В этот весенний день 1986 года в ходе испытания турбогенератора № 8 на четвертом энергоблоке ЧАЭС произошел гидротермический взрыв, который полностью разрушил реактор. В разных помещениях и на крыше возникли более 30 очагов пожара.
В результате катастрофы произошел выброс в окружающую среду огромного количества радиоактивных веществ. Для ликвидации аварии была создана правительственная комиссия. Основная часть работ была выполнена в 1986–1987 годах, а общее число ликвидаторов составило около 600 тысяч человек.
С первых часов после взрыва Министерство обороны и военкоматы направили для проведения спасательных работ сотни тысяч военнослужащих и резервистов, обеспечивали их замену. Со всего Союза в Чернобыль нескончаемым потоком везли самых крепких мужчин. Мобилизационные пункты принимали и отправляли до 40 тысяч человек ежесуточно. В первый год в "зоне" и на станции работали более 10 тысяч человек. Вахты — по 15 дней.
Среди ликвидаторов были десятки сосновчан. О событиях почти сорокалетней давности мы поговорили с жителем поселка Владимиром Михайловичем Андроновым.
- Меня призвали через военкомат, как и многих других мужчин, находящихся в запасе, - вспоминает Владимир Михайлович. - В армии я служил в Германии, в авиации, в отдельной дивизии связи радиотехнического обеспечения аэродрома. Был электриком 3 разряда, в звании сержанта. Потом работал в "Металлисте" плотником, семья, дети, повседневные заботы, как у всех. В июне 1987 года уже собирался в отпуск, когда меня вызвали в военкомат и вручили повестку в Чернобыль. Мне было 38 лет, на здоровье не жаловался, медкомиссию я прошел успешно и через два дня нас троих повезли в Дзержинск. Но двух товарищей по каким-то причинам вернули оттуда обратно.
Наверное, у Владимира была возможность избежать опасной работы, однако он, несмотря на слезы и уговоры жены, даже мысли такой не допускал. Посчитал это своим долгом перед страной, столкнувшейся со страшной бедой. Группу горьковчан в 50 человек отправили на поезде до Москвы, потом до Курска, до Киева, оттуда мужчин развозили на автобусах по частям. Он попал в село Страхолесье на границе с зараженной зоной, где жили работники станции и стояли воинские части. От АЭС их отделяли 30 километров зоны отчуждения. Попасть в "грязную" зону, огороженную колючей проволокой, можно было только через блокпост после проверки всех документов. По "чистой" зоне рабочие ездили на одном автобусе, в "грязной" пересаживались на другой.
- В роте нас было 100 мужчин разного возраста из разных городов и областей страны. Каждый день мы набивались в большой автобус "Икарус" и выезжали на станцию на работу. Там переодевались в спецовки, надевали на лицо "лепесток" – защитную маску для носа и рта, подобную противоковидной, и шли на станцию демонтировать загрязненное радиацией оборудование: вентиляцию, батареи отопления, водопроводные трубы, калориферы. Все это выбрасывали из окон на землю, а на другой день их уже не было. Зараженное оборудование другие рабочие увозили для захоронения в могильник. После смены мы принимали душ, переодевались и ехали в часть, - рассказывает Владимир Михайлович.
Жили ликвидаторы в палатках, кормили их в солдатской столовой. Нередко обедать приходилось в большой столовой на самой станции, народу там трудилось очень много.
Было ли страшно работать в таком опасном месте?
- Нет, ведь радиации не видно, она никак не ощущается, среди нас там никто не заболел, к медикам не обращались. У нас постоянно проверяли дозиметром радиационный фон одежды, "звеневшие" вещи часто приходилось менять на новые. Дома, конечно, за нас переживали близкие. Телефонов тогда не было, мы писали домой письма. Но никаких подробностей в них не рассказывали: еще в Дзержинске с нас взяли подписку о неразглашении.
В памяти Владимира Михайловича остались незасеянные поля, брошенная плодородная земля, опустевшие после эвакуации населения деревни, где жили лишь несколько стариков, не пожелавших уезжать от родных мест. Иногда на автобусе с ликвидаторами в эти деревни ездил участковый милиционер, проверял, нет ли мародерства.
В первые дни сбора и захоронения продуктов радиоактивного выброса, работы на пожаре, регламенты работы для человека измерялись 40 секундами, 2 минутами, 1 часом. Максимально допустимая доза облучения для ликвидаторов была 25 рентген. Тех, кто её набрал, меняли, им на смену приезжали другие мужчины. Летом 1987 года норма уменьшилась до 10 рентген. В августе Владимира Михайловича отпустили домой, выдав проездной билет и немного денег на дорогу, потом прислали зарплату. Осенью, во время призыва, его направили на медкомиссию. И еще несколько лет он находился под наблюдением врачей. Видимо, радиация все же повлияла на организм, где-то через год после командировки молодой крепкий мужчина стал болеть, со временем получил вторую группу инвалидности.
Жалеет ли он, что в его жизни был Чернобыль? Нет, всё сложилось так, как должно. Эту страницу своей жизни он никогда не забудет. Государство тоже не забывает о чернобыльцах, оказывает помощь в виде ежемесячной доплаты к пенсии, путевок в санатории. Из льгот, положенных ликвидаторам, для него самым значимым оказался досрочный выход на пенсию, в 50 лет. Благодаря этому, Владимир Михайлович смог взять на себя многие хозяйственные хлопоты по дому, больше помогать супруге Валентине Николаевне, работавшей на ответственной должности в финансовом управлении администрации района. Ему выпало ухаживать за престарелой мамой, перестраивать и благоустраивать дом, нянчить внуков. Он и сегодня с удовольствием занимается посадками, огородом, выбирается за грибами в лес и на рыбалку на местные озера, старается больше двигаться, сохранять бодрость и позитивный настрой. И, конечно, супругов Андроновых радует их большая дружная семья - дочь и сын, пятеро внуков, две правнучки и правнук – самое главное их богатство, их любовь и надежда.
Пожелаем Владимиру Андронову, нашим отважным землякам и всем чернобыльцам страны здоровья и благополучия. Работа ликвидаторов – это свидетельство мужества и героизма мирного времени, самая масштабная экологическая катастрофа была побеждена благодаря неимоверным усилиям, самоотверженности обычных людей.