"Старообрядцы - народ серьёзный, "степенный"
В 1914 г. в некоторых селениях не давали квартир для школ и учительниц и ходатайствовали перед земством о переводе школ в другое место, но за последнее время и в этом деле „нечистый взял своё": большинство старообрядцев отдают детей в „земские” школы, да и вся-то жизнь их изменяется против их желания. Часто приходится слышать такие характерные сетования стариков - истых старообрядцев: „Нонче совсем не то, што прежде, кода мы перед старшими боялись слово молвить, а не то што-нибудь другое, а нонче совсем никуда не годится жись. Вон намедни в праздник пришол у меня сын, едак выпивши, ни назвал ни тятя, ни мама, а говорит, нужно купить самовар! А то пригласить товарищей нельзя - нет самовара. Што ты думашь? Ввечеру принёс откуда-то самовар и углей, загрел ево, пригласил пареньков разных целу избу, накурили - што твой ад! Покачали мы со своей старухой головой, ну, ну. но ничево не поделать, а потом, брат-ты мой, пришлось купить свой самовар, мы и не касаимся ево, как хочет сам. Подумай-ка! Сами-то мы не только чай пить, а и воды то кипячёной не пивали никода, да!"
Со старообрядцами приходится биться не только учителям, но и администрации. Призывной возраст старообрядцев волостным властям приходится записывать по своему усмотрению, „на глаз", а для „прилику" вызовут их в волостное правление или спросят односельчан: не помнит ли кто из деревни, когда родился „сын-от у Ивана Михайлова". "Он мому-то Терёхе ровесник, а сё щи гулят, а мой-от служит давным-давно". И так как точных записей о рождении их не имеется, то старообрядцы попадают на военную службу или раньше, или позже призывного возраста.
Так или иначе, а старообрядцы народ серьёзный, „степенный". В общем, они похитрей православных, а временами бывают и подобрей. Они особенно любят подавать „потайную", „тайную" милостыню, для чего в их домах прорублены маленькие „слуховые" окошечки, из которых и подают милостыню, а иногда и разговаривают с подошедшими.
Православные, считая свою веру „боле правильной", иногда упрекают иноверцев: „у, еретик едакий!“ Бывало, разноверцы „жарили" друг друга еретиками, но обычно „из рамок не выходили". В общем, отношения между теми и другими миролюбивые, но, конечно, каждый к своим относится доверчивее и добрее.
Верования в священные места и святые иконы
Все свои душевные „тяготы" население облегчает покаянием: православные — в церкви перед священником, поморы — каются избранному старику, спасовцы не перед лицом, а пред образом Спасителя. „Как-то лехко делатся, точно тяжесь каку свалишь с плеч опосля исповеди-то!" Ковернино, как и окружающие его селения, сохраняет верования в священные места и святые иконы. В трёх верстах от Ковернина, рядом с деревней Беляево, на месте, где находилась церковь села Сорокина, - старики же говорят, что на том месте, где погрузился монастырь, который раскольники считают своим, а „великорасейские" (православные) своим, - в настоящее время находится сосновая роща, а в ней начата усердием старообрядцев и заброшена (недостроена) каменная часовенка.
Эту рощу, выросшую на месте, удобренном человеческими телами (кладбище), с признаками могил считают святым местом. Несколько знакомых говорили мне, что по ночам „на Христов день”, „о Христове дне" (Пасха) видели яркое горение свечи и сияние и слышали пение подземное, „только один тон (мелодия), а слова не разобрать". С Пасхи „до Вознесенья дня" с вечера на ночь ходят „значительно" (много) из православных и старообрядцев (преимущественно женщины) в эту рощу молиться Богу. „Набожные" жгут свечки, читают и поют пасхальные стихи, берут песок с могил „гля разных болестей", водят и „кликуш" туда же. „Другой рас одну кликушу тащат силом человек шесь. Иная кликуша за версту кричит. Ни одна не доедят, штобы ни покричать. На могилках выкликивают имена, примерно: „Пахомий" али ищё как, все крестятся, тут иё корёжит. Потом успокаивается (кликуша) и уснёт тут, и храпит, посля будьто поправляется".
