Сегодня (уже в который раз!) я решила привести в порядок свой архив: фотографии, дневниковые записи, письма. И раньше много было попыток сделать это. Но всегда что-то мешало. Так вышло и на сей раз. Беру картонную коробку с надписью: "Детство, юность, студенчество". Открываю ее. Одно неловкое движение – и пожелтевшие конверты, открытки, засушенные листочки деревьев, засохшие стебельки цветов и прочие дорогие для меня "реликвии" рассыпались прямо по паласу. Пытаюсь собрать все. В руках пожелтевший от времени конверт с обратным адресом: г. Горький, улица Фигнер... Сажусь прямо на пол. Весточка из далекого прошлого, из детства… Это первая любовь напомнила мне о себе. Боже… Как же давно это было!
Лето в деревне
Лето. Я в деревне у бабушки. Друзей много. Забав летом не счесть: и сенокос, и ягоды, и грибы, и купанье в речке, и рыбалка!
Я сижу на скамейке. Бабушка залечивает расчесанные укусы комаров, царапины на моих ногах. Мажет кислой сметаной, растолченными листьями подорожника и еще какой-то одной ей известной травы, бинтует голени чистыми холщовыми тряпками и ворчит: "Эх ты, комариная яишница! Ну куда это годится! Целыми днями рыбачит! Кому нужны твои огольцы и карасики! Ну ладно Петька с Толькой, они робята! А ты… Коли последний раз девчачью одежду надевала?.."
Петька с Толькой – друзья моего детства. Они научили меня ловить решетом рыбу. Ловили мы ее под прибрежными корнями ивы и ольшаника. "Ботали" ногами, выгоняя рыбу и подставив решето. Попадались не только огольцы, но и небольшие налимчики и щурята. Это так увлекало. Но бабушка не одобряла мое увлечение. Мол, не девчачье это дело.
И сейчас ворчит: "Оденься по-людски. Сходи к товаркам Иринке и Вале. Они каждый день о тебе спрашивают, а ты с Петькой и Толькой шляешься по речке!".
Ирина и Валя – дачницы из Горького. В деревне летом в каждом доме отдыхало по две – три семьи дачников из разных городов, чаще из Горького или Дзержинска. Вот и у бабушкиной подруги, тоже тети Маши, снимали жилье сразу три семьи из Горького: родители Иры, Вали и еще семья военного, у него был сын Игорь, на год старше нас с девчонками. Вот он и гордился этим. Дразнил нас, подсмеивался над нами, во время купанья брызгал на нас водой, а иногда окунал нас с головой. Мы злились на него. Звали его "Хрюк Евгеньевич- Женькин друг". Женька – это огромный боров тети Машин. Он часто забирался в картошку на огороде. А нам попадало за то, что не укараулили огород. Вот мы, недолюбливая Игоря, называли женькиным именем.
Я даже из-за него отдалилась от подружек, увлекшись рыбалкой с мальчишками.
И вот сегодня бабушка отобрала и спрятала решето-мою рыболовную снасть. Прогнала Тольку с Петькой, запретила мне "шататься не знамо где".
Первый поцелуй
Я бреду по деревне. Жара несносная. Даже комаров нет. Пастухи на время зноя пригнали в деревню стадо. Коровы, обмахиваясь от назойливых оводов хвостами, разбрелись по хлевам. И только Зонтик, огромный мирской бык темно-серой масти, утробно мыча, бродит по деревне. Мирской – значит вскладчину купленный для племени жителями деревни. Зонтик известен коварным нравом. С ним шутки плохи. Он даже подмял под себя дядю Мишу – бригадира, так что тот все лето хромал, ходил с клюшкой.
Жара… Думаю, куда податься? Пойду к Вале с Ириной. Только бы Игоря не было дома… Стою, размышляю. И вдруг из-за сарая, фыркая и злобно мыча, копая копытом землю, появляется Зонтик! Я застыла от ужаса. Это конец! Бежать у меня не было сил… Все… Ноги отнялись…
Вдруг кто-то рывком дергает меня за руку, я влетаю в сарай. Дверь запирается на засов. Игорь! Вот так Хрюк Евгеньевич! Меня трясет. Я еще не опомнилась от ужаса. Слезы текут по лицу. Я вдруг громко расплакалась. Игорь гладит меня по голове, что-то говорит успокаивающее. Потом целует меня в щеку.
Я опомнилась и кричу ему: "Дурак!" Женькин друг!" Он опешил. Я открываю дверь, бегу домой. Сердце бешено колотится. Где-то басовито мычит Зонтик. А я бегу домой…
Что произошло? Игорь, тот самый Игорь, который дразнил нас, спас меня от Зонтика! Спас! Нет, не это главное. Он говорил мне ласковые слова, он поцеловал меня в щеку! Что случилось?! Мир перевернулся. Что-то новое произошло. А что? Я вдруг вспомнила, что я девочка, а как выгляжу: линялые шорты, выгоревшая на солнце майка, стоптанные тапочки, панамка и две косички! На что это похоже?!
