Почему не будет праздноваться Пасха, и по какой такой причине, никто толком объяснить не мог. И лишь старухи, приходящие за хлебом в сельский магазин, попав в окружение баб, вещали, что праздновать надо, ничего предосудительного здесь нет. А затем, меняли свое мнение и начинали ссылаться на то, что на дворе Советская власть и ей, дескать, виднее, праздновать или не праздновать. Одним словом, даже старухи, многое повидавшие на своем веку сомневались, будет ли в этом году праздноваться один из самых великих и почитаемых церковью праздников. А больше не у кого было спросить, церкви в нашем селе не было, не было ее и в районном городе Борзя. А те, что сохранились в дальних деревнях и селах, к примеру, Курунзулае и Кондуе были закрыты, поэтому пустовали и постепенно приходили в негодность. И заволновался, запереживал сельский люд, в особенности волновались бабы, ведь им, если будет праздноваться Пасха, надо загодя холодец сварить, яйца покрасить. Опять же куличи и прочую сопутствующую каждому празднику выпечку испечь. А если не будет отмечаться Пасха, то, как быть тогда. Тревожнее всего было ребятишкам, ведь для них, для сельских девчонок и мальчишек праздник Пасхи это, прежде всего веселая забава, чоканье яйцами. И вот на тебе, Пасхи не будет, да как же так-то, а?
ЗАГАДОЧНЫЕ ПОРОШКИ
В эти тревожные предпраздничные дни добралась до нашего села посылка от бабушки Мили, что проживала в селе Чиндант. Мать нашего отца, то есть наша бабушка время от времени ездила в Азербайджан, где в городе Баку проживала ее младшая сестра Серафима. И вот после очередного гощения, вернувшись домой, бабушка отправила нам с оказией посылку. В старой, матерчатой сумке было три, увенчанных коронкой соцветия, граната, мятные пряники и россыпь шоколадных конфет. Но не сладости и заморские фрукты привлекли наше внимание, а четыре небольших, скрученных из газетного листа, кулечка с разноцветными порошками.
- Синька это, - внимательно осмотрев содержимое кулька, пришел к выводу старший брат, Андрей. - Там-то синька,- бросив взгляд на пакетик с синим порошком в руках брата, согласился я, и в свою очередь, показал всем кулечек с красным порошком, - а здесь что?
Ничего не ответил на мой вопрос принимающий участие в разборе посылки младший брат Алешка, откусив кусочек от мятного пряника, он положил его на стол и, следуя нашему примеру, развернул очередной газетный кулечек, из которого на скатерть просыпался тёмно-зелёный порошок. Для чего и для какой такой хозяйственной надобности понадобились матери эти загадочные порошки, мы не знали. Мы вытряхнули содержимое сумки на стол и на самом ее дне обнаружили конверт с письмом. В первых строках своего письма бабушка извещала нас о том, что они с дедом, слава богу, живы и здоровы чего и нам желают, кратко сообщала об изменениях в жизни родных и близких. И наконец, обращаясь к матери, сообщала, что еще на прошлой неделе получила от нее письмо и советовала, чтобы та не "казнилась" попусту, а начинала готовиться к празднику Пасхи. А дальше, то ли от волнения или перепада давления, которым страдала бабушка, подчерк в письме пошел неразборчивым, и что самое интересное, пошел он в том месте, где бабушка объясняла матери употребление этих самых загадочных порошков. Передавая письмо из рук в руки, мы попытались по очереди прочитать написанное, но, увы и ах, ничего толком прочесть не могли. И бабушкино письмо, чего раньше никогда не случалось, стало для нас таким же загадочным и таинственным, как египетские письмена для начинающих археологов. Устав от безрезультатных попыток прочесть письмо и тем самым разгадать тайну порошков, мы отложили конверт в сторону и решили дождаться прихода матери, только она сможет пролить свет на всю эту загадочную историю.