В полуверсте от Ковернина находится деревня Рыбная; старики говорят, что „Беляевски монахи рыбачили, ловили рыбу в заводи, котора существует и теперь, около деревни, но иё затянуло грязью, а рыбёшка-то всё-таки и топерь есь, а где топерь постройка (дома), было озеро, и катались на лодке". Можно и поверить приведённой легенде, так как в деревне Рыбной грязно, да и пробраться в её из Ковернина по плохо устроенным лавам через болото, никогда не высыхающее, представляет большую трудность.
Ежегодно, в Николин день (9 мая), в Ковернино приносят „чудотворную" Иерусалимскую Б. М. из Кривоозерского монастыря (50 вёрст от Ковернина), как раз в то время, когда крестьяне „слободные". Встреча этой иконы очень торжественна. Многие из Ковернина и „окольных" деревень за 2 - 4 версты ходят в монастырь и оттуда несут „Иё, Матушку Царицу Небесну" посменно. Около Ковернина встречают её с крестным ходом, приходят навстречу - вёрст за 10 и „боле" (дальше) в самых „што ни на есь луччих" нарядах (пёстрых, ярких). Обычно в это время бывает очень сухо и поднимается пыль, что называется, столбом. Икону носят по Ковернину и окрестным селениям до 15 июля, берут её в деревню с вечера и делают „наряд", „скликают" за „всяночну". В деревнях в большинстве случаев не находится в домах помещения для иконы, а поэтому её „стазят" в большом сарае, в котором служат „всяночно“ и молебны. По какому селению она „ходит", в тот день там не работают. Настроение в это время у крестьян праздничное, ходят нарядные, после молебствия „прикладываются” (целуют икону) и кладут „приклад", „жертву" на икону (холст, полотенце, лён, нитки и т. п.). Когда она „обходит" весь приход, её уносят в другое место; провожать собирается уже немного народа.
Встречая икону в чужой деревне, крестьяне относятся к ней далеко не так внимательно, как тогда, когда принимают у себя. Приходилось не раз наблюдать: несут икону, мужики крестятся, но по своим делам продолжают матерщиться; когда жёны останавливают замечанием: „Не ругайся, дурак, перексти образину-то свою, али не видишь, што Божу-то мать несут", мужик моментально снимает фуражку и крестится, но потом оправдывается: „Она у нас была, это не в Раково несут" (не в его деревню).
Приносят ещё другую икону, Тихвинскую Б. М. из Высоковского единоверческого монастыря, но не так почитают её, как первую. Берут (принимают) её и великороссийские, но попы православные противятся этому.
Не помню, в каком году приносили в Ковернино большой "чудотворный" (чёрный) крест из с. Пуреха Нижегородской губ. (85 в. от Ковернина). Этот крест „чажолый, старинной, встают под его (носят его) 20 человек".
В 12 верстах от Ковернина находится с. Скоробогатово; в народе оно зовётся старым селом и почему-то, хотя и изредка, но называется "Старой Богородицей". В Троицын день из Ковернина ходят туда гулять на праздник; спросишь: „Где был?" - „Да у Старой Богородицы“. В этом селе существует деревянная церковь, построенная в 1782 г., шатрообразного вида, из толстых брёвен, обита тесом и окрашена в тёмно-серый цвет. „В 1863 г., 3 мая, при поправке означенной церкви, во время копания земли для фундамента, под алтарём был найден в сгнившем гробе усопший в монашеском одеянии. Считая эти останки за святые мощи, прихожане, не исключая и раскольников, в большом количестве стекались на поклонение мнимой святыне, раскольники совершали богомоления по своим рукописным тетрадкам, и даже приходил народ из далёких сторон. По распоряжению епархиального начальства особою комиссией произведено было двукратное изследование о сём происшествии. В указе Костромской духовной консистории, последовавшем 25 октября 1865 г. за № 9916, изложено было следующее заключение по данному прописанному обстоятельству: "1) найденные под церковью останки неизвестного инока признать обыкновенными останками смертного, не имеющими никаких признаков святости; 2) в возбуждении и распространении народного волнения признать главными виновниками тех лиц, которые при следствиях оказались таковыми; 3) незаконное действие священника Квинтилиана Крылова и дьячка Алексея Крылова, состоявших в открытом и прямом потворстве народному суеверию, за смертию сих лиц, оставить без последствий; 4) обязать подпиской священно- и церковнослужителей с. Скоробогатова всячески противодействовать суеверию по поводу зарытых под церковью и истлевших костей неизвестного инока."
