Вывод войск из Афганистана в 1989 году, и то, как воины-афганцы воевали, – это реальные события, подтверждающие стойкость, мужество и их боевую доблесть.
В канун памятной даты мы встретились с Алексеем Калининым, председателем организации "Залесовское районное отделение Алтайского краевого объединения российского Союза ветеранов Афганистана".
– Алексей Михайлович, ваше объединение действует с 2000 года. Расскажите, как начиналась общественная работа.
– Нас собрал военком Сергей Иванович Савостин. Обсудили тему, утвердили устав, подтвердили в юстиции. На всё ушло около года. Благодаря вовремя сделанному шагу, вместе мы оформляли льготы, соц. пакеты, надбавки для наших ребят. Позже, так как поступлений на счёт у нас не было, а отчёты приходилось сдавать регулярно, организацию как юридическое лицо закрыли. Сейчас, пусть и небольшая, помощь идёт из краевого сообщества.
Всего в Афганистане служили 25 уроженцев Залесовского района, многие потом уехали. На момент оформления организации у нас насчитывалось 18 "афганцев", за девятнадцать лет пятерых уже похоронили…
– За столькие годы вы сплотились, стали почти одной семьёй. В неформальной обстановке встречаетесь?
– Конечно. Кто-то приезжает с проблемой, сядем, кофе выпьем, поговорим. Чем можем помогаем друг другу. В первые встречи мы проводили мероприятия своими силами, без концертов. У меня супруга тогда на "девятке" работала. Помню, раздали всем повестки со смыслом: "Афганцы, с жёнами приезжайте!" Они думали, первая чеченская компания началась, всё – на войну. А вышло, что вместо проводов состоялась тёплая дружеская встреча. Так и вошло у нас в традицию – встречаться на праздниках с супругами.
– Вспомните, как вы попали в Афганистан. Считалось, что насильно туда никого не отправляли…
– Я призван на службу в 1985 году. Увезли нас в Бийск, переодели в форму. Здесь нас было 50 человек из Алтайского края и ещё 200 – из других регионов Сибири. Вместе нас отправили поездом в Казахстан, где и состоялась переподготовка водителей. Как только мы приехали на сборный пункт, нас построили. Подполковник, только что вернувшийся из Афганистана, сказал:
– Вы будете готовиться к службе в Ограниченном контингенте советских войск в Афганистане. Кто не хочет – шаг вперёд.
Все стоят. Каждый думает: "Что я – хуже всех?"
Так, в феврале 1986 года самолётом из Алма-Аты мы улетели в город Шинданд. Я попал в автомобильно-санитарный взвод, прикомандированный к медсанбату. Задача – принимать с бортов раненых, "груз 200". Я в боевых операциях не участвовал, единственно – два раза попадал под обстрел, когда вывозили раненых из кишлака.
– Вам было всего 18 лет, другое мироощущение…
– Сначала было немного страшно… Но служить хотели. Казалось бы, та же служба: подъём, зарядка, выезды. Борты ночью садились, "спасатель" ночью улетал, "Тюльпан" тоже. Соответственно выезжать приходилось ночью в сопровождении БТР. Все проезды через посты – по пропускам, боевые действия шли, всё же понятно...
– Было понимание того, что в любой момент вас может не стать?
– Тогда таких мыслей не было. Мы почти все были одного возраста. Основная задача – помощь. Когда в 1986 году произошло перемирие, в основном должна была воевать афганская армия, а мы – стоять на блоках. Если был обстрел, – наши в ответ не могли стрелять – стояли, ждали приказа. Только когда повзрослел, дома эти мысли пришли.
– У вас было общее представление о военной обстановке?
– Нам объясняли так: идёт холодная война, южные рубежи Советского Союза нужно охранять. Пацаны брали караваны с наркотиками, с оружием. Мы тогда не представляли, что всё это может пройти в Советский Союз. Я не считаю себя ветераном, мы – участники боевых действий, воины-интернационалисты.
– Все были плечом к плечу, или прослеживалась "дедовщина"?
– Это было везде. Но когда ребята выходили на боевое задание, "дед" молодого и научит всему, вплоть до того, как ноги не натереть. А в казарме по-другому: воспитывали, конечно, но до смертоубийства не доходило.
– В Афганистане было общение с местным населением?
– Рядом находился кишлак. Оставив оружие, мы заходили в мечеть посмотреть на красоту, которую словами не передать.
– Интересен психологический момент. При общении напряжение было во взгляде, в жестах?
– Мирное население, ходившее с плугом, хотело мирной жизни. Знаю, что душманам платили за убитых солдат, за сбитый самолёт. Мы у них спрашивали: "Сейчас ты два года отслужишь – что дальше?" На что он, пожав плечами, отвечал: "В горы пойду".
Но общаться с местным населением запрещалось. Наказание – вплоть до тюрьмы. Надо сказать, посадили не одного солдата. Нужно было держать ухо востро.
Я уже "дембелем" был, когда у нас две бригады ушли. Из 44 человек – 41 вернулся в цинковом гробу. Выходит, я через полторы недели улетел домой, они должны были тоже лететь... Многих знал в лицо, конечно.
Одна бригада попала в засаду, вторую вызвала, и вот… Очень страшно.
Тогда думали: идёт служба и идёт. Сейчас понимаешь, что в любой момент мог снайпер сработать. У нас с Алтая много и инвалидов, и погибших. Земля им пухом, и вечная память…