От праздных размышлений меня отвлекает радостный крик младшего брата: соскочив со стула, Алешка хватает письмо и бежит в кухню где, приветливо улыбаясь, стоит, расстёгивая телогрейку, мать. Едва скользнув по письму глазами, она просит показать ей присланные бабушкой порошки. Заглянув в каждый из кулечков, заявляет, что они предназначены для покраски яиц. Ну, теперь явно дело пойдет по другому и особых хлопот с окраской яиц не возникнет.
- Мам, - собирая в пачку кулечки с порошком и перехватывая их резинкой, бросаю в сторону матери мимолетный взгляд, - бабушка пишет, что надо готовиться к Пасхе, мы-то готовится, будем?
- Ой, не знаю, ребятишки, - мать, присев на табурет, подхватила стоящего рядом с ней Алешку и усадила его к себе на колени, - бабушка одно пишет, в деревне говорят другое. А ну как не станут Пасху отмечать и что тогда?
- В колхозную контору тебе надо сходить, - деловито предлагает Андрей, - поинтересоваться, может, что дельное скажут.
- Ничего они не скажут, - категорично заявляет мать и начинает на коленях из стороны в сторону покачивать младшего брата, - праздник-то церковный, не государственный, откуда в правлении колхоза могут знать, праздновать или не праздновать.
- Тогда в сельсовет сходи, - наставительно предлагает брат, у нас с Андреем разница в возрасте, на один год и два месяца. Вот он и зазнается, чувствует себя старше и в свои двенадцать лет начинает говорить с матерью как взрослый, нарочно сгущая голос.
- Не пойду никуда, - отмахнулась рукой мать - если будут отмечать, так узнаем, а нет, так ничего страшного с вами не доспеется, посидите дома. Разговор окончен, опять ничего не ясно, и ситуация становится еще запутанней. А, между прочим, сегодня уже пятница, завтра суббота, а послезавтра праздник Пасхи. Присев рядом с матерью на свободный табурет с тоской смотрю на оконное стекло. Лучи заходящего солнца горят на его поверхности теплыми, оранжевыми бликами, и их мягкий свет отражается в уставших глазах матери. Уткнувшись носом в макушку уснувшего на ее руках Алешки, мать вдыхает запах его волос и все также задумчиво и равномерно раскачивается из стороны в сторону. Густеет и разливается по кухне сонная тишина, даже говорить не хочется: так хорошо, когда все вместе и мама рядом.
ВЕРИЛА, НЕСМОТРЯ НЕ НА ЧТО
Ближе к сумеркам была истоплена баня и мать, вооружившись ножницами, стрижёт всех нас, аккуратно отцовой бритвой равняет каждому из сыновей виски и делает окантовку на шее. Уже пострижены и сходили в баню отец с Алешкой, вернулся красный, распаренный от банного жара Андрей. Наступает моя очередь, принимая из рук матери сверток с одеждой ловлю на себе ее нежный, материнский взгляд. Скользнув ладонью по моему русому чубу, она еще раз внимательно осматривает голову, ровно ли постригла, не допустила ли где огреха? Довольная своей работой, присела на стул и, сложив на коленях натруженные руки, молвила тихо: " Ну все, беги, мойся". Зимовье и баня у нас построены на особицу, отец сделал так, что обе постройки находятся под одной крышей. Вот только зимовье занимает больше места, и из него через низкую дверцу можно попасть в небольшую, пропахшую дымком и березовыми вениками баньку. В летнее время очень удобно: выскочишь распаренный, истомленный банным жаром из баньки и упадешь на стоящую в зимовье кровать. А уж позднее, отдохнув и придя в себя, можно присесть к столу да напиться от души горячего чаю. В зимнее время зимовье пустует, здесь стоит деревянная бочка с квашеной капустой, железные противни с котлетами и заготовленными впрок пельменями. Проходя мимо бочки, черпаю из нее щепотку капусты и пихаю в рот, мгновенно во рту растекается кисло - сладкий вкус: "М-м-м, вкуснотища!". А в бане на печной