(Взято из церк.-прих. летописи Благовещенской церкви с. Скоробогатова, копия коей находится в арх. Костр. Науч. О-ва).
Об этих „мощах" писал мне, м. пр., учитель с. Скоробогатова Н. в 1916 г. следующее: „Изследование мощей производили, по словам старожилов, исправник, становой и благочинный. Гроб с останками зарыты под церковью и залиты извёсткой. До ремонта под церковью, когда поднимали - выжара- вливали церковь, пока немой плотник не дорылся до гроба, никому не снилось о мощах. Немой плотник, когда докопался до гроба, мимикой обленил, указывая на солнце, что от гроба сильно светило. Гроб из ямы подняли, тело из гроба вынули и положили на землю, и оно лежало почти день до нового гроба. Тело, как только вынули из гроба, будто бы было белое, потом стало темнеть. Верующие в святость найденного тела объясняют, что потемнело тело оттого, что к нему прикасались недостойные. Умерший был монах, в священническом облачении и в одеянии из власяницы. Будто бы волостной писарь с покойника снял нательный крест, и за этот поступок его мучило, чуть ли он не болел. Тотчас распространился по окрестности слух о найденных мощах. Потянулись вереницы молящихся. Порченые „кликуши" ещё далеко до села начинали будто бы сильно кричать и корчиться. „Большую" кликушу Ольгу Родионову с трудом будто бы шесть мужиков могли водить и держать на могиле. Одна из кликуш, когда её ломало, крикнула: „Митрофан!". Тогда народ стал молиться св. Митрофанию. Св. о. Квинтилиан, по просьбе молящихся, по ночам читал и даже пел молебны, за что был судим и присуждён к наказанию. Молящихся, говорят, в то время было очень много. В святость найденного тела веровали и сейчас веруют, кажется, все крестьяне, ближайшие к Скоробогатову. Веруют не только православные, но даже и раскольники. Больше всего молятся под церковью летом, от Пасхи до Троицына дня, во время богослужений". * (Письмо хранится в архиве Костр. Научн. О-ва).
Мне самому пришлось слышать от стариков, „што это доподлинно святой монах, но начальсво ево не знат, кто он такой, ну и зарыли; был бы свой, "их" человек, тода признали бы мощи дейсвительными. Волосной писарь брался за святое тело своим грязным рукам, ну и почернело тело". Видал я и место, где зарыты „мощи": в подполье, под алтарём, темно, стоит аналой, заметны признаки копания земли, „гля пользительности от разных болестей", и видна могильная насыпь, а с улицы маленькое отверстие (окошечко), в которое опускают яйца и деньги.
В 1914 году мне пришлось слышать о появлении других "мощей", в с. Троица-Крутцы в 24 вер. от Ковернина. Под алтарём церкви, однотипной со Скоробогатовской (церковь построена в 1781 году), богомольцы замечали, что „растёт могила" (поднималась). Народ „валом валил". Одни бросали работы, а другие с нетерпением ждали праздничных дней и шли посмотреть в подпольное окошечко на „святую" могилу. Немало было рассказов: „видила матка, видила своим очам могилу, и она всё делатса боле и боле", или „уж делатса светле на могиле-то, уж это верно, милая, што праведный человек похоронен”. Некоторые посещающие отгрызали щепочки от теса около подпольного окошечка „гля исцеления зубов", доставали „песочку" с могилы. Говорили про три исцеления в ближайших селениях. Всему этому было сделано расследование, после которого священника этой церкви уволили, окошечко подпольное заколотили и поклонение „ростугцей" могиле закончилось.
