Много времени прошло, много воды в реках утекло, а я отчетливо помню бабушку, мамину маму Пелагею Наумовну Блинову (в девичестве Виняйкина). Мы жили в Андреевке, а она – в Новой Поляне. Это географическое название поселка, а в народе – Кужо. Мы часто навещали её. Для меня каждый визит к ней был большим праздником. У бабушки в избе всегда было чисто, тепло, уютно, пахло пирогами, ржаным подовым хлебом и печеной в печи в глиняной чаплажке в сметане и яйцах картошкой. Сама всегда опрятная. Неизменным атрибутом её внешнего вида был накрахмаленный белый платок на голове.
За год до ухода мамы на пенсию родители купили дом на своей малой родине – Старых Селищах и перевезли в него бабушку вместе с её живностью. Для "подмоги" уже немолодой бабушке, "подбросили" меня. Я была счастлива!
Дни проходили в делах-заботах по хозяйству и учебе, вечером бабушка готовила ужин и какие-то заделки на завтрак, а я – уроки. Наконец, наступала ночь – мое самое любимое время суток, потому что мы, бабушка и внучка, залезали на печку и начинались её рассказы-воспоминания о старине – о родственниках, истории происхождения названий оврагов, родников, полян в лесу, гор, протекающей по Кужо речке Саля, о том, как дружно жили. У жителей поселка было все общее. И даже самогонный аппарат, который хитро спрятали в зарослях ивняка на речке, и он никогда не убирался. Но моим самым любимым воспоминанием бабушки был рассказ о последней её встрече со старшим сыном Анатолием – солдатом Великой Отечественной войны. После окончания Ичалковского педучилища А.Ф. Блинов работал учителем в Раксажонской школе, откуда его призвали в армию. Вскоре началась война, и он с первого и чуть ли не до последнего дня сражался с врагом Отечества.
…Это сегодня я понимаю, какую боль причиняла бабушке, чуть ли не каждую ночь прося рассказать о дяде Толе. Каждый раз и рассказчица, и её слушательница захлебывались слезами. В канун праздника Великой Победы решила поделиться этим рассказом с вами, уважаемые читатели райгазеты, и сделать это на родном эрзянском бабушкином диалекте, т.е. как говорим, так и пишем. К тому же это воспоминание – мое первое выученное прозаическое стихотворение, которое я запомнила слово в слово и не подлежит "переводу" на литературный эрзянский. Трудно рассказывать. Трудно потому, что оно потрясает до глубины души, в нем великая любовь матери к сыну, сына – к матери.
…Ульнесь, тейтерем, сёксь. Звонясть военкоматсто, что Толянь полксо карми ардомо Серьгачка. Минь покштянт марто (Федор Сергеевич Блинов) сыргинек неймекс цёранок. Но покштянт эзизь нолда колхойстэ: шкась стакаль. Уборка мольсь, народ лишной арасель. Сыргинь ськамун. Ней арсян, кода кандовсь багажом: плечан трокс кавто сумкат и эрьва кедьсэнь сумка.
- А мезе саить, бабай?
- Прякат, каймакат, ситнойть панинь, ниле гирят верек лем, кринка пидезь лем, шакш чапамо ловсо, костязь секлат, умарть, ягудат, вишнят, свежат умарть, сывель глыба пидинь, салтазь сала.
Сезинь ве лангс. Покштят Торговой Талызинас проводимим, крестымим ды сельведь марто велявтсь.
- А дальше ськамут эзить пеле мольмеде?
- Пельмеде, тейтерем, эзинь арсеяк. Пасиба менельсэ валдо ковось светясь тень. Улицясь сэтмель. Чиян да молитват ловнан, арсян, кенирян ли, нейса ли, поди лияксомсь, ведь почти кото иеть эзи нее. Оймсемеяк эзинь лотксе, ансяк штобу сумкатнень плечасто плечас ды кедьте кедьстэ полавтомс.
Окойники, пачкодинь. Вокзал икеле уже зярыя ломанть ульнесть. Совинь вокзалс, тосонь роботник кевкстинь эзь юта ли эшелонось и кона ёндо карми само. Лисинь тосто, озынь луга лангс оймень таргамо. Курок объявили, что эшелон подходит. Весе сорномо карминь: только бу неймекс, только бу кутмордамс, только бу паламс эйдинень. Вана уш эшелонось, гудоксо седей сези. Вальмасо, кустима лангсо солдатт: эрьвась сельмсэнзэ вешни роднойть. А мон чиян составонть кувалма, - Толям арась. Те шкане удалдо кие-бути сасымим, кепедимим сумканек мезнек. Толя, чивалдомам!
- Авай, мон истя тошнакадынь мельганк. А тетям косо?
- Тетянть, церам, эзизь нолда. Уборошной моли.
- Авай, ёвлек кода эрятадо? Стака?
- Минь, Толякай, стакасто-шождасто, но кудосо. Вана гостинецть теть туинь. Тон кода?
- Кода кандовсть и мезекс туи? Минек кашеваронок парсте андыть эйсэнек. Кудов мекев саи. Тыньсь ярсадо.
- Церам, жалиямак, мекев тень а ицкавтовить. Пока ардтадо, весе вейсэ сэвсынк.
40 минут эшелонось аштесь. Но кортамонок малав эзть кортаво. Кевсь, Веня сермады ли? А минь покштянт марто судинек-рединек а евтамс, что Веня чавовсь, секскак маньши, меринь, что сермады. Но течинь превсэ, тейтерем, арсян, што сон содыль ялакстонзо, но кашт мольсь, пельсь тревожамом…
Вана опять гудок. Народось човоргадсь, шум, авардемат-лайшемкат. А эйкакшом прась мештезэнь, кутмордымим:
- Авай, мон тонть истя вечктян! Жалияк прясот, иля аварде, победась маласо, скора сан!
Эшелонось састыне сырьгась, а мон карсяганкс нединь эзэзынзэ: истя жаль ульнесь нолдамс кедьстэнь эйдинень, што а ёвлевияк… Койкак лутавинь рунгостонзо. Сейсь чиезь, кирнавсь чалгамо лангс и кармась аволямо кедьсэнзэ. А мон составонть мельга чиян, сельвединь чудилейкс чудить, будто седеем марясь, что эйдинень колияк больше а неса…
Так оно и случилось – мама с сыном больше не увиделись никогда. В конце апреля 1945 года родителям пришло извещение: "Гражданину Блинову Федору Сергеевичу. Ваш сын командир взвода старший лейтенант Блинов Анатолий Федорович в бою за социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, погиб 10 марта 1945 года. Похоронен с отданием воинских почестей на кладбище деревни Марленат Восточной Пруссии".
А в августе 1943 года мои бабушка с дедушкой получили извещение на среднего сына: "Ваш сын гвардии младший лейтенант Блинов Вениамин Федорович в бою за социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был убит 26 июля 1943 года", похоронен в деревне Бузулук Курской области".
Анатолию было 23 года, Вениамину 21 год. Младший их брат Николай в 1945 году был призван в ряды Красной Армии. К счастью, в боевых действиях не принимал участия. Умер 31 декабря 1990 года.
Их нет. Они отдали свои молодые жизни за Родину, за соотечественников – нас с вами. Остались только фотографии, письма-треугольники – обжигающие, набатные свидетельства жестокой войны, следы крови на камнях, опаляющее дыхание жизни – той и сегодняшней. Много лет прошло, а мне не дают покоя вопросы: откуда, куда переправляли 1120-ый стрелковый полк, в котором служил мой дядя Толя, какого числа и месяца осени 1944 года состоялась эта душераздирающая встреча матери и сына?