Мой дедушка, Парфешкин Яков Михайлович, был младшим офицером царской армии. Революция прервала его карьеру. Он никогда не участвовал в белом движении, но это не гарантировало ему свободу и даже жизнь. Как известно, в те послереволюционные годы против всех представителей царского режима действовал "красный террор". Поэтому, как многие бывшие военные, он со своей молодой женой, моей бабушкой Шуравиной Натальей Александровной, был вынужден бежать из страны. Выбран был русский город Харбин на северо-востоке Китая. Добирались поездами, в неотапливаемых вагонах, которые могли сутками стоять на запасных путях. Часто поезда обыскивались, при проверке документов пассажиров могли задержать для допросов, после которых некоторые не возвращались. Питались тем, что могли добыть в обмен на вещи, деньги были не в ходу.
Но до Харбина Яков и Наташа (буду называть их по имени) не доехали. Наступила зима, многие болели, голодали. Тяжело больных снимали с поезда. Вынуждено сошли на неизвестной станции и мои родные. Это оказалась Бурла. Наташа вспоминала, что, выйдя из вагона, она в своих ботиночках и тонких чулочках сразу же провалилась в сугроб. Первое, что Яков сделал - поменял эти самые ботиночки на валенки для больной жены.
Как и почему они оказались в казахском ауле, я не знаю. Но Наташа объясняла коротко – прятались. Но дорогу в аул Кинерал она помнила. Ехали на лошади в санной повозке, ей казалось очень долго. Она позже удивлялась, что от Бурлы это совсем недалеко. В то время аул Кинерал относился к Славгородскому округу Сибирского края, это было небольшое селение, около ста дворов. Казахи- скотоводы жили натуральным хозяйством, не бедствовали.
Свободного жилья в ауле не оказалось. Приютил беглецов зажиточный бай. Он неплохо говорил по-русски. Но размещать больных людей со своей семьёй не стал, предложил отапливаемое помещение в большой кошаре, которое служило яслями для новорожденных ягнят. Спали Яков и Наташа на большом набитом сеном матрасе, покрытом овечьими шкурами. В ауле многие знали о беженцах, помогали чем могли. Иногда молча, не говоря ни слова, приносили продукты, оставляли у порога и уходили. Яков сразу же пошел работать. Он быстро научился выделывать овечьи шкуры и валять валенки. За больной Наташей ухаживала одна из молодых казашек, лечила отварами из трав. Она была очень приветлива, что-то рассказывала на своем языке и общалась так, как будто ей это приносило удовольствие.
Грамотных людей в ауле было немного. К Якову, который очень быстро освоил казахский язык, местные жители часто обращались с просьбами написать письмо, составить прошение или оформить какие-то деловые бумаги. Он также и читал всё, что приносили: письма, газеты, официальные бумаги, а иногда и книги. Неграмотных молодых парней учил читать по книгам, которые те где-то находили.
Аул жил дружно. Семью Парфешкиных считали своими, приглашали на семейные и национальные праздники. Ситуация изменилась после коллективизации, в Кинерале создали колхоз "Жанааул". Жить в новых условиях более зажиточные семьи казахов не смогли или не захотели. Некоторые покинули селение, в том числе и гостеприимный хозяин моих родных. Колхоз долгое время был формальным, председатели менялись, казахи предпочитали заниматься личным хозяйством. Все колхозные бухгалтерские дела поручили вести Якову. Работать официально было небезопасно, поэтому он отказался, но всегда помогал всем, кто обращался.
К тому времени Яков отремонтировал брошенную избу, завел свой двор. Он многому научился у казахов, вскоре он стал лучшим печником в ауле. Из выделанных овечьих шкур вручную шил тулупы и женские шубки. Этим зарабатывал на жизнь.
Вскоре родился сын, назвали Евгением. Через четыре года – дочь Зоя. Дети росли, родными были русский и казахский языки. Как и все дети аула много времени проводили на природе и среди животных. Наташа всегда находила чем угостить соседских детей и учила их русскому языку. Эту дружбу они сохранили на долгие годы. Помню, когда много лет спустя, к моей маме Зое приезжали подруги из Жанааула, они долго щебетали, общаясь на казахском. Мне очень нравилось их слушать, казалось, что они именно ЩЕБЕЧУТ, так я воспринимала казахскую речь. Мамины гостьи приезжали с гостинцами. До сих пор помню вкус кирчиков и коспы.
Парфёшкины покинули Кинерал, когда детям пришло время идти в школу. Но и дедушка, и бабушка, и моя мама Зоя всю свою жизнь с благодарность вспоминали то время, когда жили в ауле. Было всё: и нужда, и голод, и болезни. Но именно в этом ауле, среди казахов их семья выжила, окрепла и приобрела покой. Деликатность, с которой казахи относились к беженцам, поражала, они никогда ни о чем не распрашивали, не интересовались прошлым. Просто видели, что люди нуждаются в помощи, и помогали. Доброжелательный и по-своему очень мудрый народ.
В своем рассказе я не назвала ни одной фамилии. Во-первых, боюсь ошибиться, во-вторых, это не главное. Я хочу ещё раз с благодарность вспомнить всех представителей казахского народа, от которых в то далёкое время зависела свобода, а может быть, и жизнь моих родных бабушки и дедушки, а потом и мамы.
(Продолжение следует).
Фото из Российского архива.