плите стоит большая, эмалированная кастрюля, белыми бурунами кипит в ней варево, и в раскаленном воздухе, перебивая запах березового листа и дыма, которым пропитаны бревенчатые стены, стоит ни с чем несравнимый аромат разваренного мяса и костей- варится холодец. Присев на банный полог, стаскиваю с себя рубаху и беру в руки кусок розового земляничного мыла. Грусть разливается в душе: впервые готовимся к празднику даже не зная, будет ли он отмечаться. А раньше все было по-другому: в субботний вечер предпраздничная суета охватывала всех нас, каждому находилось дело, отец наводил порядок во дворе, мать суетилась по дому стараясь завершить все незаконченные перед Пасхой дела. А дел было очень много, уже оставались позади самые тяжелые работы побелка, стирка, предпраздничная уборка в доме, а впереди баня и приготовление пасхальных блюд. Все это требовало времени, вот и металась по дому мать: нужно постричь, нужно сварить, помыть, убрать, приготовить. Мы - ребятишки тоже не оставались в стороне и по мере сил и возможностей помогали родителям. А ныне все не так, мать втихомолку готовится к Пасхе, а на людях делает вид, будто ей все равно, будет ли отмечаться праздник или нет. А все потому, что она боится в богомолки попасть, стыдно в наше советское время быть верующим человеком и верить в то, чего нет. Говорят, Бога нет, а мама верит, что есть, вот только скрывает свою веру от всех и мечтает приобрести церковный крестик, да где его приобретешь, крестик-то? Церквей поблизости нет, все порушены…
ЕСЛИ БУДУТ ПРАЗДНОВАТЬ…
Сидя на банном полке, чувствую, как раскаленный воздух обжигает легкие. Ну и жара, папаша, невзирая на то, что на дворе плюсовая температура, постарался и так натопил баню, что даже эмалированная ручка стоящего на полке ковша обжигает руку, мыться приходится на полу, тут прохладнее. А дома к моему приезду на столе стояли четыре банки с цветной водой и лежали бабушкины кулечки, те самые в которых были порошки.
- Уже помылся? - подошедшая мать поставила на стол кастрюлю с вареными яйцами и окинула нас взглядом, в ее глазах плескалась радость и скрытая тревога, - ну, ребятишки, начинайте.
Подхватывая ложками горячие, исходящие парком яйца бережно опускаем их на дно банок. Мать садится на стул и с интересом наблюдает за всем происходящим, доселе никто в нашем селе не красил яйца порошками, вот она и переживает, боится, что не получится. Проходит минута, другая, все в трепетном ожидании, наконец, мать берет ложку и опускает ее в бордовую жидкость, на свет под наши восторженные вопли, появляется яйцо. Ну, какое это яйцо, оно алое как утренняя заря! Опережая друг друга, хватаем ложки и вынимаем из банок яйца, которые аккуратно раскладываем на расстеленное матерью кухонное полотенце. Радости нет предела: яйца разной окраски, синие, красные, желтые и тёмно-зелёные, просушиваясь на полотенце, пестрят яркой палитрой красок и радуют глаз.
- Это вам не луковая шелуха! - радуемся мы и закладываем в банки новую партию горячих яиц. Лицо мамы озаряет теплый внутренний свет, такое бывает с ней, когда в ее душе разливается скрытая радость. Человек она добрый, открытый, поэтому не может не поделиться с нами своим счастьем и, обведя нас восторженным взглядом, говорит радостно:
- Ой, ребятишки, если завтра будут Пасху праздновать, так народ диву дастся, где скажут, ребятишки такие бравые яйца взяли, чем красили?
ХРИСТОС ВОСКРЕС – ВОИСТИНУ ВОСКРЕС!
А утром она наотрез отказалась выпускать нас из дома и, увидев набрякшие в моих глазах слезы, миролюбиво добавила:
- Ну куда вы сейчас побежите? Глянь в окошко, ведь еще никого нет на улице. Еще неизвестно, празднуют Пасху или нет, а вы побежите, опозоритесь да и только, посидите пока дома.
