Выцветшая от солнца и соленого пота, она лежит на верхней полке шифоньера. Отцовская пилотка… Тогда – в сорок пятом, когда возвращались с войны уцелевшие фронтовики, Витька, карапуз, прибежал на Жерновский вокзал встречать отца, думая, что он тоже возвращается домой. В гибель его, о которой сообщало присланное извещение, не верилось.
Он вглядывался в обветренные, обожженные войной лица солдат, с нетерпением спеша увидеть улыбающееся лицо отца, каким он его запомнил в пятилетнем возрасте. Узнает ли он сейчас сына? Но солдаты проходили, а отца не было… Витька юлой сновал между ними и спрашивал: "Не видели?.. Но не получал нужного ему ответа.
- Как же не видели? – чуть не плакал мальчуган. – Он же воевал! Громил фрицев…
Витя тянул к солдатам свои ручонки и что-то все говорил, говорил и спрашивал. А вокруг гудело, как в пчелином улье. Люди обнимались, целовались, плакали. Только Витя ходил как неприкаянный, надеясь на чудо. Ведь говорила бабушка, что могли перепутать фамилию, ошибиться с этой похоронкой…
Привокзальная площадь пустела. Дул теплый ветерок, светило солнце, из громкоговорителя лилась музыка. Мимо мальчика, стоявшего возле дерева, прошел одинокий солдат и Витька побежал за ним.
- Дяденька, дяденька…
Боец обернулся вполоборота, смерил Витьку прищуренным взглядом, и не успел открыть рот, как он спросил снова:
- Дяденька, папу моего не видел? На войне он из пушки стрелял…
- Из пушки?.. – смежил брови солдат.
- Да, из нее лупил по фрицам, но нам прислали, что он погиб, а я его жду. Он придет, правда?! – заглядывал Витя фронтовику в глаза.
Тот молчал и смотрел куда-то мимо его глаз, как будто там что-то видел. Потом присел, взял ребячьи ладошки в свои шершавые и тяжелые ладони и спросил, чей он будет. А узнав, вдруг подхватил Витьку на руки, прижал к груди и тихо повторял:
- Похож, ох как похож ты на отца-то! Как две капли воды похож. Мы с Афанасием, твоим отцом, друзья! Из одной пушки фрицев били, храбрый был. Под пулями, как под дождем ходил. Меня однажды спас, накрыв от разрывного снаряда собой. Не он – хана бы мне была! А Афанасий спас. Витя слушал его, и в его тело вливались тепло и радость, печаль исчезла, и солнце светило, как казалось, еще ярче.
- И про тебя папка рассказывал.
- Да? – обрадовался Витька. – А где он сейчас? Почему не пришел вместе с Вами?..
Солдат опустил мальчугана на землю, погладил по голове, и тихо, дрожащим голосом, ответил:
- Ранен папанька твой, Витя. В госпитале лежит. Прагу освобождали – там и ранило. Мужества ему не занимать. Вылечится и приедет. Письмо, наверное, скоро пришлет. Так что жив твой папанька, жив…
Витька тогда был самым счастливым человеком на свете! В нем все плясало и искало выхода. Он хотел бежать домой, обрадовать маму и бабушку. Но тут солдат взял его за руку:
- Подожди… вот отец подарок прислал…
Он хотел что-то еще дать, но Витька, позабыв сказать спасибо, уже мчался со всех ног домой, то и дело поправляя на голове пилотку. Дома была бабушка, и споткнувшись на пороге, выпалил – как выстрелил:
- Папа жив! Пилотку прислал…
Бабушка так и осела на пол, и смотря на внука, как на полоумного, верила и не верила его сообщению. Поднялась, обняла сироту и заплакала.
- Кто тебе сказал, что отец жив? – спросила.
- Солдат на станции. Он с папой стрелял из одной пушки. Вот пилотку передал, и протянул ее бабушке.
Она долго рассматривала ее, уже выцветшую, поношенную, слегка обожженную, вертела в руках, подносила к губам, вздыхала, словно хотела по запаху узнать своего сына. Слезинки, как горошинки, катились по ее рыхловатым щекам. Бабушка вздрогнула, посмотрела на Витю и спросила:
- Где, говоришь, видел солдата-то?
- На станции. С фронта возвращался. Там много их было.
- А ты спросил, где отец-то твой, мой сыночек?
- Ранен он, в госпитале. Скоро придет, солдат говорил.
- А госпиталь-то где, спросил?
- Не-е-ет, - закачал Витька головой. – Но папа скоро письмо пришлет.
- Пришлет ли? – опустила глаза бабушка. – Он давно бы прислал, если бы… Афанасеньку своего я знаю, не молчал бы он.
- Да ранен же…
Они говорили и жалели, что Витька не спросил у солдата адреса.
Пилотка переходила из рук в руки. Бабушка прижимала ее к груди и все повторяла:
- Может, и правда, что жив Афанасий?
На ее лице играла улыбка. Она перекрестилась, стала рассматривать висевшие на стене фотографии, а Витька, нахлобучив пилотку низко на лоб, побежал на улицу.
Шли годы. Отец так и не пришел, и письма не прислал. Тот солдат, значит, сказал ему тогда неправду. Но Виктор Афанасьевич не винит его. Ведь он подарил семье радость и надежду, которая вселилась в нее и помогала жить. Все уверовали, что пилотка действительно отцовская. Витя показывал ее мальчишкам, и долго-долго носил. Он гордился отцом. Своим детским умом ощущал что-то особенное в этой пилотке и хотел быть, как и отец, мужественным, честным, стойким. Он понял, что его папа был настоящим солдатом и отдал свою жизнь за Отечество…
Отцовская пилотка…
Тогда, в сорок пятом, Витьке Аверину подарил ее вернувшийся с войны солдат, у которого глубокой бороздой лежал шрам на подбородке, а лицо было иссечено осколками. Витя запомнил его. А отец для него бессмертен…