Но в этот раз речь – все же не о фильме, а о реальной женщине, живущей рядом с нами.
4 ноября 100 лет исполнилось Ефросинье Ивановне Перевозчиковой из Кабалуда. Век Ефросиньи…Звучит не менее красиво, не правда ли? И имя красивое, даже несмотря на то, что многие старинные имена вернулись все же из того времени. Девочек с этим именем было много сто лет назад. А у нас в Удмуртии их всех называли по-своему – Ефреч.
- Меня тоже в родительском доме называли Ефреч. А для мужа я стала Фросей, - вспоминает Ефросинья Ивановна.
Она родилась в тот самый год, когда в стране был голод, и особенно страшным он был в Поволжье. Всего несколькими годами раньше – в 1919-ом – страна перешла к новому стилю летоисчисления, и Новый год начали праздновать не после Рождества, а до него. А еще в том году был знаменитый Кронштадтский мятеж, о котором написано в учебниках истории. И академик Сахаров, о котором каждый из нас слышал, родился в 21-ом году.
О том, что в крестьянской семье родилась маленькая девочка, знала маленькая удмуртская деревня Мази, что была в составе Удинского сельсовета и в которой в ту пору было около восемнадцати дворов. Девочка росла. И так уж вышло, что все ее детство сопровождал голод. Известный всем историкам массовый голод 1932-33 годов Ефросинья Ивановна помнит хорошо. А еще она помнит голод 1936-37 годов, который не был таким массовым и жестоким. Голодное детство – это то, что приходит первым на ум Ефросинье Ивановне, когда о нем вспоминает.
- Кто-то в Сибирь от голода и нужды перебирался, кто- то – еще куда-то. Хлеба не было совсем. Помню к нам приехали на заготовку дров люди с Украины. Мы с братом (нас в семье было пятеро детей), наслышанные о том, что за работу в лесу приезжие дают двести граммов сухарей, решили наняться. Снега в лесу в тот год было очень много. Мы были еще детьми. Сил у нас нет, а деревья надо пилить, сучья рубить. И все это – по снегу, который по пояс. Обессилевшие, сели мы на елку и сидим плачем. Но когда свои сухари получили, вот было радости, - Ефросинья Ивановна заглядывает в самые глубины своей памяти.
Позже для нее началась работа в колхозе. В войну она продолжала жить в своей деревне и работать в колхозе. Она, как и все женщины и подростки деревни Мази, работала на самых разных участках – в поле, на ферме. Все тогда жили одними заботами. Надо было справляться с планами сдачи государству зерна, мяса, молока, шерсти. А в 42-ом началось строительство железной дороги Ижевск – Балезино, и Ефросинья Ивановна оказалась среди строителей этой дороги. Ничто ее не минуло, всю горечь войны она хлебнула сполна – столько же, сколько хлебнули все ее ровесники.
В 1946-ом Ефросинья Ивановна вышла замуж. Ее мужем стал Александр Перевозчиков, фронтовик из деревни Трифоново Тортымского сельсовета. С будущим своим мужем Ефросинья Ивановна познакомилась в Мази, куда Александр Кириллович приехал погостить к своей родной тетке. Вскоре после женитьбы молодая семья переехала в Кабалуд, в котором еще до войны был открыт лесопункт Кезского леспромхоза.
Кабалудский лесопункт не отказался от двух пар надежных рабочих рук. Люди от земли, привычные к тяжелому труду, и в лесном производстве не были лишними. Муж Ефросиньи Ивановны устроился шофером, позже он работал заведующим гаражом. А сама Ефросинья Ивановна стала штабелёвщиком древесины.
- Всю жизнь катала бревна. Это тяжелая работа – катать и укладывать бревна в штабеля. Как сказал Бог: "В поте лица ты будешь есть свой хлеб". Куда деваться? Есть хотелось, а образование - всего четыре класса, - говорит Ефросинья Ивановна.
Так она и работала до самой пенсии штабелёвщиком. Физический труд на свежем воздухе, без сомнения, закалил, помножил в разы природную стойкость, терпеливость, настойчивость нашей героини.
В семье друг за другом появилось четверо детей. Уставшая после тяжелой смены мама окуналась с головой в заботы своей большой семьи и большого хозяйства. По старой крестьянской привычке Ефросинья Ивановна и Александр Кириллович всегда держали корову, что, конечно же, и облегчало жизнь семьи, и усложняло.
Не имея никаких льготных преимуществ, в пятьдесят пять Ефросинья Ивановна вышла на пенсию. С 76-го года она находится на заслуженном отдыхе. Похоронила мужа, дочь и сына. Сына похоронила в нынешнем ноябре.
- Одна дочь живет в Ленинграде, еще одна – в Сарапуле. Первая дочь у меня умерла давно, а сына сейчас не стало. Очень тяжело болел, тяжело уходил. Это очень больно – хоронить своих детей. Каждый день реву. Но реви – не реви, не вернешь ничего и никого, - говорит Ефросинья Ивановна, и на глазах ее выступают слезы. Жить в покое в окружении близких – главный подарок для человека, дожившего до векового юбилея. К сожалению, судьба распоряжается своими подарками по ее собственному усмотрению.
Она живет с семьей покойного теперь уже сына в заботе и уважении. Признается, что по дому уже мало что делает: курицам еду готовит, посуду моет, летом в огороде немного полола. Пусть с палкой, но еще выходит на улицу. В медпункт ходит сама.
- Долго тянется день. Не рукодельничаю. Читать – уже не вижу. Телевизор давно не смотрю. Много думаю – времени на это у меня теперь хватает. О чем думаю? Да обо всем: о жизни думаю, о том, как прошла она. Иногда песни пою, которые на ум вдруг приходят. И русские пою, и удмуртские. О чем пою? Даже не знаю. Обо всем пою.
Ефросинья Ивановна признается, что в молодости очень любила петь. По ее словам, "много пела, много улыбалась, ни с кем не ругалась". А еще она говорит о своем умении никогда не обижаться. Говорит, что старалась не помнить обид, потому что так легче живется. "Может, и обижали порой, я не обижалась", - вспоминает она.
Из того, что утрачено ею ближе к столетию, Ефросинья Ивановна называет способность удивляться. Так и говорит: "Я ничему уже не удивляюсь". Наверное, так угасает жизнь в человеке. Умение удивляться – это признак того, что человек еще не устал.
- Никого из подруг, никого из братьев и сестер моих уже нет в живых. От людей стыдно, что так долго живу на свете. Может, из-за каких-то грехов так долго живу? Людям - на смех, богу – на грех, - говорит Ефросинья Ивановна, вспоминая заодно, что отец ее умер в 92 года, а мать – в 86.
Да, она не припоминает, чтобы за всю жизнь хоть раз серьезно болела - на больничной койке точно ни разу не лежала. И все же не было никаких предпосылок, по ее мнению, что она доживет до ста лет. Секрет долголетия? Для самой Ефросиньи Ивановны – это тоже загадка. Возможно, как раз в том и отгадка этой загадки, о чем она говорила, – в том, что много улыбалась, редко обижалась? Ведь когда-то один мудрец сказал, что мы не живем много, потому что не радуемся много.
Лицо Ефросиньи Ивановны то и дело озаряет улыбка. И хочется улыбаться в ответ улыбке столетнего человека. Улыбке, которая живет, несмотря на усталость, несмотря на все потери и даже несмотря на то, что человек уже не может ничему удивляться.