В восьми верстах от Ковернина, между деревень Раково и Трифоно, в одной или полуверсте от с. Ключей есть толстая сосна, „обхвата в три"; „на Христов день свеча горит на ей". Старушки ходят молиться к этой сосне с Пасхи до Вознесенья. Такая же сосна существует у деревни Рыбной, в одной версте от Ковернина. Старики сказывали, что и на этой сосне горела свеча на Христов день, и будто под сосной клад золота - „дискыть зарыто разбойниками"; в настоящее время к этой сосне ходят „ребятишки" гулять, „а моленья не бывает".
Около Ковернина, в полях, „на роздорожьях“, стоят деревянные кресты разных видов (есть довольно оригинальные); некоторые имеют вид часовенки, с прикреплёнными на них деревянными иконками и маленькими медными образками. Ставят их для того, чтобы каждый мог перекститься и этим предохранить себя от демонской силы, ставят и по обещанию. По верованию народа, на перекрёстках, при раздорожьях бывают несчастья; эти приметы - обычаи староверские, но верят в них и православные. Кресты ставят тайно по ночам. Встречаются кресты и на воротах при въезде в деревню, при входе в дома и сараи.
Кладбища устроены около церквей и разбросаны по полям и лесам (последние - старообрядческие). На могилах ставят кресты, большей частью самой простой формы - столбушек с конусной покрышкой двумя дощечками, и врезан в него медный образок. У православных, но и то не во всех местах края, к крестам прикрепляются эпитафии, вообще очень однообразного содержания, но иногда встречаются среди них достаточно характерные, например:
„О, человече, не возносись в(м)ного,
Вспомни, что смерть у порога.
Здесь как не ликовать,
А по смерти гроба не миновать".
Старообрядцы считают грехом писать эпитафии, но у богатых старообрядцев на памятниках они есть.
С первого дня Пасхи до Вознесенья много народа посещают кладбища, „христосуясь с покойниками", оставляя на могиле яйца, поют пасхальные стихи и по разным родительским субботам служат панихиды. Много можно слышать причитаний в эти дни на кладбищах, это сироты изливают своё горе.
Такая эпитафия встретилась мне на ковернинском православном кладбище на двух деревянных крестах. В Ковернине эпитафии пишет „ходячий облакат, Якыф Афанасич“, его можно видеть постоянно в трактире с книгой законов за пазухой. „За цолковый али за стакан вина напишет любо прошенье".
"Катания", "железка" и "очко": как развлекались ковернинцы
Ежегодно в Крещение в Ковернине устраиваются „катания". С утра съезжаются „со всей округи", не только с одной волости, но и из других; так много съезжается, что кататься можно только шагом, друг за дружкой. „О масленице не бывает такова катания". Приезжают на хороших „конях”, в приличных санках, с хорошей сбруей на лошадях. Одеваются, особенно девицы, в самые лучшие наряды, которые, может быть, весь год лежат на дне сундука. Кроме того, девицы привозят с собой по несколько платьев и одёжи, иногда и „займают" у других, и переодеваются в течение дня несколько раз.
Во всё время катанья стоят они по обе стороны улицы, а родители сзади их. Часов в двенадцать дня начинатся „катанье". Парни, катаясь, смотрят по сторонам—на девиц, выбирая себе „пондраву", „помысленную", потом приглашает прокатиться. Девицы, конечно, рады этому. Приглашение девицы парнем есть признак желания посватать эту девицу. С началом русско-германской войны полиция „стала разганивать катанья", как не подобающие в такое тревожное время, и этим стал уничтожаться обычай, заведённый „изстари“, с незапамятных времён.
В Ковернине уже давненько распространена картёжная игра в „очко", „железку" и „банчек“ и т.п. Летом играют в лесу, а зимой в укромной квартирке. Сам „Барин“ (пристав) преследовал картёжников, некоторые из них—„смельчаки" - говорили ему: „Ваше Высокоблагородие, а сами-то играйте, это ничево, можно?" — „Ну вот, сравнял себя с нами!" Действительно, азартно играло ковернинское начальство: земский начальник, пристав, судебный следователь, некоторые купцы играли также и оправдывались „страшенной скукой".
