружественным расположением населения к советским солдатам. За эти последние бои у отца есть медали : "За взятие Будапешта", "За взятие Вены", "За победу над Германией", а также за период войны за личное мужество и героизм награждён солдатскими медалями " За отвагу", " За боевые заслуги" .
Возвращение
Возвратился отец из Вены (с войны) уже к осени 1945г. Есть фотография , где он сфотографирован в Вене с товарищем. Отец держит в приподнятом положении карабин перед собой.
С приходом отца, мать облегченно вздохнула, к тому же отец стал подрабатывать в качестве "мясника" на бойне и приносил домой ливер, обрезки мяса. Семья впервые была сытой. Кормил и тётку Машу Лимонову с её младшей дочерью Нюрой (Анной). Они вообще неизвестно как выжили в войну, тётка не работала. Для мамы была радость: мы с отцом ушли в армию и вдвоём возвратились, остались живы. А по всей улице, почти в каждом доме беда: убит муж, сын. Мало возвратилось с войны мужиков. Иногда с горечью матери и скажут, и раззавидуются её счастью.
Настрадавшись и постоянно ожидая писем с мыслью, жив ли отец, сразу оттаять не могли, впадали даже в суеверие. Вот пример: у нас был большой белый кот, на лбу у него черное "сердечко". Когда отец сидел или обедал, кот всегда был у него на коленях. Отца кот провожал в армию до самого Боловинского моста. Возвращаясь с фронта и слезая с кузова автомашины у современной почты, отец увидел, что его встречает кот, прыгнув ему на плечо, потом спрыгнул с плеча и домой больше не возвратился ( был уже старым). Пишет мне мать со слезами в г.Каунас, что отец возвратился с фронта, " всё хорошо и радостно, но вот примета уж очень плохая, кот пропал, а ведь встречал отца… ."
Раненная нога давала о себе знать, и он какое то время (год-два не более) работал в районном отделе МГБ конюхом-возчиком. Лошадь стояла у него во дворе, как и всех животных, холил её. Потом снова ушёл на завод и работал на "автоматах" . Рабочие называли большие наждачные колёса (круги)- автоматами, на которых с напильников сдиралась окалина, и поверхность их становилась ровной и гладкой, почти шлифованной и готовой к следующей операции-зубрёжке. Зубрили уже не вручную, а на станках. На этом же участке работал не один год мастером. В трудовой книжке отца была записана профессия-"коваль" от слова ковать. Никто кузнецами их не называл. Малограмотные работники внесли запись в трудовую книжку, исходя из местного названия (произношения). Из-за этого отцу ( и не только отцу) пришлось работать лишних 10 лет, хотя имел право уйти на пенсию по горячей работе с 50 лет. Они не проявили настойчивости к администрации завода, а она была безразлична к их судьбе .
На пенсию отец ушёл в 1957 году и очень был доволен своей пенсией в 64 рубля ( её только что ввели, до этого не получали почти ничего).
В 1957 году я приехал в отпуск, вхожу в дом, а отец лежит на краю печки, а в свисающей за пределы печки правой руке зажаты деньги. Только открыл дверь, и перед газами у меня ( дверь была рядом с печкой) рука с деньгами. Говорю: "Вот как ты меня встречаешь, деньгами". А он в ответ: "Колька, неужели я всю жизнь буду получать эту пенсию и мне не придётся ходить по миру, когда совсем покинут силы? Ведь надо же так получать деньги, даже слезать с печки не обязательно и не расписываться". А дело было в том, что пришла почтальонша, принесла деньги и говорит отцу: "Ты, Василий Алексеевич, с печи не слезай, я за тебя сама черкну" и подала ему на печку деньги. А потом отец сказал : "Вот ведь не зря я две войны воевал , надо же , принесли деньги на печку и расписываться не заставили".