Забытые предания и древние легенды… Как они волнуют сердца странников, будоражат кровь и распыляют воображение… Летопись любого поселения хранит множество необыкновенных историй, в которых реальные события переплетаются с досужими домыслами. Всё сложнее с течением времени последующим поколениям становится отделить одно от другого. Так и появляются легенды, предания, поверья, в которых, по сути, кроется объяснение того, что у иных мест своя, особая энергетика. В Белбажском крае колыбелью старинных легенд является Свято-Троицкий женский монастырь, где когда-то жила блаженная старица Елизавета, наделённая даром предвидения. О ней-то и будет мой очередной "сюжет".
Кумачовый сарафан и алая лента
Как выяснилось, о жизни подвижницы Елизаветы Ивановны Борисовой, которую ласково прозвали Лизонькой Блаженной, известно крайне мало. Родилась она в уездном провинциальном городке Макарьев на Унже в конце XVIII столетия в бедной мещанской семье. До 17-летия жизнь её ничем не отличалась от жизни обыкновенных людей, но именно с этого времени характер её взаимоотношений с обществом резко изменился. Отстранившись от всяческих житейских забот, девушка приняла на себя образ "притворного малоумия", стала носить ярко-красный кумачовый сарафан, вплетать в косу красную ленту. И зимой, и летом босая бегала она по улицам родного города, преследуемая детворой, которая сопровождала бедную девушку не только язвительными насмешками: зачастую вслед юродивой летели песок, грязь и камни.
В житейском представлении юродство непременно связано с какими-либо душевными или телесными недугами, но на Руси юродивыми также называли людей, принимавших на себя из любви к Богу и ближним один из подвигов христианского благочестия. Вступившие на этот тернистый путь спасения души не только добровольно отказывались от удобств и благ земной жизни и от выгод жизни общественной, от родства самого близкого и кровного, но принимали на себя вид безумного человека. Они не стеснялись говорить правду в глаза сильным мира сего, обличали людей несправедливых и забывающих слово Божие, радовали и утешали людей благочестивых и богобоязненных.
Истинное юродство "Христа ради" – это добровольно принимаемое на себя мученичество, сопряжённое с перенесением насмешек, унижений и даже оскорблений от людей, не понимающих желания достичь совершенства в смирении. Всякий подвижник неизбежно должен был проявить высшую степень евангельского самоотречения, неся крест лишений и озлоблений до самой гробовой доски. Такова была жизнь и рабы Божьей Елисаветы, благоговейно вспоминаемой сёстрами Троицко-Белбажского монастыря.
В святую обитель
Всюду гонимая, Елизавета нашла было приют на соборной колокольне. Сколько зимних ночей раздетая и разутая провела она здесь – известно одному лишь Господу Богу. Когда же это убежище было открыто, соборные сторожа беспощадно изгнали её. Единственным временем, когда её оставляли в покое, были часы церковных богослужений. Так продолжалось несколько лет, в течение которых бездомная, холодная и голодная, преследуемая людьми, несла раба Божия добровольно взятый ею на себя крест Христов. Люди же верующие "в загадочных и бессвязных словах и намёках юродствующей девы уразумевали таинственный смысл, имевший непосредственное отношение к их собственной жизни". Так, однажды Лизонька надела свой ярко-красный сарафан и пошла по деревне, плеща водой из ведра на дома и постройки… Всё прояснилось, когда через некоторое время слобода полностью выгорела.
При восьмой игуменье Троицко-Белбажского монастыря Софии (1819-1836 гг.) Елизавета, босая, в красном кумачовом сарафане, не имея при себе ничего более, пришла в названный монастырь. Представ перед игуменьей, просила она принять её в святую обитель. Но монастырь, только что начинавший второе столетие своего существования, далеко не отличавшийся внешним благоустройством, нередко терпящий нужду, богатый только своею нищетой, не мог раскрыть перед Елизаветой свои врата, тем более что был убеждён в полнейшей её бесполезности. И игуменья София наотрез отказала Елизавете.
Но здесь случилось повторение изумительной страницы из истории подвижничества, когда приходившие к вратам обителей решались лучше умереть перед ними, нежели возвращаться в грешный мир. Несмотря на полученный от игуменьи решительный отказ, Лиза осталась жить у ворот монастыря, во всём помогая сёстрам. Настойчивость и трудолюбие девушки не остались незамеченными: позднее игуменья изменила своё решение, разрешив Елизавете остаться жить при монастыре.
Провидица
Далеко распространилась слава Лизоньки, как называл её благочестивый, с благоговением относящийся к подвижникам Христовым народ. Целые толпы страждущих и обременённых скорбями, бедами и напастями стремились в Белбажскую обитель к прозорливице за духовным советом и благословением перед принятием жизненно важных решений.
Составитель книги "Мученики, исповедники и подвижники благочестия Российской Православной Церкви ХХ столетия. Жизнеописания и материалы к ним" иеромонах Дамаскин (Орловский) отмечает: "Прозорливость её была поразительна. Так, Вера, послушница игуменьи Крестовоздвиженского монастыря матери Назареты, когда ей было двенадцать лет, ходила к блаженной за благословением идти в монастырь. Помолчала она, а потом сказала: "Потом придёшь, когда матушка уедет".И потребовала себе киселя. Морщилась и не ела.
Вера вернулась домой и прожила в миру до восемнадцати лет. Наконец, она решилась просить родителей отвезти её в Крестовоздвиженский нижегородский монастырь и приехала в тот самый момент, когда у игуменьи скончалась ("уехала") её келейница. На её место и взяли Веру. В монастыре за трапезой почти каждый день подавался кисель, которого она терпеть не могла.