Полные горечи и обиды на мать, молчком занимаем свои места у накрытого стола. Стоя у электрического самовара, мать разливает по кружкам чай и поглядывает на нас добрыми все понимающими глазами, ей жалко нас и, тем не менее, опасаясь сплетен со стороны соседей, она не решается выпустить нас на улицу. Праздничное настроение медленно угасает, а мы – то, дураки, обрадовались, яйца покрасили и все ради чего: чтобы весь этот день просидеть дома? Мать, разлив чай, присаживается на стул и вновь обводит нас своим взглядом, она понимает наше расстройство, наши переживания, ей хочется поддержать нас, но как?
- Ничего, мои, - говорит она, пододвигая к себе блюдце с куличом, и безжалостно режет его на части - позванивая, падают на блюдце кусочки белой глазури, - подождите немного, отец убежал в разведку. Сейчас вернется, и узнаем, празднуют Пасху или нет. Ну, даже и это известие не радует нас, уж я - то знаю нашего папашу, как же, вернется он скоро!.. Все мужики в праздничные дни по людям с женами ходят, а этот сейчас начнет по селу хлестаться, поздравлять наших старух с праздником, всю родню обежит, всех поздравит. И к тете Люсе забежит, к тете Вале заглянет, бабку Прасковью, живущую на окраине села, навестит, и постепенно доберется до материных родителей, то есть наших деда с бабкой. И не ради рюмки бегает, а просто так, чтобы показать всем какой он быстрый на ногу.
ТЕЛЕВИЗОР НАМ В ПОМОЩЬ
- Ой, ребятишки, - заполошно спохватилась мать и поднялась из-за стола, - если Пасху празднуют, то должны, поди, по новостям показывать?
Расплескав кружку с чаем, выскакиваю из-за стола, но уже поздно: Алешка уже у транзистора и нажимает ручонкой на клавишу пускателя. Щелкнула клавиша, и загудел транзистор, через пару секунд засветился выпуклый чёрно-белый экран телевизора. А там - церковное Богослужение, среди облаченных в ризы патриархов выделяется в белом, с расшитыми золотом серафимами куколе патриарх Московский Алексий Второй.
- Кажется, празднуют? - обрадовано, что теперь можно бежать на улицу, обращаюсь к матери, но та, вглядываясь во все происходящее на экране телевизора, роняет строго:
- Подожди, может это простое Богослужение.
Ну, вот песнопения умолкли и патриарх, обращаясь к верующим, торжественно произнес: "Христос Воскресе!" Нам, ребятишкам, воспитанным в советскую эпоху, еще был не ведом смысл этих слов и, тем не менее, сердце захлебнулось радостью: "Ура – а!!!" - празднуют, празднуют Пасху, а это значит, что можно выбирать биток и бежать на улицу к друзьям.
- Воистину Воскресе, - прошептала мать и закрыла лицо рукой, а нам и невдомек было, что стесняясь, она прячет от нас нахлынувшие от волнения и радости слезы. - Христос Воскресе! - провозгласил во второй раз патриарх, и заиграла на его груди иглами лучиками панагия и всколыхнулись стоящие внутри храма верующие, закрестились, закланялись и ответно разнеслось под сводами храма Божьего: "Воистину Воскресе!"
- Христос Воскресе! - в третий раз провозгласил патриарх и его голос сквозь десятилетия и прожитые годы звучит в моей памяти в праздник Светлого Христова Воскресения.
- Воистину Воскресе! - неизменно отвечаю я, стоя на всенощном пасхальном Богослужении и смотрю на русые головы своих, стоящих под сводами нашей Борзинской церкви имени преподобного Сергия Радонежского сыновей, держащих в руках зажжённые свечи. Пройдут годы, и они приведут на пасхальное Богослужение своих детей, моих внуков. Ведь Пасха - это праздник, который нельзя запретить, а если и запретят, то его все равно будут праздновать тайно, так как велико для всех христиан его значение. Это праздник, который будет праздноваться до скончания рода человеческого, ради которого, отстрадав на кресте, Христос попрал смерть и подарил верующим в него жизнь вечную! С праздником Пасхи!
В основу повести положены события из разных лет жизни автора.