"По ковернинским мучительным дорогам…"
Теперь перейду к описанию жизни селений, окружающих Ковернино. Идёшь ли, едешь ли по ковернинским мучительным дорогам, по лесам и полям—иногда издалека увидишь, а то и сразу совершенно неожиданно попадаются забытые Богом и людьми деревушки с полуразвалившимся домиками, встречаются в них и пятистенные избы. Некоторые хранят ещё „старинку" из толстых брёвен с рельефно-резными карнизами. „Этто в старину была мода така“, но с ломкой домов большей частью уничтожается и старинная резьба (сжигается вместо дров).
Рамы в большой части задвижные (т.е. одна половина рамы неподвижная, а другая надвигается на нее по желобам, справа налево. Иногда бывают рамы, где обе половинки подвижные, в которые, заслышав колокольчики, высовываются головы, посмотреть, кто „едит“; если „барин" - тогда кланяются; пешему или проезжему указывают, как пройти и проехать, и толкуют о дороге: "Как выидишь из жилья-то, поверни направо, тамой будит (дорога), и иди с Богом прямо, а в другу деревню не ходи". Кстати сказать, крестьяне в любое время дня и ночи охотно укажут дорогу.
„Осередь" каждой деревни на столбе прикреплена доска с надписью: деревня Бабье, Соплиха, Кобелево, Сенники, Балуево, Повалиха, Полежаиха, Протасиха, Голодаевка, Хапаево, Радость, Горево, Погорелка, Безводное, Жулиха, Кулачиха и т. д., с указанием числа душ мужского и женского пола и с рукой, указывающей „трах" (дорогу) в соседнее селение и название его. На углах домов прикреплены дощечки с нарисованными лошадями, вёдрами, баграми, лестницами, топорами, означающими, кто с чем должен в случае пожарного несчастия явиться на пожар, а у угла одного дома приставлена доска с надписью: „ридовой дисятник", „ридова дисятня”, „сельскый староста"—это должностные лица, к которым нужно обращаться за содействием. Есть и полуразвалившийся пожарный сарайчик, иногда совсем не прикрытый, с безграмотной надписью: столько-то багров, топоров, лестниц, а в действительности в нём одна поломанная лестница да два шеста, а то и ещё проще —лежит рассохшаяся бочка на поломанной таратайке. От плохих забот о "пожарных несчастьях" иногда сгорают деревни чуть не целиком. Страховые агенты, правда, понуждают принимать противопожарные меры, а волостные должностные лица заставляют держать всегда наготове бочку с водой, с чем крестьяне соглашаются, говоря: „Оно, конешно, хорошо при нещасном случаи"... Но всё остаётся по-прежнему.
Среди деревенских плохих домиков и изб выделяются 1-2-3 дома „кулачков", „скупщиков", крытые железом, с резными наличниками— совершенно нового вкуса, обитые тёсом и довольно прилично окрашенные. Вход в избы со двора; если даже и имеется вход с улицы, то в него ходят обычно только по праздникам, во время свадьбы и когда выносят покойника. По обыкновению крестьяне многодетны. Живут грязно, в домах вонь, иногда нестерпимая. Спят на полу и на полатях. Зимой в доме овцы, телята, бывают в избах и мастерские— у рогожников, сапожников и других ремесленников. В доме бегают мыши, масса тараканов, клопов и других насекомых, а летом и мух „тьма тьмущая", и настолько тяжёл бывает воздух, что человеку, непривычному к их жизни, трудно дышать. Стены украшают лубочными картинами и всякими бумажками, находимыми детьми на улице: от конфет, чаю, табаку и т. п. Хоть и очень грязно в домах бедняков, но праздникам "рады“ и бедняки. К большим праздникам - Рождеству, Пасхе и Покрову— „прибираются": моют пол, очищают пыль и грязь, обмахивают иконы, на стены налепляют мучным клейстером новые картины, на полу настелют соломы, принарядятся и сами .
Почти все ковернинцы имеют по две бани: одну зимнюю - во дворе, а летнюю - на р. Узоле; и у крестьян, хоть „плохонькая", по-чёрному, а имеется „банёнка“. Как ковернинцы, так и крестьяне любят попариться. Иногда на недельке раза два и три можно видеть раскрасневшихся, распарившихся, еле бредущих из бани с вениками в руках. В летнюю страдную пору крестьяне лишены этого удовольствия и бывают в бане только по разику в неделю.
М. Зимин
Продолжение следует