Вечером, собираясь на улицу, я тщательно причесала волосы, вплела в косы бантики, достала из чемодана василькового цвета саржевый сарафанчик и беленькую батистовую кофточку. Стоптанные тапочки полетели в угол коридора. А новые беленькие туфельки, что до сих пор лежали в картонной коробке, прекрасно сочетались с моей одеждой. Бабушка была довольна: я стала похожа на девочку.
Петька с Толькой, зайдя за мной, раскрыли рты: "Что это ты вырядилась?!"
Я сказала им, что они ничего не понимают! И еще что-то говорила. Они обиделись и ушли. Я одна пошла на улицу.
Улица – это пятачок около дома тети Маши, у того самого сарая, где спас меня от Зонтика Игорь.
Чего я ждала от вчера? Не знаю. Только Игорь меня не замечал. Играла гармошка. Игорь танцевал с Зойкой, нашей ровесницей, но выглядевшей взрослее меня. Она всегда дружилась со старшими ребятами. Играли в "Садовника", в "Ручеек", в "Фанты". Игорь меня не замечал.
Так было несколько дней подряд. Я совсем приуныла. Старалась уединиться от всех, окончательно поссорилась с Петькой и Толькой. Перестала ходить к Ире и Вале. А когда они приходили ко мне и что-то говорили об Игоре, я краснела, говорила, что он гадкий, противный, Женькин друг. А у самой сердечко ныло. По ночам я плакала. Но была грусть какой-то сладкой, необъяснимо прекрасной.
И вот конец июля. Мне пора уезжать домой, отрабатывать практику на школьном участке. Я последний вечер этим летом в деревне. Иду на улицу. Надежд никаких. И вдруг уже в конце вечера Игорь приглашает меня на танец. Идет меня провожать. Прощаясь, говорит мне: "Не уезжай!" Обнимает меня, целует в щеку и дает мне зеленое яблоко.
Я ухожу домой, нет, не ухожу, а убегаю. В щелку двери смотрю: Игорь несколько минут постоял у крыльца и ушел. Я обмываю слезами яблоко, думаю, как бы сохранить его в память о первой любви и… съедаю вместе с зернышками! Оно кислое, представляете, какой может быть антоновка в июле! Но ничего вкуснее я не ела в своей жизни.
Потом от него приходили письма, теплые, хорошие, нежные. Мы с год переписывались. Казалось, все хорошо. Мне 15 лет. Впереди целая жизнь, и непременно самая – самая счастливая!
Опозорилась?
Но все кончилось неожиданно. Даже число помню: 10 июня. Пушкинские дни. Июнь был в тот год очень холодный. Мы с мамой и ее подругой едем в Болдино. Я тайком от мамы оставляю дома теплую курточку. Хотелось выглядеть наряднее. Но я быстро замерзла, просто окоченела. Мама сняла с себя теплую кофту. Тетя Вера повязала мне на голову синий шерстяной платок - совсем старушечий, а на ноги натянула свои простые чулки. Усадили меня на скамейку и ушли в магазин покупать мне теплую одежду. Сижу, пригрелась, жую карамельку.
Вдруг подъезжает автобус со школьниками из Горького. Выходят из него ученики, все нарядные, веселые. Среди них Игорь с красивой, модно одетой девочкой за руку. Я раскрыла рот от неожиданности. Девочка говорит: "Смотри, Игорек, какая она смешная!" Я закрыла лицо руками. Они убежали. Узнал он меня? Нет. Он писал мне письма. Рассказывал и об экскурсии в Болдино. А я не отвечала. Постепенно и от него перестали приходить письма.
И вот одно из них теперь, столько лет спустя, у меня в руках… Сами собой в душе слагаются строки:
В пыльной пачке писем и
открыток
Пожелтевший я нашла
конверт.
Образ вдруг совсем почти
забытый
Мне прислал из юности
привет.
Почерк тот до боли мне
знакомый
Я увидела, и всколыхнулась
вновь,
Прилетела из забытой
дали
Горькая, счастливая
любовь.
Я читаю, вытирая слезы,
Теплые и нежные слова,
Словно вновь всплывают
детства грезы,
И как в юности кружится
голова.
Так давно с тобою мы
расстались,
И дороги наши разошлись,
Чувства наши где-то
растерялись,
И мечтанья наши не
сбылись.
И сейчас я строчки те
читаю,
Все переживая сердцем
вновь,
И в груди как будто оживает
Горькая, забытая любовь.
Пусть она ко мне сейчас
вернулась
Только отголоском
прежних лет,
Словно птица в клетке
встрепенулась,
Мне прислав из юности
привет.
Столько лет пролетело. Целая жизнь позади, целая жизнь с радостями и горем, всякое бывало. А вот, поди же ты, первая любовь не забывается… Как в той школьной песне: "… не повторяется такое никогда!"