Пришлось мне в начале апреля ехать по делам в Нижний Новгород на электричке. Чтобы скоротать время, купил в привокзальном киоске журнал про охоту. Под монотонный перестук вагонных колес так увлекся чтением, что вздрогнул от неожиданно раздавшегося вопроса:
— Не помешаю?
— Нет, конечно, – ответил я, недовольно отрываясь от журнала.
Напротив усаживался крепкий с виду старик. Навскидку ему можно было дать не больше семидесяти лет, но выцветшие глаза, когда-то зеленые, говорили о более почтенном возрасте хозяина. Я хотел продолжить чтение, но не тут-то было.
— Вроде книжку охотничью читашь? – поинтересовался попутчик и, немного помолчав, добавил: — Думаю, по охоте скучашь, так ничё — скоро откроют.
— А вы тоже охотник, раз про сроки открытия знаете?
— Говоришь "тоже охотник"?! — возмутился собеседник. — Да рази можешь ты знать, каким охотником я был? В то время вся округа знала Костю Доронина! Как река вставала, так до самой весны, до начала навигации, меня из лесу не выгонишь! Сколь лося, сколь медведя, не считая мелочевки, взял — ого! Счас даже и не скажу. Азартен и удачлив был, вот и охотился… Только в один раз как отрезало — бросил охоту.
— Старый стал, вот и бросил, — предположил я, недовольный, что меня отвлекли от чтения.
— Старый? Да намного моложе тебя был, как это случилось! Было мне тогда… — задумался старик — годов 27 или 28. Но точно не 30, работал тогда капитаном-рулевым… Что смеешься? — спросил старик, заметив мою ухмылку, и продолжил: — Была такая должность капитан-рулевой: в одни руки по большой воде гонял катером плоты по Ветлуге-реке, а когда вода на убыль шла — другая работа находилась. Ну, так вот, в один день утром шел я на своем катерке в верховья Ветлуги за плотами. Весна! Настроение хорошее — душа поет! Сам знашь, как в такое время дышится: воздух как вино — его не дышать, а пить хочется. Кровь молодая бурлит… Иду себе потихоньку, дизелёк тарахтит. Туман утрешний над водой облаками стелется. Одним словом — красотища! И захожу я в очередной изгиб реки, а там…
Мать честная!!! Бычара, ну, лось значит, в реку заходит — переплыть на другой берег собиратся. Ветра-то нет, вот звук моего движка зверюга из-за поворота и не расслышал. Ох, и бык!!! Сколько ихнего брата перебил, а такого лосяры видать не приходилось: здоров — пудов за двадцать точно будет. А красивый какой: сам-то весь коричневый, а на передних ногах — прям как чулочки белые.
Как увидел его, в башке все помутилося — азарт меня разобрал. Прибавил обороты и на полном ходу на быка попёр. Ветлуга-то в том месте неширокая — тридцати метров не будет, вот лось и решил не ворочаться — поплыл, а может, подумал, что не сезон охоты, мол, не тронут его. А я сам как в зверя обратился, только про мясо думаю. Да только катер пусть и ходко бежит, но он же не торпеда. Вот лось, значит, и увернулся. Я сразу – "стоп машина" и "малый задний". К борту лося течением прибило, пытается он назад развернуться, а такой махине, как он, быстро это не сделать. Схватил я багор, что вдоль борта лежал, замахнулся и тут в глаза звериные посмотрел… А там — слезы! Пот холодный меня прошиб: как ведром воды ледяной окатило. Нет, думаю, не так должен бой свой последний бык лесной принимать! И так паскудно на душе у меня сделалось — не высказать! Боясь не успеть, дал "полный назад", а сам все на лося смотрю, не отрываясь. Видел, как, шатаясь, выбрался он на отмель и, не останавливаясь, пошел к лесу.
Никому я тогда про встречу эту не сказывал — стыдно за себя было. Только вот в том же году осенью, как время свободное выдалось, поспешил в лес с Дымкой, собачкой своей. До чего же умна она была: по мелочевке не шла — быстро отучил, только по крупняку работала. Чисто зверовая собака! Вот и слышу: взлаивает моя Дымка на одном месте, значит, лося крутит. Я такое по лаю сразу определяю. Короткими перебежками, чтоб не подшуметь, подбежал к тому месту и вижу: в осиннике хороший такой бык топчется. Дымка-умница вкруг него кружится и ходу ему не дает. Тут уж и я не сплошал, деревьями прикрываясь, неслышно подкрался на убойное расстояние и давай мушку своей ижевки под лопатку зверю подводить. И вот надо же, случилося такое: лося того в весенней реке вспомнил, и как слеза огромная из глаза его катилася! Опустил двустволку — не могу выстрелить и все тут. Сам, как дитя малое, заплакать готов. Гаркнул что было мочи быку: дескать, беги быстрей отсюдова! Сам развернулся и домой пошел. Пробовал и другие разы на охоту сходить, думал, отпустит… Ан нет — не отпустило: как только ружье на зверя какого навожу, сразу слезы лосиные вспоминаю, и руки сами собой опускаются… Понял я тогда: всё, шабаш – отохотился! Ружье продал, собаку в хорошие руки отдал. А ты говоришь "старый стал". Нет, парень, просто взял свое…
Выговорившись, старик замолчал. Молчал и я, потрясенный исповедью бывалого охотника. Понимал, что любое сказанное мною в данную минуту будет выглядеть нелепо. В это время электропоезд перед очередной станцией замедлил ход. Старик, посмотрев в окно, поднялся с сиденья:
— А вот и моя станция, выходить пора.
Перед тем, как скрыться в толпе, нежданный собеседник крепко пожал мне руку и на прощание сказал:
— Ну, ладно, бывай! А еще пожелаю тебе удачи охотничьей, но зверя бей в меру. Не жадничай, чтобы потом за алчность свою стыдно не было…