О блаженной Елизавете много рассказывал и основатель пустыни Св. Параклита о. Дорофей, который в юношеские годы любил весёлую жизнь. Как-то раз ещё семинаристом ехал он с братом-священником в Ветлугу. Брат позвал его: "Заедем в Белбажский монастырь к Елизавете Ивановне". Предварительно заглянули на базар за гостинцами. Хотелось ему купить и яблок, и арбуз, но арбуза не нашлось, и семинарист посмеялся: "Хороша она и без арбуза".
Приехали в монастырь, пошли к блаженной. У неё был отдельный домик в одну комнату, в которой она построила крошечную каморку, где и жила в страшном смраде и грязи, а народ принимала во внешней комнате. Вышла она к ним и начала вслух молиться Царице Небесной, припевая. Да молилась так долго, что семинаристу надоело ждать, и он стал думать: "Ну какая это молитва, когда она молится вслух…". И тут она обернулась и говорит: "А как же ещё нужно молиться?" Потом похристосовалась со всеми, а с ним не стала:
- Он ангел, с ним нельзя.
- Что ты, блаженная, - говорит будущий иеромонах Дорофей, - я в монахи не собираюсь.
- Нет, пойдёшь.
Потом приняла от них яблоки и говорит:
- Хороша и без арбуза…
Весь облик блаженной, её слова сильно подействовали на душу юноши. Весь день и ночь он не знал покоя и сна, что было для него редкостью, молился Богу и думал: "Вон, какой я сразу примерный стал…".
Наутро он снова пошёл к блаженной Елизавете Ивановне. В наружной комнате её не было. Тогда он подошёл к окошку, которое было прорезано во внутреннюю комнату, и заглянул. Она также подошла к окошку и хлестнула его изо всех сил.
- Что ты! Что ты делаешь?!- он едва не кричал от боли.
- Надо из тебя как-нибудь дурь-то вышибить, а то ничего не видя, возомнил о себе.
Однажды пришла к Лизе вдова умершего священника из подмонастырской слободы, "наследовавшая от него весьма обширный и для неё, совершенно одинокой, могущий составить лишнюю обузу дом".
- Как, - говорила она, - буду жить, как и чем при сиротстве моём поддерживать дом?
- Не горюй, матушка, - отвечала ей Лиза, – в доме твоём в своё время будет училище.
И действительно, через двадцать лет после предсказания стараниями местного священника дом этот был приобретён для церковно-приходской школы. Часто говорила Елизавета о будущих сооружениях монастыря, удивляясь обширности монастырских зданий, когда их ещё и в помине не было.
Можно привести и другие случаи проявления дара предвидения подвижницы, но, пожалуй, стоит упомянуть ещё о двух. После удаления на покой настоятельницы монастыря игуменьи Евпраксии (1865-1870гг) и до назначения на её место Екатерины (1870-1883гг) с Лизой происходило что-то непонятное. На нескольких приходивших к ней сестёр набрасывалась она с бранью и топотом ног. Все понимали, что она хочет о чём-то их предупредить.
И что же? По прибытии в обитель новой настоятельницы, назначенной из Костромы, именно они первыми испытали всю тяжесть характера матери игуменьи. А задолго до злополучного 1 марта 1881 года Лиза начала носить монастырскую шапку совершенно небывалым образом - задом наперёд. Последовавшие события оправдали эту странность юродивой: со смертью Александра II течение исторической жизни России потекло по совершенно иному руслу.
"Ну, старичок, ляг на бочок…"
Истекали десятилетия, менялись игуменьи, да и многие монахини уходили в вечность, на смену приходило новое иноческое поколение, а Елизавета продолжала жить так же, как жила здесь в первые дни своего прибытия. То же убогое ложе служило ей временным успокоением. Тот же бессменный красный сарафан был её одеянием. Только в последние годы жизни ввиду своей глубокой старости и немощи сделала она послабление строжайшему подвижничеству – стала носить обувь. Её уже окружало всеобщее почтение, и ничего в монастыре не предпринималось без её благословения.
Все обстоятельства показывают, что день и час кончины Господом был открыт ей заранее. За несколько дней до него Елизавета стала раздавать святые иконы некоторым близким ей по духу сёстрам. Отправлявшейся же по монастырским делам в Кострому игуменье Екатерине прямо сказала, чтобы та не заживалась там, так как она, Лиза, должна скоро умереть.
Что, впрочем, и сбылось. 24 июня (7 июля н.с.) 1875 года в 11 часов утра, когда прозвонили к монастырской трапезе, подвижница осенила себя крестным знаменем, сказав: "Ну, старичок, ляг на бочок" - и тихо и безмятежно скончалась, имея 90 лет от рождения.
Искренне оплакиваемая сестрами, при многочисленном стечении почитающего её народа и по совершению над нею тремя священниками чина погребения, она 27 июня была предана земле за алтарём соборного храма.
После установления советской власти в 1924 году Троицкий женский монастырь был закрыт. И лишь с апреля 2009 года он стал действовать как скит Свято-Троицкого Серафимо-Дивеевского монастыря. Сегодня Белбажская обитель, Свято-Троицкое архиерейское подворье, возрождается к жизни, а могила Лизоньки, которая вместе с захоронениями других монастырских жителей находилась в полнейшем забвении, восстановлена и вызывает особый интерес у многочисленных туристов, приезжающих в эти края.
Аркадий Мимоходов
При написании статьи использованы материалы Белбажской сельской библиотеки, брошюры И.С. Харичева "Подвижница ХIХ столетия Блаженная Елизавета, в подвигах юродства о Христе в Троицком Белбажском монастыре подвизавшаяся".
Фото: www.vk.com/belbazh_monastyr и архива редакции